Когда они уже оказались в салоне, усевшаяся тут же представительница министерского департамента не смогла удержаться и, стараясь казаться радушной, съехидничала:
– Неприятности? Не переживай, подруга, так сильно: сегодня, уверена, все разрешится, и либо ты пойдешь на «улицу», а затем, как сказал подполковник, ко мне на поклон, либо же мы схватим преступника и ты поедешь за орденами – одно из двух, а третьего не дано, правда?.. Ты ведь еще можешь погибнуть, но, я думаю, до этого не дойдет.
Было видно, что Шуваёва мстит за свою неудавшуюся любовь и как только может издевается теперь над более везучей соперницей – хотя в создавшейся ситуации так рассуждать будет не очень-то правильным и корректным, – стараясь выместить на ней сейчас всю свою злобу, внешне, однако, умудряясь сохранять самое дружелюбное настроение. Анастасия же в свою очередь страстно желала вцепиться той в глотку, и удерживали ее от этого душевного буйства только чувство собственного достоинства, да разве что еще служебная дисциплина.
Через полчаса поисковая группа достигла наконец отправной точки отсчета, где участвующие сотрудники рассредоточились в одну линию не по какому-то строго определенному принципу, но, главным образом, чтобы было видно соседнего, как с той, так и с другой стороны шеренги, идущего сослуживца, теперь временно становившегося напарником. Анабель выбрала свое место – то ли случайно, то ли умышлено – так, чтобы с правого бока от нее оказалась Юлиева, а с левого – подполковник Бунько. В конце концов, когда уже каждый занял отведенное ему место, по длинной цепочке, не знавшей в этом случае ни конца и ни края, пронеслась команда, пока еще отдаваемая Евгением Захаровичем, что пришло время двигаться в путь; движение началось и, стараясь ступать по возможности не спеша, каждый внимательно изучал отведенный ему для созерцания сектор леса, постепенно сменяющийся своими ландшафтами.
Они двигались уже не менее трех часов и постепенно и провинциальная сыщица, и ее некогда грубый начальник, теперь, соответственно обстоятельств, значительно присмиревший, стали отмечать, что с правого края у одной, а с левого – у другого не стало отмечаться сопутствующих им полицейских сотрудников. Такое непредвиденное, а главное, странное обстоятельство заставило бы задуматься кого угодно – правильно ли они двигаются, по своему ли маршруту? – и эти своеобразные личности, где каждый выделялся по-своему, не стали тому исключением; правда, сначала они думали, что это явление временное и по какой-то неизвестной причине цепь идущих расширилась, определенно при том надеясь, причем и тот и другая, что это явление не постоянное и раздавшаяся часть непременно сомкнется, и до самого последнего момента держали эту, как они считали, случайность в своих только тревожных думках, до поры до времени не озвучивая ее остальным.
– Вот так-так! – неожиданно воскликнул начальник, когда все его нахлынувшие сомнения постепенно стали уверенностью и когда они уже оказались у подножия незнакомого им холма и стали взбираться вверх по его склону. – «По ходу» мы заблудились: я не вижу со своей стороны ни одного полицейского… А как там у вас?! – крикнул он по еще сохранившей части шеренги, через Шуваёву получив ответ от оперативницы, что и она не наблюдает никого из тех, кто был снаряжен на установление местонахождения преступного логова.
Озадачившись таким непредвиденным происшествием, вся троица собралась в единую кучку и стали держать совет. Первым выступил подполковник Бунько, задавший вполне закономерный вопрос:
– Кто-нибудь знает, где мы сейчас находимся и что это, вообще, за такая местность? Про себя сразу говорю, что хотя я и имею за плечами уйму прожитых в этой местности лет и нередко выбирался в этот лесной массив за грибами, однако при всем при этом именно здесь оказался впервые, и что это за участок лесопосадки – лично мне неизвестно… может быть, ты, Настасья, сможешь определить, где мы теперь находимся, и, надеюсь, кто-нибудь мне ответит: как так получилось, что мы выбились из общего строя и сбились с маршрута?
– Я могу это сделать, – вдруг неожиданно резко и грубо промолвила Анабель, одновременно придав своему распрекрасному личику какое ни на есть жестокое выражение и доставая из дамской сумочки заранее обнаженный кортик фашистского офицера времен Великой Отечественной войны, – «швайнехунд»! – крикнула она на чисто немецком наречии, в тот же миг перерезая острозаточенным клинком так ничего и не понявшему руководителю горло.
Тот обхватил шею руками, словно бы пытаясь таким образом остановить хлынувшее сплошным потоком кровотечение, но вырывавшаяся наружу кровь в тот же самый миг заполняла и глотку, прекращая подачу воздуха в легкие, и сбивая, и постепенно останавливая дыхание. Прошла минута, другая и в конечном итоге бывший начальник полицейского отделения города Икс, с честью закончивший свой послужной путь, упал на колени, а затем ткнулся лицом в рыхлую почву, где и испустил свой негодующий дух. Вместе с тем момент его конца так никем из присутствующих и не был замечен, так как они в этот момент сосредоточили свое внимание на совсем иных обстоятельствах, а именно: перерезав Бунько горло, клинок в дальнейшем проследовал обратно, Юлиева же, только теперь осознавшая, в какой жестокий попала она переплет и кто на самом деле является тем беспощадным убийцей, что терроризирует в последние несколько дней их маленький город, где за последние годы из правонарушений совершались, единственное, семейные скандалы, кражи да в крайнем случае мошенничества и, самое тяжкое, грабежи, опешила от внезапно представившейся ей разгадки, но все-таки по отработанной привычке дернулась правой рукой подмышку, чтобы извлечь оттуда табельное оружие и поразить им вдруг образовавшегося врага. Но!.. Как следует понимать, Анабель не была такой уж и полной дурой и предвидела нечто подобное, что стало понятно из ее последовавшей за этим реакции, и не успела еще провинциальная сыщица извлечь наружу свой пистолет, как из ее модной сумки показался уже знакомый оперативнице шарик, подвешенный на простой, тонкой нитке. Лишь только улицезрев этот злосчастный предмет, глаза девушки испуганно заблестели, но рука, в отличии от разума, продолжала свое натренированное движение и уже даже смогла ухватиться за ручку; однако, как всегда бывает в подобных случаях, быстрее оказался тот, кто был более подготовлен, а главное, самолично спровоцировал это событие… Раздался звук удара пальца о палец, заставивший Настю замереть на месте, а последовавший за ним голос гипнотизерши все враз расставил по своим, строго определенным зловещим «сценаристом», местам:
– Первый щелчок – и ты обездвижена; второй щелчок – и ты теряешь дар речи; третий щелчок – и ты уже крепко спишь.
Да, Шуваёва, проводя над Юлиевой гипнотический сеанс в тот день, когда она только прибыла в этот город, предусмотрительно заложила в мозг невольной пациентки программу, активизирующуюся, как уже установлено, видом того самого шарика и движениями руки, которыми полицейская тогда приводилась в сознание; теперь же, при описанных обстоятельствах, этот небольшой предмет и нехитрые вроде бы действия стали отправной точкой по введению ее в беспомощное состояние, путем погружения головного мозга в бессознательный транс. Голубоглазая красавица, лишившись осознанной точки опоры, стала заваливаться назад; Анабель же, предавшись каким-то своим мыслям, никак при том не выражающим сострадание, дернулась даже в ее сторону, чтобы подхватить и смягчить неожиданное падение, в конечном итоге резко отпрянула назад, предоставив противнице безвольно плюхнуться на спину. Все это произошло настолько быстро, что Евгений Захарович был еще к этому мгновению в сознании и, разбрызгивая вокруг себя кровь, своим затухающим взглядом видел всю ту страшную трагедию уже вполне состоявшейся драмы. «И как только я со своим огромнейшим опытом не смог ее вовремя раскусить?» – было последнее, о чем офицер смог подумать и тут же скончался (он так и не смог в полной мере осознать, что же с ним в действительности случилось и как он смог попасть в такую коварнейшую ловушку).
Возможно, покажется удивительным, но одна из красивейших девушек, неожиданно начавшая высказывать ругательства по-немецки, подхватив оперативницу подмышки (предварительно выхватив у нее из-за пазухи пистолет), довольно легко потащила ее вверх по пологому склону. Ей пришлось потратить на путь около десяти минут времени и протащить свою, не менее прекрасную, ношу, нежели была и сама, примерно пятьсот футов, после чего, оказавшись в явно знакомой местности, она небрежно бросила бессознательное тело на землю, а сама достала из кармана связку миниатюрных пультов управления; ухватившись за нужный, она нажала, как всегда в таких случаях, зеленую кнопку (красная идет на закрытие), и неожиданно прямо под ее ногами земля вначале стала проседать вниз, а затем резко взметнулась вверх, образов небольшой проем в скалистое углубление, однако достаточное, чтобы в него свободно пройти рослому человеку. Последующие ее действия показали, что ей нужно именно в эту пещеру, в одно и то же время отдающую мрачным холодом и каким-то кошмарным ужасом; но, видимо, преступную красотку такие обстоятельства ничуть не пугали и чувствовала она себя здесь вполне привольно, проще сказать, как дома. Продолжая свой жуткий путь, она подхватила Настю под плечи и устремилась в темную даль длинного коридора, где лишь на значительном удалении начинало мерцать слабое освещение – ну, а необычная дверь? – она, после нажатия красной кнопки, соответственно, сразу закрылась, погрузив скальное пространство в еще большую, практически непроглядную, темень.
Глава XX. Жуткое подземелье
Очнулась Юлиева, будучи полностью раздетой и подвешенной за руки к потолку, к которому была надежно прикована железными кандалами, находясь в страшной, просто ужасной комнате, выдолбленной самой природой в скалистом образовании; повсюду были навалом разбросаны костные человеческие останки, а прямо перед ней находился хирургический стол, где с помощью кожаных ремней был зафиксирован в лежачем положении ее пропавший возлюбленный – и он также был полностью голый. При подобных обстоятельствах любой нормальный человек, даже и не облаченный в тело красивейшей представительницы слабого пола, непременно бы вскрикнул, и эта девушка в том числе не стала отступать от укоренившегося среди людей самого обычного правила, наполнив помещение грота эхом громкого вскрика. Не стоит удивляться, что лежавший до этого неподвижно спецназовец, услышав столь бурное проявление чувств, медленно поднял кверху свои отяжелевшие веки, приоткрыв измученные глаза и устремив их на самого дорогого ему человека, находившегося сейчас не в менее плачевном положении, нежели