Конечной остановкой москвичей, приехавших на разведку, был городок Кондинск. Там был свой аэропорт, речной порт. Дремучая тайга окружала Кондинск со всех сторон.
Несметное количество комаров и прочего гнуса мешали жить на этой благодатной земле.
Поселились в гостинице. Удостоверения газетчиков давали зеленый свет во все учреждения и организации. Рыбколхоз, когда-то знаменитый, теперь пробавлялся остатками от прошедших на собственных катерах аристократов, с мордами костоломов, Севера.
Снасти были неравноценными и аппетиты тоже. Приезжающим на рыбалку нужна была осетровая икра и большие рыбы со вспоротыми брюхами печально гнили на берегу. Там, где жители были поближе к местам разбоя на реке, забирали задыхающуюся в смертельной агонии рыбу. Но наводить порядок на водных северных просторах Алексею дано не было.
Сначала он попытался разыскать Салмана Ведиева, через администрацию Сельского совета нужного им поселка. Там рассказали, что за рекой имеется заимка и там проживает старик с такой фамилией, а он это или нет они не знают.
— Ишь ты, не боится значит, если фамилию не сменил. А может просто однофамилец.
Это в Москве транспорта всякого множество, а здесь на Севере про трамваи не слышали, троллейбусы тоже. Автобус, лодка-моторка заменяли весь транспорт. Села располагались вдоль рек и самый что ни на есть близкий путь — через лодочку с мощным мотором.
Путешествовали уже третью неделю, а нужный им объект не нашли.
Медведев разговаривал мало, был грубоват, но с Алексеем почтительно придерживался субординации. Знал бы Алексей, что полковник Медведев, костолом и человек без принципов, ни за что не поехал бы с ним в командировку. Его же спутник хоть и малоразговорчив, но четко выполняет все, что положено делать приставленному как бы в ординарцы офицеру к высшему по званию. Они имели с собой карту с подробным нанесением всех населенных пунктов, рек, озер, притоков, лесов.
В обед пришел Вадим и сказал Алексею, что арендовал моторку с хозяином в придачу, который поработает с ними по розыску Ведиева.
Ляля с кислым видом, небрежно одетая сидела в своей комнате и ожидала мать.
— Куда она запропастилась? — раздраженно думала она.
Ее беременность ей наскучила, была в тягость и она готова с крыши прыгнуть лишь бы освободиться поскорее от тяжкой ноши.
— Зря я позволила себе такую «роскошь». Теперь еще и пеленки, бессонные ночи.
А она привыкла вставать не раньше десяти часов утра. И получать в постель вкусный завтрак, приготовленный мамой.
— Я даже трусики свои не стирала ни разу, а тут запачканные пеленки, гадость какая, — думала она с раздражением.
И на Алексея сердилась, виновника ее теперешнего положения.
Мать появилась нескоро. У Ляли терпение лопалось.
— Где ты так долго?
— Привыкай, голубушка, скоро сама все будешь делать, смотреть за ребенком, готовить ужин и все прочее.
— А ты куда?
— Замуж выхожу, за генерала.
— С ума сошла, я что буду делать?
— Ты взрослая, знала на что шла.
— Но я не умею.
— Научишься.
— Я не хочу.
— Это твое дело.
— Ты, мама, всерьез уйдешь от нас?
— И очень скоро.
— Но я не смогу жить без тебя с ребенком?
— Не нужно было заводить.
— Но теперь-то что мне сделать, чтобы исправить положение?
— Есть много разных возможностей.
— Каких?
— Отдать богатым людям бездетным.
— С ума сошла? Что мне муж скажет?
— Тебя интересует его мнение?
— Я люблю его.
— Как только я уйду от вас и вы сядете на его зарплату — любовь пройдет.
— Но как отдать можно своего ребенка?
— Ты сможешь его растить без меня?
— Нет, конечно. Я не люблю детей, они сопливые и пеленки приводят в ужас от одного только представления о них.
— Тогда собирайся.
— Куда?
— Исправлять положение пока твой муж отсутствует.
— И что мы будем делать?
— Увидишь. Собирайся.
Очень скоро две женщины садились в вагон поезда дальнего следования.
— Куда мы? — спросила дочь.
— Все равно, только подальше от Москвы.
Проехав часов сорок, они рано утром прибыли на станцию под названием Развилка.
— Странное название, сказала Нонна Сергеевна. Здесь что, село или город?
— Городок небольшой. Километрах в десяти отсюда.
— Мы здесь сойдем, дочери нужно в больницу.
— Я вижу, вы в опасное путешествие пустились в ее таком положении.
— Рожают везде, — ответила Нонна.
— Так-то оно так, — покачала головой проводница.
Пассажирки высадились. На перроне были видны их одинокие фигурки. Внезапно Ляля охнула и схватилась за живот.
— Началось, — подумала Нонно Сергеевна.
Она быстро забежала к дежурному по станции, вызвала «скорую» и их доставили в городскую больницу, единственную в этом городе, но имеющую свое родительное отделение.
Вскоре крики изнеженной Ляли огласили родильное отделение. Ее уговаривали, но она кричала пока схватка не отпускала ее. Потом начиналось все снова. Врачиха-акушер сердито внушала ей, что необходимо успокоиться.
— Все рожают, — но такой беспокойной я еще не видела.
— А-а-а, — надрывалась Ляля.
Мать беспокоилась. Она вызвала врачиху и попыталась сунуть ей денег.
— Вы что хотите, чтобы я за нее родила? — рассердилась врач и отбросила протянутую руку с деньгами.
— Какие некультурные здесь, — возмущалась Нонна Сергеевна, сидя в коридоре приемного покоя, на втором этаже которого сейчас надрывалась ее дочь.
Она долго орала, беспокойная мамаша, всполошившая всех, и роды у нее протекали нервно, врачи боялись, как бы это взбалмошное существо не задавило своими беспрерывно двигающимися ляжками, ребенка.
Наконец, ребенок появился на свет.
— Девочка, — сказала пожилая акушерка, занимающаяся ребенком. — Прехорошенькая, с длинными волосами.
Ляля, измученная родами, этим неподдающимся описанием кошмаром, думала про себя, что больше ни за что на свете не допустит беременности. Она жалела себя, растерзанную, с болями от разрывов, так как ее поведение привело к тому, что пришлось накладывать болезненные швы. Потом ее увезли в палату и два дня у нее сильно болел живот.
Кормить девочку она отказалась. Сразу же туго перевязала пеленкой грудь. Ее пытались уговорить, но она отвернулась от всех и молча лежала, не разговаривая ни с кем.
Мать ее видела только в окно. Кто и как кормил девочку Ляля не интересовалась. В палату вошла врач.
— Ваша мама настаивает на выписке. Это рано, но она слишком настойчива.
— Я хочу домой.
— А ребенок, вы его возьмете, или оставите в больнице?
— Возьму.
— Хорошо мы подготовим вам справку о рождении дочери и вы по приезду в Москву должны зарегистрировать ее в ЗАГСе.
Назавтра они уже втроем, девочка была на руках у матери и Ляля не смотрела на сверток с ней, были доставлены на вокзал.
Поездов было много. Но они не стали ждать какой-то определенный. На первом пути объявили отправку. Мать с дочерью, вскочили в вагон, не обращая на вопли проводницы.
— Нам одну остановку, — сказала Нонна Сергеевна сердитой проводнице и сунула ей в карман деньги.
Вопрос был исчерпан. Ехали недолго.
— Следующая остановка Пролетарская, — сказала им ставшая любезной проводница.
Поезд остановился. Дамы вышли на перрон.
— Постой тут, я скоро, — сказала мать и проворно понеслась с девочкой по улице.
Было около семи часов утра и прохожих почти не было.
Нонна Сергеевна оглянулась по сторонам и увидела большой дом под железной крышей. Она вошла в калитку и положила сверток с девочкой на крыльцо. Не оглядываясь, побежала и скрылась за углом дома. До станции было десять минут ходьбы.
Ляля не спросила про дочь, а мать не сказав ничего, вошла в двери вокзала и купила два билета до Москвы.
Проходящий поезд не задержал их на этой станции. Через десять минут они ехали в купе и смотрели в окно сосредоточенно, как будто им было дано задание сосчитать все мелькающие у дороги столбы.
Им было все-таки стыдно взглянуть друг на друга, потому они и ехали, думая каждая о своем.
Москва встретила их нормально, как будто бы в жизни этих двух человек, относящихся по признаку пола к женскому, ничего особенного не произошло. Ну выехали на прогулку по российским железным дорогам две путешественницы, посмотрели мир и вернулись обратно.
Лялю донимало молоко в грудях, желающих кормить ребенка. Они как будто не понимали того, что некого тут в доме кормить грудным молоком, и никто их не просит об этом, но мать-природа заботилась о малышке и часто, по нескольку раз в день подбрасывала молочка для брошенной где-то далеко девочке. Только малышка не знала, где искать свою теплую грудь и потому привыкала к жесткой маме с козьим молоком.
Тогда Ляля нервничала не об оставленной на станции малышке, а о неудобствах, причиняемых природой, заставляющей прибывать и прибывать не востребование питание для родившейся дочки.
А еще неприятно было ожидание мужа. Он был нужен молодой сильной представительнице прекрасного пола, как муж, но не самец, производитель детей. Он нужен для жарких ночей и нежных объятий. Ляле так нравились его сильные руки, поднимающие ее с пола и прижимающие к своей груди, где стучит неистово мужское сердце.
Ей предстояло впереди объяснение с мужем, куда и как исчез ребенок. Мать заготовила целый трагический рассказ о неудачных родах, но как пройдет спектакль, они предположить не могли. В душе боялись разоблачения.
Алексей и Вадим прибыли в назначенное место, где, по их мнению проживал Ведиев, нужный им человек. Лодка причалила к берегу. Совсем недалеко, метрах в трехстах стоял домишко. Так себе средний, с покрытой шифером крышей. Дорога была настлана досками. От постоянных наводнений, скользкая земля не давала возможности ходить по илу, нанесенному с реки. А тут, дал струю из шланга на дощатую дорожку и ходи спокойно, босиком, по струганым дощечкам.