й на нее смотрели безжалостные, бесчувственные, не знающие состраданий глаза. Под гипнотизирующим взглядом страдалица замерла, вынужденно разглядывая это «исчадие ада» широко раскрытыми от страха глазами, неестественно округлившимися от обуявшего ее сверхъестественного, почти суеверного, ужаса. Ее туловище как будто бы сковало леденящей медленно застывающей жидкостью, превратив его в безвольное подобие некогда активного, наполненного жизнерадостной энергией человека.
Между тем маньяк достал из дорожной сумки свою знаменитую коробку со швейными принадлежностями. Выбрав небольшую иглу, он воткнул в ушко медную проволоку и так – прямо через «скотч» – стал зашивать исстрадавшейся девушке рот. Делал он все это не спеша, наслаждаясь процессом причинения жертве нестерпимых и невероятных мучений. Каргапольская же, словно «примерзнув» к кровати, не могла даже пошевелиться, а только смотрела на своего терзателя, будучи не в силах отвести в сторону взгляда, и только слегка «мычала», потому что, как ни говори, но проводимая при отсутствии наркоза над ее телом страшная «операция» все-таки доставляла ей мучительную, жуткую боль. И только неудержимые слезы, будто маленькие бриллианты, скатывались по ее румяным пухлым щекам, насквозь пропитывая подушку.
Пришив губы друг к другу, изувер перешел к дальнейшей процедуре своего зверского истязания. Подняв скальпель, отложенный им чуть ранее в сторону, он стал медленно разрезать кожные покровы на туловище своей юной жертвы, периодически переворачивая ее с боку на бок, словно рисуя какую-то одному ему ведомую картину. Как и всегда, маньяк нарушал только кожный покров и жировую прослойку, совершенно не затрагивая мышечной ткани, что само по себе исключало обильное выделение крови, но доставляло пленнице сверхчеловеческие страдания.
Постепенно боль все больше сковывала Светлану. Сначала она не могла шевелится из-за леденящего кровь в жилах страха, но постепенно подвергаясь жестоким пыткам, она стала слабнуть и уже практически не реагировала на то, что происходит вокруг. Сознание медленно покидало это истерзанное пытками тело. К определенному моменту ее кожа уже была исполосована практически по всей своей площади. Истязатель перешел к тому, что начинал уже делать обширный надрез в верхней части лба, намереваясь впоследствии снять скальп с этой прекрасной головки, как вдруг его внимание привлек какой-то подозрительный шум.
Прислушиваясь, он замер. Доли секунды ему потребовалось, чтобы понять, что этот звук не что иное, как поворот ключей в замочной скважине входной двери этой квартиры. Он уже был готов перейти к самой заключительной части своего варварского изуверства, однако подобное, неожиданное для него обстоятельство, очевидно совсем не входившее в его планы, быстро охладило пыл обезумевшего маньяка и вернуло его к суровой действительности.
Не зная кто это может быть – родители девушки, может полиция, а может быть и все вместе: и родные, и полицейские – он быстро бросил свой скальпель в дорожную сумку (все остальные предметы, используемые при пытках, уже находились там, так-как у изверга было заведено держать в руках не более одного инструмента) и, накинув ее на плечо, быстро выскочил в коридор. В тот же самый миг там загорелся электрический свет. Его включил внезапно вернувшийся с дачи глава этого небольшого семейства.
Каргапольский Дмитрий Степанович являлся мужчиной сорока трех лет от роду. В восьмидесятые годы ему довелось быть в составе ограниченного контингента, базировавшегося на территории Афганской республики. Свою срочную службу он проходил в специальном десантном штурмовом батальоне, где получил боевую выучку и специальную подготовку. Бывший спецназовец, он отлично владел приемами рукопашного боя и без промаха стрелял из различного вида оружия. Сам он был огромного роста, достигавшим более ста восьмидесяти сантиметров, и являл собой словно сказочного человека-гору. Широкие плечи, мощные руки, великолепно сложенный торс – все это говорило о его неимоверной физической силе. Несмотря на такие внушительные габариты, хозяин квартиры имел простодушное несколько вытянутое лицо, головой переходящее в мощную, практически бычью, шею.
Его супруга Каргапольская Нина Николаевна представлялась дородной сорокалетней женщиной, как и дочка, имевшая при своем невысоком росте довольно внушительные формы тела. Уже с вечера субботы она стала мучиться неким, тяготившим ее, предчувствием, предвещающем страшную и пока непонятную ей опасность. Это терзающее душу чувство настолько крепко поселилось в ее материнском сердце, что она никак не могла найти себе места. Не в силах объяснить нечеловеческую тревогу, супруга велела мужу собираться домой. Тот и сам мучился предчувствием надвигающейся беды, поэтому согласился с мнением жены беспрекословно, хотя в обычной бы обстановке он бы еще сто раз поспорил, прежде чем согласился с непонятным ему капризом супруги.
Вот так, не в силах объяснить своего состояния и словно кем-то гонимые супруги выехали в ночь и проделали весь путь за каких-нибудь три часа. Бросив автомобиль на парковке, весь оставшийся путь до дома они проделали быстрым шагом, местами переходящим на бег. Открыв входную дверь и увидев в своей квартире незваного гостя, больше напоминающего выходца с того света, Каргапольский в своих обычно дружелюбных глазах выразил сначала испуг, потом удивление, моментально сменившееся неописуемым гневом. Маньяк было дернулся в его сторону, но увидев перед собой такого внушительного мужчину, а за его спиной разглядев и еще какие-то телодвижения, не зная, кто там может сейчас находиться: друзья, жена, а может полиция – бросился в зал, намереваясь покинуть это жилище тем же путем, что и пришел.
Как только он повернулся спиной, бывший десантник, мгновенно отогнав от себя все неприсущие ему в обычной жизни человеческие волненья, достал из кармана куртки всегда находившийся при нем травматический пистолет и, недолго прицелившись, произвел грохочущий выстрел. Чудовище в этот момент уже поворачивало за угол, но выпущенная резиновая пуля все-таки настигла его и по касательной прошла по спине.
Будто бы совсем не чувствуя боли, застигнутый при своем ужаснейшем действе беглец продолжил свой путь к спасительному балкону. После его проникновения дверь оставалась открытой, и маньяк легко миновал балконный проем. Дмитрий Степанович почти в тот же самый момент был уже в зальной комнате и производил очередной выстрел, на этот раз не достигший убегающей цели, в связи с тем, что страшилище, словно занималось этим всегда, одним махом перемахнуло через металлический поручень, одновременно бросая вниз свою на вид нетяжелую сумку и почти не касаясь ногами ступенек на веревочной лестнице, только прихватывая их слегка руками, чтобы таким образом сгладить падение, стремительно спрыгнуло вниз.
Оказавшись на земле, незнакомец поднял свою сумку и, закинув ее себе за спину, чтобы защититься подобным способом от выпущенных из пистолета зарядов, бросился быстро бежать, стремительно удаляясь от дома. Как он и предполагал, вдогонку ему прозвучали еще шесть хлопков стреляющего оружия, причем две пули все же достигли цели и ударились в ношу, не причинив, однако, ее владельцу совершенно никаких, сколько-нибудь серьезных, увечий. Остальные пули разлетелись по всей округе, предоставив Душегубцу возможность и на этот раз уйти безнаказанным.
Принимая во внимание упомянутые здесь факты, тут же встает вопрос: почему Каргапольский, подходя к дому не заметил свешивающийся с его балкона конец веревочной лестницы и почему он не предпринял мер, более кардинальных? Ответ достаточно прост: зальная комната располагается со стороны дома, противоположной подъезду. Именно эта особенность и не дала опытному спецназовцу скоординировать свои действия гораздо более эффективнее.
Вернувшись в квартиру, он сразу же побежал в комнату своей дочери, откуда чуть ранее выходил жестокий мучитель. Подозревая об ужасных последствиях, видавший-виды боец-десантник вошел к Светлане и тут же обомлел от представшей его взору картины. Супруга его, Нина Николаевна, первая вошедшая в помещение, где чуть ранее совершалась жестокая пытка, как стояла, так и рухнула без сознания. Здесь, действительно, было от чего впасть в уныние и упасть в обморок: молодая девушка лежала голая на кровати, не подавая никаких признаков жизни; ее тело было истерзано до неузнаваемости; не было «живого места», по которому бы не прошелся зловещий скальпель насильника-истязателя; все туловище, включая лицо и конечности, было нещадно исполосовано, превратившись в одну сплошную кровавую рану.
Не было никаких сомнений, что его девочка не смогла пережить этих жестоких, выпавших на ее долю телесных страданий. Обхватив голову руками, прошедший страшную афганскую войну человек опустился на колени перед кроватью своей бедной дочери и зарыдал, уподобляясь в своем горе маленькому младенцу, где обливаясь слезами, он энергично вздрагивал могучими, большими плечами. Периодически, во время этих стенаний, из его груди вырывался долгий мучительный стон.
– За что, Господи? За что такая беда? – причитал он между «душившими» его всхлипываньями, – Что Тебе сделало это невинное существо?
В своем горе отец семейства был полностью неутешен. Так продолжалось на протяжении десяти минут, пока откуда-то издалека, словно сквозь сон, ему не стало казаться, что он слышит негромкий, чуть слышный, стон, будто бы чем-то умышленно приглушенный. Жена продолжала лежать рядом, оставаясь недвижимой, звук же исходил со стороны его бедной Светланы. Вмиг стряхнув с себя эмоциональное напряжение, мужчина поднялся и, наклонившись над девушкой, стал внимательно вглядываться в ее изуродованное жестоким «иродом» тело.
Грудь как будто вздымалась, подтверждая лишь то, что мученица все еще оставалась жива. Отец стал копаться в карманах в поисках своего мобильника, но, как всегда бывает в подобных случаях, никак не мог вспомнить, куда его положил. Наконец, так и не обнаружив переговорное сотовое устройство, он начал рыться в сумочке находящейся рядом и бывшей в бессознательном состоянии «полумертвой» супруги, которая как была, так вместе с ней и вошла в комнату дочери. Найдя телефон, Дмитрий Степанович набрал номер службы спасения и передал о случившимся в его квартире несчастии. Получив указание дожидаться на месте, он первым делом перенес жену в помещение смежной комнаты, где уложив на кровать, привел в чувство с помощью нашатырного спирта. После этого, убедив супругу, что их милая доченька не умерла, уже вместе с ней, вдвоем, продолжили предаваться «свалившемуся» на них общему горю, пока дожидались прибытия выехавших на место медицинских работников.