– Закона!? – словно очнувшись от томившего его сна, «прорычал» бывший «афганец», – а где был ваш закон, когда здесь измывались над моей бедной дочерью. Почему он ее не смог защитить? Почему вы, господа полицейские, допускаете, что такие «мерзости» ходят по белому свету? Ведь, насколько я знаю, это уже не первая жертва этого дьявольского «отродья»? Получается вы ни «хера» не работаете… или я ошибаюсь? Что вы, «наши дорогие защитники», мне на это ответите?
Эти слова были произнесены с такой ненавистью и вдохновением, что невольно вызвали аналогичную, негативную реакцию в обоих оперативниках. Так и хотелось ему ответить чего-нибудь в том же духе, но четко помня указание непосредственного руководителя: «Не усложнять и без того резонансную ситуацию», оба с трудом сдерживались, выслушивая его эмоциональную, наполненную гневом тираду. Однако вопросы были поставлены конкретно и требовали такого же прямого ответа. Роман задыхался от душившей его от его же беспомощного бездействия ярости, и если бы он начал сейчас говорить, то «по-любому» создал бы лишних, никому ненужных проблем. Поэтому дать ему время успокоиться и хоть как-то сгладить «давившую» обстановку, взял на себя смелость более молодой оперативный сотрудник.
– Мы ищем, – неуверенно начал он, но тут же взяв себя в руки значительно более твердым голосом произнес: – и можете не сомневаться, обязательно найдем этого мерзкого «выродка». Здесь же мы исключительно по той простой причине, чтобы вы помогли нам в этих розысках.
– Действительно? – зло и с невероятным презрением усмехнулся хозяин квартиры. – И что же интересно я должен сделать? Все то, что я знаю, я уже поведал вашим сотрудникам. Чем еще я смогу быть вам полезен?
Киров, которого преследовало мучительное желание: «Заехать в «морду» этому наглецу», за то время, что напарник с ним вел беседу, смог все же справиться со своим безудержным гневом и несколько унять нежданно нахлынувшие амбиции. Придерживаясь такой же тактики, что выбрал и Каргапольский, он грубо промолвил:
– Мы только уточним некоторые детали и оставим Вас в полном покое. Дальше можете делать то, что Вам будет угодно: предаваться своему горю, искать и наказывать преступника – все, что только Ваша душа пожелает. Больше со своими советами мы лести не будем, можете в этом не сомневаться. Сейчас же, поскольку именно в вашей семье случилась эта трагедий, а мы паче-чаяний должны установить, кто явился тому ужасным виновником, Вам волей-неволей придется потерпеть наше присутствие еще какое-то время и ответить на несколько наших вопросов.
Эта вполне здравомыслящая, кажущаяся разумной идея, высказанная уверенным в себе человеком, немного «остудила» воинственный пыл родителя, разогретого спиртными напитками и свалившимся на него страшным несчастьем. Махнув печально рукой, он уже более спокойным тоном сказал:
– Спрашивайте… чего вам там еще нужно?
Глава XXII. Сговор напарников
– Вот здесь в своих показаниях, Дмитрий Степанович, Вы говорите, – начал старший оперуполномоченный, – что были на даче и собирались вернуться только сегодня вечером. Нас интересует то обстоятельство, которое заставило Вас ехать домой посреди ночи?
– Честно? – пожал плечами Каргапольский. – Я не знаю. Какое-то чувство тревоги, обуявшее и меня, и мою жену Нину Николаевну. Мы не могли найти себе места и не знали, что делать. Ни спать, ни спокойно сидеть – ничего. Как будто что-то гнало нас обратно. Вот мы и поехали, и, как видно из наступивших последствий, предчувствия нас не обманывали. Я очень жалею, что не выехал на час раньше: всего того, что случилось со Светой, можно было бы избежать.
– Хорошо, – с видом, выражающим некоторое согласие, продолжал допытываться дальше опытный сыщик, – с этим понятно. Но есть еще одно обстоятельство, которое мне хотелось бы уточнить. Вот Вы говорите, что увидев в своей квартире некое страшилище с тыквенной маской, принялись в него стрелять из своего травматического пистолета и даже, как Вам кажется, несколько раз попали. Насколько мне известно, и резиновые пули причиняют немалую боль и выводят человека из состояния равновесия. Что же странно? Согласно Ваших же утверждений, он продолжал бежать, словно и не чувствовал болезненных попаданий. Как вообще такое возможно?
– Не знаю, – «опрокидывая» в себя очередную, наполненную по ходу допроса стопку, нехотя пробурчал полупьяный хозяин, – я же сказал, что мне показалось, как я попал, хотя на самом деле это могло быть совсем и не так.
– Тогда еще один немаловажный вопрос, – вмешался в разговор младший сотрудник, – скажите: Вы всегда носите при себе травматический пистолет?
– Да, всегда, – недружелюбно отозвался Каргапольский-отец, – надеяться в этой жизни стало не на кого, тем более на вас – на полицию. Остается только лишь на себя. Поэтому и хожу при оружии и, как видите, совсем даже не зря, ведь только я переступил порог дома, как эта «тварь» кинулась на меня, и если бы не пистолет, то я не знаю, чем бы закончилась вся эта история.
– Тогда, извините, но у нас имеется и такой вот вопрос, – продолжал допытываться младший лейтенант Бирюков, – скажите: куда мог деться номерной знак с машины Вашего отца «ВАЗ – 2109» черного цвета, и есть ли у вас еще в роду другие мужчины?
– Нет ничего проще, – отозвался хозяин квартиры, пригубив следующую порцию крепкого алкоголя, – автомобиль, вместе с номерными знаками, мы отогнали в пункт приема цветных металлов, и с тех пор я его больше не видел. Из родных был у меня еще старший брат, но он давно помер, сразу же вслед за дедом (в данном случае имелся в виду Степан Илларионович). Остался у него сын Андрюха, но где он сейчас находится, об этом я даже не знаю. Он поступал в военно-десантное училище, так что служит теперь, наверное, где-нибудь. А вы что, думаете, это он?
– Трудно сказать, – вмешался в разговор Киров, – но мы не должны исключать никакой возможности и проверять все имеющие версии и мотивы. Вы лучше скажите его полные данные, а мы уже сами постараемся с ним связаться.
– Каргапольский Андрей Илларионович тысяча девятьсот восемьдесят пятого года рождения, точную дату сейчас уже и не вспомню. Но я не даже не предполагаю, что это может быть он, хотя… отец его – «Иллариоша», тот ли еще был прохвост с самой свое «бесбашенной» юности: всю свою непутевую жизнь по тюрьмам мотался. Для своих темных делишек он мог и номерок с машины стащить да потом прикарманить. Но если это все так, я сам его найду и порву: на клочки, на кусочки, на тряпочки.
Пока он так отвечал, Киров что-то усердно записывал в свой бумажный блокнот. Новобранец же открыл свою папку и достал оттуда не отличающийся большими размерами бумажный конверт. Заполнив с лицевой стороны личные данные Коргапольского, он обратился к нему самому:
– Дмитрий Степанович, у нас к Вам еще одно, несколько необычное, дело. Необходимо взять для подробных исследований пробу биологической ДНК. Это делается по той исключительной причине, что следственная группа изымает сейчас материалы, предположительно принадлежащие безжалостному маньяку. Так вот, чтобы не спутать их с Вашими выделениями во время анализа, необходимо иметь и Ваш оригинальный образец: так можно будет действовать методом исключения.
– Берите чего Вам там надо, – не совсем искренне согласился бывший десантник.
Бирюков, надев на руку всегда находившуюся при нем перчатку (так принято, чтобы не смешать изъятые пробы), аккуратно достал из конверта палочку, с нанизанной на нее ватой на обоих концах. Он протянул ее хозяину этой квартиры, попросив поводить во рту, изнутри, одним концом по левой щеке, другим – по противоположной. Закончив эту процедуру, Никита убрал добытый с таким трудом «мазок», предназначенный теперь для проведения экспертизы.
По большому счету делать в квартире более было нечего, и напарники, насколько только смогли от сложившегося у них негативного впечатления, вежливо попрощались с хозяином. Узнав в какую больницу доставили пострадавшую, оба отправились в НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского, чтобы навестить там его страждущую супругу.
Туда они прибыли тогда, когда время уже было глубоко послеполуденное. Нина Николаевна, как и положено, находилась возле реанимационной палаты, где «боролась за жизнь» ее истерзанная извергом дочь. Едва достигнув сорокалетнего возраста, она в один миг постарела лет эдак на двадцать. Кожа ее лица сильно осунулась, седые волосы слиплись и торчали в разные стороны. Голубые потухшие глаза не выражали ничего, кроме бескрайнего и безутешного горя.
Увидев подошедших к ней двух сотрудников уголовного розыска, она восприняла это, в отличии от своего полупьяного мужа, совершенно спокойно. Видя искреннее угнетенное состояние женщины, оперативники ей искренне посочувствовали.
– Как состояние дочери? – предварительно проявляя вежливость, поинтересовался Роман, – Что говорят врачи? Она сможет поправиться?
– Даже не знаю, что и сказать, – наполняя слезами глаза, всхлипывая отвечала уже немолодая по своему возрасту Каргапольская, – пока она находится в состоянии комы, а выберется ли из нее – одному Богу известно. Бедная девочка. Кому только в голову такое пришло, чтобы так жестоко ч ней обойтись? Она же никому никогда ничего плохого не делала. Была веселая, жизнерадостная, очень простая и добродушная. За свою недолгую жизнь даже «комарика не обидела».
Здесь женщина обхватила лицо руками и принялась безутешно рыдать, делая это так энергично, что невольно сотрясалось все ее тело. Душевная боль этой женщины была настолько сильной и искренней, что у самого сомнительного черствого сыщика не вызвало бы никаких сомнений, что этот человек уж точно не причастен к тому, что произошло с ее жестоко истерзанной девочкой. Но работа – это работа, поэтому хочешь не хочешь, а пришлось задавать ей вопросы. Молодой сотрудник, не зная еще, как вести себя в подобных, довольно непростых, ситуациях, слегка стушевался, поэтому разговаривать с матерью пришлось более опытному майору.