— Вот это простое и логичное объяснение, — от души рассмеялся мужчина-эксперт, отчетливо осознавая, что вот так просто более или менее сведущему человеку возможно уйти от любой, даже вполне очевидной, ответственности.
В этот момент участникам этой процессии пришлось замолчать, так как они наконец приблизились к краю необъятной лесопосадки, где их ожидали два человека, мирно сидевшие на ими же сваленном для этих целей древесном стволе. Касаясь их внешности, следует только сказать, что они оба были одеты в однообразную пятнистую форму, имели одинаковую тучную комплекцию и были схожи по возрасту; про таких людей иногда так и хочется уточнить, что вот они те самые «двое из ларца…», но вот здесь каждый бы осекся, потому что именно в их лицах и распознавалось различие. Завидев приближавшихся полицейских, они почтительно приподнялись с устроенного ими природного возвышения и выдвинулись к ним навстречу.
— Показывайте, где находится тело, — не скрывая своего негативного отношения, несколько холодно распорядилась молодая сотрудница, — я, Гришевич Олеся Сергеевна, являюсь старшей оперативно-следственной группы. Вы укажете мне вначале, где располагается место происшествия, поучаствуете в осмотре, а потом проедете со мной в отдел и дадите подробные показания об известных вам обстоятельствах — это понятно?
Последний вопрос девушка задавала, чтобы сразу же все себе уяснили, кто здесь является главным, а увидев молчаливое согласие, махнула рукой, изображая не требующий объяснения жест, приглашавший провожатых вести всех к конечной точке расположения трупа.
Мужчины с готовностью, однако очень наиграно, изобразили из себя законопослушных граждан и, не пускаясь в полемику с представлявшейся им высокомерной и надменной особой, молча развернулись в сторону леса и принялись углубляться в густую, непроходимую чащу. Процессии пришлось отдалиться от края опушки еще на добрую сотню метров, пока провожатые не остановились, замерев (или, лучше, застыв) на одном месте, словно бы находясь в раздумьях, следует ли им двигаться дальше.
— Чего «заморозились»? — осознав, что возражать ей не будут, довольно грубо промолвила следователь.
— Вон она лежит, — проговорил один, лицо которого казалось круглее, — вы нас извините, но повторно разглядывать эти мерзости — лично у нас! — не возникает на то никакого нужного нам интереса. Вы тут осматривайте все, как вам надо, а мы пока подождем вас на краю леса — понадобимся? — вы всегда сможете нас там «спокохонько» отыскать.
— Хорошо, — согласилась девушка, выражая некоторую надменность характера, притом прекрасно осознавая, что от непременности присутствии либо отсутствия этих людей ничего уже не изменится, — только, смотрите, сидите на месте, чтобы мне потом еще и вас искать не пришлось.
Второй раз предлагать не потребовалось, и оба охотника, наделенных чревоугодием и природой внушительными размерами, быстрым шагом засеменили в сторону облюбованного ими древесного возвышения, только что ими сваленного и, стоит сказать, также подпадающего под соответствующую ответственность. Вся же остальная оперативная группа, ведомая Гришевич и сопровождавшим ее сбоку Карелиным, двинулась осматривать, что же в это утро так взбудоражило местное отделение. От того места, где они расстались со своими недавними провожатыми, им пришлось пройти еще не менее пятнадцати метров, прежде чем полицейские остановились перед тем, что до чрезвычайной степени озаботило их в общем-то ко всему привыкшие помыслы; сотрудники молча остановились, в один миг наполнившись негодованием и одновременным с ним отвращением, невольно охватившими их и без того взбудораженные рассудки, никогда бы не сумевшие свыкнуться с чем-то подобным.
Что же так озадачило этих опытных и видавших виды служивых людей? На первый взгляд, издалека могло показаться, что это обыкновенный человеческий труп молодой пышногрудой девушки, одетой, соответственно возраста, в модную, но сравнительно дешевую одежонку, подражавшую тем не менее прославленным заграничным брендам, где особенно выделялись яркая красная куртка, очень уж короткая юбка и сетчатые колготки; обуви на ногах не было. Вся ее некогда красивая одежда мало того, что была полностью окровавлена, она еще и находилась в изрядно потрепанном состоянии, как будто мученица подверглась нападению каких-то остервенелых, бешенных псов, нещадно рвавших предметы ее одеяния, да и саму кожу в целом; везде: на руках, на ногах и на всем остальном теле — присутствовали следы ужасных укусов с ярко выраженными и входившими в кожный покров зубами; местами, причем далеко не единственными, имелись нарушения целостности структуры телосложения с отделенной от него мышечной массой. Становилось очевидно, что прежде чем умереть, жертва терпела долговременные и многочисленные страдания, и, только когда она уже впала в полное изнеможение, пытки в конце концов закончились, причем, по-видимому, насильственным половым сношением. Но и это было еще не все! Вдоволь «наизмывавшись» над телом, беспощадный и жестокий преступник, закончив глумиться над уже умирающе жертвой, вырезал из ее груди сердце и отделил от бесподобного туловища, скорее всего, и такую же прекрасную голову. Ничего из перечисленного не было видно ни рядом, ни где-то поблизости, что давало полное основание полагать, что мерзкий маньяк — а именно так его называли каждый в своем понимании — унес с собой эти части молодого и, как уже теперь ни у кого не вызывало сомнений, невероятно красивого тела.
Только сейчас, основываясь на охватившей его нервной дрожи, неприятной и неестественной, а главное, до этого незнакомой, Градов смог осознать, что же так сильно встревожило его гораздо более опытного начальника. Труп был истерзан настолько, что на нем практически не оставалось ни одного, мало-мальски более или менее здорового, места. Те следы зубов, что в огромном количестве виднелись на туловище, не принадлежали ни одному известному на земле представителю животного мира — они являлись исключительно человечьими. От осознания этого жуткого и, что там говорить, просто ужасного обстоятельства на душе у любого, кто смог воочию улицезреть это молодое и складно сложенное де́вичье тело, возникло непривычное и горестное смятение, больше напоминавшее чувство сверхъестественного, а возможно, и суеверного страха.
— Кто только такое мог сделать? — наконец, чуть раздышавшись от сковавшего легкие спазма, вымолвила представительница прекрасного пола, и одновременно старшая всей опергруппы. — Это просто не поддается никакому нормальному восприятию…
Денис к этому времени уже смог подавить в себе тот неописуемый ужас, панически будораживший его разум, и уже более чем внимательно разглядывал близлежащую местность. От непонятного ощущения немного кружилась голова, но все же он нашел в себе силы собраться и, напрягая затуманенное зрение, изучал прилегающую к жутким останкам почву. Своим сметливым умом и юношеским вниманием молодой человек смог разглядеть вполне отчетливые отпечатки обуви, сорок второго размера, оставленные какими-то грубыми, похоже всего, солдатскими ботинками, но, что показалось ему необычным, совершенно не имеющими подошвы, а кроме того, парень практически не обнаружил свежей либо засохшей крови.
— Странно, — пробормотал он вслух роившиеся в его мозгу мысли, — похоже ее убивали не здесь, сюда же принесли только останки.
— Действительно, — теперь и эксперт, немного справившийся с первоначальным волнением, начал выполнять свои прямые должностные обязанности и пустился исследовать место совершения преступления, — не похоже, что девушку пытали и умерщвляли именно здесь.
— Вероятно… — озадаченно произнесла девушка-капитан, непреднамеренно придавая своему голосу слегка дрожащие нотки, — однако непонятно, зачем он проделал такой долгий путь и принес тело в такую даль, ведь гораздо удобнее было выбросить труп в обочину, прямиком у дороги.
— Удобнее выбросить — проще найти, — не пожелал остаться в стороне от этого рассуждения и начальник местного отделения, в любой, даже такой сложной и неоднозначной, ситуации пытавшийся показать свою значимость, что, к слову сказать, не всегда у него, к его прискорбию, в общем-то получалось, — нажрался «упырь» наркоты или же винища: гормоны заиграли — вот он и пустился в такое, ни с чем не сравнимое, буйств; потом «выродок» протрезвел — глядь? — и сразу решил получше спрятать следы своего жестокого преступления — а где лучше всего это сделать? — конечно, в лесу, где его постепенно зверье обожрет, а останки мал-помалу растащит.
Мысль была абсурдной, да что там говорить, попросту глупой, но отлично зная взрывной характер этого не очень умного человека, никто не отважился указать ему на несостоятельность его рассуждения, однако тем не менее, отворачивая в стороны головы, не преминули презрительно ухмыльнуться; и только Градов, еще не набравшийся опыта и считавший своего руководителя человеком бывалым и довольно авторитетным, пустился обсуждать эту заведомо несостоятельную тематику:
— Странно, но до какой степени надо напиться, чтобы полностью потерять человеческий облик и уподобиться хищному зверю, разрывая на части еще совсем юное тело? И куда, интересно знать, в таком случае делись сердце и голова? Все это как-то не вяжется с временным одурманиванием рассудка: здесь явно орудовал человек, психически ненормальный, но отчетливо знающий, что именно он со всем этим делает.
Карелину, которому всегда было опричь души, когда кто-то пытался оспаривать его мнение, потребовались доли секунды, чтобы окончательно потерять душевное равновесие, и, разразившись отборнейшей матерщиной, тут же начать ставить подчиненного на положенное ему, «молодому», место, заверещав, словно резанный поросенок:
— Ты откуда здесь взялся такой слишком умный?! Я тебе что велел делать?! Проводить подворный, поквартирный обход местных жителей! Ты же чем сейчас занимаешься: нарушаешь приказ своего непосредственного начальника?! Или ты, «сосунок», хочешь мне сейчас рассказать, что уже обошел каждый дом, квартиру, и доподлинно сумел установить всех нужных нам очевидцев?! Конечно же, нет! В общем, мне такие работники не нужны — завтра же буду писать рапорт, чтобы тебя уволили! Сейчас же — раз уж сюда приперся — марш искать понятых! И чтобы через полчаса они были на месте!