Сели за большой стол.
— Моя дочь ест как птичка, что-нибудь поклюет и сыта.
— Я не люблю птичек, — мрачно выразила отношение к еде Амалия — Колобок. Я люблю существенное, объемное.
— А мне лишь бы вкусно.
Официант подал меню. Несколько экземпляров.
Мужчины остановились на лососе, картофеле, оливках и кофе. В придачу бутылочку водки.
Женщины повторили то же, но добавили ростбиф, что-то не выговариваемое по-французски, омаров, коктейли, пирожных, конфеты, ананас, шампанское, и зачем-то люля кебаб.
— А это к чему? — спросила мать свою крошку.
— Хочу попробовать его в местном ресторане.
— Но три порции.
— Вы тоже со мной отведаете.
Вскоре стол стал похож на свадебный. Еще добавлено было множество овощей и пир начался. Инна действительно попробовав, поклевав, по выражению матери, с кислым видом отставляла блюдо в сторону. Скоро таких отрицательных проб оказалось не менее десяти. У скуповатого Григория поползли мурашки жадности.
— Зачем заказывать, если не ешь?
— А тебе, папашка, жалко?
— Какой я тебе, девочка, папашка, у меня имя есть.
— И годы в придачу.
— Скорее дедушка, я неправильно выразилась.
Сергеевич побагровел, мать это заметила и стукнула нахалку по спине.
— Замолчи, скверная.
Та молча развернулась, отвалила увесистую пощечину и произнесла:
— Заткнись, неумная. Скажи спасибо мне, что сидишь в ресторане.
Колобок, уже довольно в подпитии, вступилась за мать.
— Как ты посмела, шилохвостая, мать ударить? Святое самое в жизни — мать.
— Кончай трепаться, жирная кобылка, — заорала на нее Инна.
Скандал перерос в потасовку.
Жирная Амалия никак не могла ухватить за короткую стрижку резвую молодую девицу, та же схватив ее волосы, водила свою жертву вокруг стола и время от времени шлепала по жирной спине. Наконец, та ухитрилась и схватила ее за сарафанчик. Лапищи были здоровыми, сарафанчик мало-мальски держался на плечиках и когда разъяренная шароподобная матрона дернула его на себя, сарафанчик резко соскочил с оторванных бретелек и свалился к ногам девицы. Инна осталась в чем мать родила, на радость подпившему люду.
— Стриптиз, мать твою.
— Спляши, дева, денег дам.
Ничуть не смущенная Инна подняла свой сарафанчик, надернула на себя, держа обеими руками спереди на груди, но ее оголенный тощий задок был виден всем и подошла к Григорию.
— Спаси меня, папашка, пойдем к тебе, а этих не пускай.
— Оставь ее нам, дедуля, — послышалось с разных сторон. — Мы потом ее вернем тебе.
Путешественникам стало жаль это создание и быстро расплатившись с официантом они отправились наверх.
Дамы тоже поднялись, но Инна крикнула им:
— Не ходите за мной, вас все равно вышвырнут вон.
Амалия и Иоланта махнули рукой на бестолковую, оставившую шикарный обед на столе, половина которого была вообще нетронутой.
— Они от нас не уйдут, — промычала Амалия.
— Как бычки недоделанные. Смотрят, а говорить боятся.
— Мы сначала закончим с обедом, а потом поднимемся наверх. Наши вещи у них в номере, впустят как миленькие.
В это время Миша выбирал одежду для пострадавшей.
Петрович ворчал по поводу неразборчивости в знакомствах, и пошел прилег на диванчик в приемной, то есть первой общей комнате их номера. Усталый Григорий лежал на кровати.
На другой Инна тоже отдыхала от только что закончившихся боевых действий и думала, как ей приступить к основному плану, согласно которого она должна была или под венец пойти, либо с большими отступными выйти победительницей из готовящегося ею спектакля.
Григорий повернулся на левый бочок и засвистел носом. Это означало, что пора настала. Инна потихоньку залезла на его кровать и легла под бочок спящему ничего не подозревающему избраннику, тоже на бок, прислонясь к нему спиной, так что ее задок попал в оккупационную действующую армию. Григорий проснулся. Он тихонько прислушался к себе и вдруг выяснил, что его верный соратник, несколько лет находящийся в состоянии полного покоя, принял боевую стойку как раз напротив вражеского объекта.
— Ишь ты, прыткий какой, проснулся, — ругал он свое непослушное естество.
А Инна времени не теряла. С головой закрывшись с объектом намеченным для выполнения цели, она вмешала свои нежные, малость костлявые пальчики и Григорию не оставалось ничего как признать полное поражение в осаде. После того, как крепость сдалась, неприятель предъявил ультиматум:
— Теперь ты должен жениться на мне.
— Что? — поперхнулся Григорий. — Да это чистая случайность. Ты меня застала врасплох. Использовала недозволенные методы.
— Крепость пала от моих рук и я диктую условия сдавшемуся неприятелю.
— Зачем я тебе? Старый? Заезженный?
— Старый конь борозды не испортит, — ответила победительница.
— Я нищий, — затянул он было песню.
— А это ты видел? — спросила она и развернула перед ним газетку, где описывались их похождения в родном городе, когда толпой Григорий был признан посланником Мавроди и теперь скрывался с деньгами от граждан.
— Ты что веришь этому?
— Фамилия твоя?
— Ну моя?
— Имя, отчетво твои?
— Мои.
— Фотографии?
— Тоже мои.
— Значит кто — то из вас лжец. Газета или ты.
— Я - правда.
— Деньги где?
— В банке?
— Законсервировал?
— Сдал на хранение?
— И не побоялся?
— Караул, — закричал Григорий. — На помощь!
— Ты спятил?
В комнате быстро оказались его друзья. Как начальник охраны Миша вытащил из постели соблазнительницу с голым задом и потащил ее в ванную комнату. После водных процедур, победительница была похожа на мокрую курицу, но позиций не сдавала.
— Я вызову милицию и вас арестуют.
— За что? — спросил Петрович.
— За мошенничество.
— А мы не мошенники, у нас наследство, а не Мавроди.
— Наследство? — округлила глаза претендентка.
— Да, — сказал Миша. — Мы разыскиваем внебрачных детей и выплачиваем им то, что они должны были иметь, если бы у них был отец.
— Так я тоже внебрачная. И даже не представляю кто был мой отец.
— Где ты родилась и когда? — серьезно спросил Григорий и полез за книжечкой в карман пиджака, висевшего на стуле.
— Пятого мая тысяча девятьсот восемьдесят пятого года. Здесь в Геленджике.
Григорий тщательно просмотрел свои записи и с сожалением сказал:
— У меня ты не числишься. Нет в списках твоей матери.
— Ах, ты старый козел. Записей ему не хватает, а то, что сейчас свое кобелиное дело совершил, пока не записано?
— Ну зачем так лаяться? — Можно мирно решить проблему.
— Но она не твоя дочь. Знаешь сколько тогда желающих найдется? — возразил Миша.
— Но у нее может оказаться моя дочь, тогда как, снова сюда возвращаться?
— Нет, — сказал до сих пор молчавший Петрович. — Выдадим ей авансом, хрен с ней.
— На двоих.
— Почему на двоих?
— У нас в родне часто бывают двойни.
Наступило молчание. Положение было пикантным, у этой девицы действительно мог появиться ребенок.
— Женись на мне и все тут. Чего думать?
Языки молчунов сразу же развязались.
— Нет, Григорий, плати ей там сколько положено на воспитание ребенка.
— Но его нет?
— Но он может быть!?
После подсчетов было выплачено авансом девице Инне Чугуновой пятьдесят четыре тысячи долларов.
Инна была на с седьмом небе от счастья. А будущий предполагаемый папаша и его спутники спешно съезжали из гостиницы. На выходе их остановил швейцар. Он потянул только что полученную телеграмму. Она была от Сидорова из Краснодара. — «Жив-здоров Спасибо помощь».
— Откуда он адрес узнал? — удивился Петрович.
— Я позвонил ему в больницу и сообщил где мы находимся.
Вскоре путешественники покинули столь негостеприимный для них город.
— Куда двинем? — ворчал Костя. — Отдохнуть не успели и опять в дорогу.
— Написано по очереди нам Урал предстоит. Есть такой закрытый город Нижняя Тура. За нею ГРЭС, целый город теперь выстроен.
— Как поедем?
— На машине разумеется.
— А не страшно, это тебе не восьмидесятые годы, когда мы там побывали. Сейчас и машины и люди пропадают только так в глухомани Уральской.
— Не боись, друг, у нас охрана есть.
— С газовым пистолетом, — отметил Миша.
— И духовым ружьем, а также банка с солью крупной и для глаз мелкой. Уксус столовый. Мы серьезно вооружены.
— Это сколько же дней мы пилить будем?
— Смотря как ехать. Суток за четверо — доберемся.
— Провизией запасаемся?
— А зачем по дороге харчевен нивесть сколько.
Покалякали, сели и машина отправилась в путь.
За рулем сидел Миша. Но его спутники тоже частенько заменяли его на время непродолжительного отдыха. Буйная Кавказская зелень с крутыми дорогами, пропастями и горами через сутки сменилась ровным пейзажем. Бесконечные поля, лес только вдали за полями, пыль и ни одной харчевни. В животе происходил бунт. Раннее утро не радовало путешественников. А тут еще грохотать начало внизу у машины.
— Похоже глушитель барахлит.
— Надо было ехать не на нашей шестерке, а своей импортной. Много ты знаешь, как она в дороге себя поведет?
— Я столько деньжищ отвалил хозяину. Клялся, что машина — зверь.
Подъехали к городу с громким названием Белинский. Классику знали из школьной программы все. И тут всем вдруг стало жаль Виссариона Григорьевича за этот малоприятный город. Неухоженный, грязный. Дороги ужасные. Только проехали немного, как глушитель отвалился совсем и они мчались со страшным грохотом, пугая жителей и кур у дороги.
Спрашивали:
— Где у вас находится СТО?
— Там, — махали жители, поскорее убираясь от ревущего зверя-шестерки.
СТО нашли, но работать там начинали с 10 утра.
— Все не как у людей.
— Классика, — придерживаются приличий быта двадцатого века, — резюмировал Григорий Сергеевич.
Нашли сторожа, дали ему сотенную и попросили присмотреть за машиной.