Бандит был необычайно многословен, что, в принципе, и неудивительно, ведь ему необходимо было обязательно выведать страшную тайну покойника, а потом уже пускать в «расход» и его, как он для себя полагал, вредную дочку. Да, он лукавил, обещая ей жизнь и свободу; вполне естественно, что, после того как она смогла улицезреть его облик, Вацек никуда отпускать пленницу не собирался; говорил же он так, чтобы усыпить ее бдительность и без особых усилий — применение которых, к слову сказать, доставляли ему определенное удовольствие — выведать те необходимые сведения, что скрывались в этой чудной, белокурой головке, а уже потом можно будет ее и замучить, тело расчленить, а останки развести по всей Ивановской области. Так думал жестокий бандит, не решаясь сразу переходить к активным действиям, ведь, как он уже разъяснил, «…мог не рассчитать свои силы и, сильно увлекшись, привести пленницу к преждевременной смерти». Поэтому глава ивановского преступного синдиката и пытался разговорить потенциальную жертву, прежде чем дело дойдет до нестерпимо жестоких пыток.
Его продолжительный монолог закончился, и Валерий вперил пытливый взгляд в сидящую напротив блондинку, желая отыскать в глубине ее глаз признаки наведенного им только что ужаса. Однако, к чести девушки можно сказать, она полностью унаследовала отчаянную натуру своего преждевременно сгинувшего родителя и ни на секунду не выдала захватившего ее душу страха; она умело пыталась скрыть свои чувства, и это у нее достаточно хорошо получалось. Потому-то, лишь только длительная речь Вацека подошла к концу, Наташа, наполнив взор презрительной ненавистью, чеканя каждое слово, проговорила:
— Ты прав, — она решила, что уже можно отойти от условностей, — отец, действительно, мне поведал тайну сокрытых сокровищ; но я тебя тут же разочарую: папа сделал это только наполовину…
— Объяснись, — выпучил глаза жестокий преступник и немного отстранился от пленницы, — что ты хочешь этим сказать?
— Только то, — небрежно усмехнулась Наташа, продолжая смотреть прямо в злобные очи мучителя, — что он отдал мне только половину той схемы, которую смог перерисовать у своего босса, а где находится вторая — мне неизвестно.
— Ну, а клад, — невероятным, алчным блеском загорелся взгляд безжалостного врага, — он помечен крестом… на той половине, что досталась тебе?
— Да, — не таясь, признала очевидный факт Елисеева, прекрасно понимая, что легче от ее откровения никому не станет, — только я тебя огорчу повторно: без другой части карты найти сокровища будет практически невозможно; как ты, предположу, понял, я уже пробовала, но все мои попытки не увенчались успехом.
— Предоставь это судить мне, — Вацек вновь приблизил свою бандитскую физиономию к очаровательному, но вместе с тем слегка им подпорченному личику девушки, — отдай мне свою половину и расскажи, где следуют поискать оставшуюся, а уж я со своими методами и возможностями что-нибудь да придумаю… Елисей, — назвал он сгинувшего родителя прозвищем, какое тот имел в криминально-преступном мире, — ведь тебе рассказал, где находится другой обрывок той карты?
— Да, — твердым голосом ответила прекрасная пленница, — он сообщил мне все в мельчайших подробностях; скажу больше — я даже пыталась искать тот обрывок, но и здесь мои попытки зашли в полностью тупиковую ситуацию.
— Почему? — искренне удивился главарь ивановского преступного синдиката. — Куда, интересно спросить, настолько можно запрятать какую-то вещь, чтобы ее невозможно было найти? Если судить по особняку, где ты изволишь сейчас «кантоваться», в финансовых возможностях ты сильного недостатка не ведаешь; с деньгами же, поверь, можно свободно открывать даже самые прочные двери. Так где же сейчас находятся одна и вторая части той карты?
— Первую, — Наташа решила ничего не утаивать и, возможно, даже отдать бандиту ту копию-копии, с которой она не расставалась все последнее время, тем более что за время долгих поисков она успела ее выучить наизусть; а кроме того, учитывая тот факт, что возможности выжить ей все равно вряд ли представится, она и решилась говорить теперь одну только истину, — папа спрятал в некий небольшой медальон и укрыл его за фотографией моей мамы, а саму вещицу отдал ей на хранение; та же так и не успела воспользоваться какими-либо открывающимися ей возможностями и скоропостижно скончалась, причем тогда, когда рожала мне в тот злополучный день братика; кулон, скорее всего, достался ему. Я предпринимала несколько попыток его отыскать, но выйти на его след у меня так и не получилось, — злобный мужчина в этот момент выразил некое изумление и немного отпрянул назад, вместе с тем речь рассказчицы не прервал, предоставив ей право продолжить, — в архиве больницы, где происходили те ужасные роды, случился пожар, а соответственно, все документы были уничтожены всепожирающим пламенем; по памяти там уже никто ничего не помнит. Что касается другой части твоего вопроса, то здесь все намного проще: я, конечно, очень трепетно отношусь к этой маленькой схеме и, действительно, ношу ее всегда при себе, однако спать я все-таки ложусь без нее, а как ты изволишь видеть — на мне сейчас, кроме ночной рубашки да легкого домашнего халата, ничего не надето. Если бы я знала, что понадоблюсь вам среди ночи только за этим, — не удержалась Елисеева, чтобы снова не начать ерничать, — я бы обязательно захватила тот обрывок в постель.
Вацек не обратил внимания на последнее изречение своей пленницы, так как в голове его начинали роится тревожные мысли. «Оставила дома, — думал он, отходя от девушки в сторону и поглаживая рукой свой подбородок, — да-а, об этом я не подумал? Надо было сразу решать все на месте; сейчас же там, без сомнения, полно полицейских, которых непременно вызвал ее трусливый, а соответственно, и неугомонный «дружочек», — почему-то именно так охарактеризовал его грозный преступник, слышавший только его окрик и не видевший лично, — а они вряд ли позволят произвести спокойный осмотр ее дома, хотя, с другой стороны, начни мы проводить допрос прямо на месте, возникло бы много возни, тем более что в «хате» она была не одна, и неизвестно еще, чем бы все это закончилось; нет, тогда мы поступили правильно, и это как раз подтверждается тем спокойным ведением разговора, что сейчас происходит. Что ж, теперь надо попросту вернуться назад и под каким-нибудь благовидным предлогом осмотреть ее особняк — всего-то «делов-то»; но сколько в связи с этим может возникнуть мороки… Теперь же необходимо просто дождаться утра и возвращения Буйвола, а там уже вместе с ним ехать назад и на месте разбираться с возникшей проблемой — только бы девка, «сучка», не обманула…» Очевидно, преступник полностью утвердился в своих мыслях, так как лицо его в этот момент просветлело, и он с повеселевшим лицом обратился к своей прикованной пленнице:
— Так что же, красотка, говори теперь, где спрятана твоя половина карты? Мы в тот же миг выдвинемся за ней; тебе же, извини, пока придется задержаться у нас, но слово даю — если ты меня не обманешь, то я тут же по возвращении тебя отпущу.
Бандит на такое ухищрение пошел умышленно, ведь он прекрасно понимал — скажи он девушке, что как только в его руках окажется заветный обрывок, он не замедлит лишить ее жизни, она, дабы подольше не отправиться к прародителям, начнет водить его за нос и может, кстати, делать это до самого скончания века; ему же необходимо было провернуть эту операцию как можно быстрее, чтобы вырвать злосчастный клочок из рук полицейских, а не то — попади он к ним в руки! — тогда о кладе следует забыть навсегда. Поэтому-то, скорее всего, Вацек и стремился замаслить пленную сладостными речами, чтобы она поведала ему только истину. Наташа же тоже была отнюдь не глупая девочка и прекрасно понимала, что как только интересующий предмет окажется в руках у бандитов, ее судьба в этом притоне окажется ни для кого не важной и ее тут же умертвят каким-нибудь самым жестоким образом, а останки, как и обещал главный преступник, развезут по всей Ивановской области. Конечно же, ей хотелось жить, ведь она была так молода и практически еще не познала всех прелестей мирского существования, но и играть в кошки-мышки в ее понимании было самым каким ни на есть бесперспективным занятием; рассчитывать же на чью-либо помощь в такой ситуации явилось бы полной утопией, а от предстоящих ей мучений и сопутствующего этому унижения — ее просто воротило. Полностью уверившись в этих мыслях, она уже открыла было рот, чтобы сообщить место, где она оставила требуемую часть небольшой карты, как…
Майкл, так великолепно и совершенно неприхотливо расправившийся с бестолковым охранником, надежно зафиксировав его в положении — без движения, отправился и дальше спасать попавшую в неволю возлюбленную. Странно, но в сложившейся ситуации единственное, чего Валерий не смог предусмотреть, так это такого, с какого ракурса не посмотри, беспардонного нахальства со стороны влюбленного американца или же отваги (это кому как будет угодно); он, конечно же, мог предположить, что тот человек, который крикнул ему что-то вслед в том злополучном доме, где они захватили прекрасную пленницу, кинется тут же звонить в полицию и организует необходимые в таких случаях поиски, но на все эти мероприятия ушло бы какое-то время, а бандиты за такой длительный промежуток спокойно затерялись бы в большом городе, что, как не сомневался амбициозный и самоуверенный человек, они благополучно и сделали. Таким образом, этим, по его мнению, незначительным мелочам глава ивановского преступного синдиката, давно познавший все преступные ухищрения, не уделял большого внимания: ему даже и в голову не могло прийти, что отчаянный янки проявит необыкновенную смелось и необычайные чудеса ловкости, рискнув проникнуть в самое логово опаснейшего бандита, когда — он был абсолютно уверен! — никому из жителей Иваново такое бы даже и в голову не пришло. Однако О’Доннелл не был жителем этого города и ему было абсолютно без разницы, чем прославился беспощадный преступник, особенно в тот момент, когда речь шла о безопасности, а возможно, и самой жизни милой его сердцу возлюбленной.