вязана такая его осторожность (она, несмотря на то, что Бог уже одарил ее невероятной красотой и бесподобными белокурыми волосами, была ко всему тому же девушкой совсем даже неглупой и отлично понимала, что как бы громко не верещал главарь преступного «братства», работающая техника однозначно преградила распространение громкого звука, доносившегося, как уже сказано, из подвала бетонного здания). Когда взаимопонимание было достигнуто, бывший спецназовец достал с одной из многочисленных полок наручники, которых в этой комнате оказалось в избытке, и пристегнул беспомощную руку бандита к металлической ножке; следующим своим движением американский морской пехотинец, правда в отставке, приподнял сложенные вместе указательный и средний пальцы кверху и тут же перевел их в направление лестницы, ведущей в верхние помещения; сомнений не возникало — он предлагал следовать вон из подвала.
Стараясь ступать по возможности более осторожно, отважные герои стали медленно подниматься, через каждые три-четыре шага останавливаясь и прислушиваясь к окружающей обстановке: вокруг все было тихо и не слышалось ни единого лишнего звука; создавалось определенное впечатление, что предположения беглецов оказались верными и что верные бандиту архаровцы так и не услышали отчаянные призывы своего предводителя; снаружи же не доносилось ничего: ни работы двигателя, ни тревожных криков, никакого другого движения — все было совершенно спокойно.
Следуя друг за другом, беглецы приблизились к двери и замерли на месте, не решаясь ее открывать; никому из них было неведомо, что может ожидать их снаружи и сколько прибыло на территорию бандитского клана преступников; их нерешительность длилась минуту, затем другую, и наконец, не выдержав мучительной пытки затянувшимся ожиданием, О’Доннелл повернул книзу дверную ручку…
Глава XЖуткое наваждение
Марго выходила из отдела полиции, когда на улице было уже далеко за полночь. Кузьминкин, чувствуя за собой совсем немаленькую вину, что не смог помочь этой — пусть и проститутке! — но вместе с тем и попавшей в беду девушке, мучился угрызениями совести и, чтобы хоть как-то сгладить неприятные впечатления, оставшиеся у пострадавшей после посещения службы, обязанной защищать и охранять если и не ее достоинство, которого у той давно уже не было, то хотя бы просто жизнь и права человека и гражданина, вызвал Поцелуевой такси и даже взял на себя труд проводить ее до машины и расплатился с водителем. Девушку, как того и требовал Арханов, привлекли к административной ответственности за правонарушение, выразившееся в появлении в общественном месте в состоянии опьянения, и она, чтобы только побыстрее избавиться от всяческих проволочек и не сидеть в полицейском отделении до утра, подписала все необходимые документы, признала вину и, получив постановление о полагающемся ей в таком случае минимальном штрафе, была отпущена восвояси.
Маргарите было очень страшно пускаться одной в «рандеву» по ночному городу, но и оставаться среди ненавистных ей полицейских также совсем не хотелось. Она сначала еще сомневалась, стоит ли ей так легко соглашаться с несколько предвзятым к ней отношением и не будет ли для нее лучше задержаться под охраной вооруженных людей, ведь, как известно, денег у проститутки при себе не было и оплатить более-менее безопасную дорогу возможности не представлялось, но, услышав предложение старшего лейтенанта юстиции «помочь ей безопасно добраться до дома», тут же решилась побыстрее покинуть это крайне мрачное для нее заведение. Виктор Сергеевич, видя, как сотрудник следственных органов, поступивший этой ночью, как и вся оперативная группа, в его подчинение, выводит проститутку из отделения, только неприятно усмехнулся и презрительно выдал неприятное замечание:
— Ты, стар-лей, на этой шалаве жениться еще не забудь! Ха, ха, ха!.. Таким, как она, только этого в жизни и не хватает — найти себе обеспеченного супруга и потом жить припеваючи, а главное, в свое удовольствие.
В чем-то опытный подполковник, конечно, был прав, и юной представительнице древнейшей профессии давно уже хотелось вырваться из той омерзительной грязи и постоянного унижения, где волей-неволей ей приходилось прозябать все последние годы, однако пока у путаны так и не получилось завлечь кого-нибудь в свои ловкие сети и обзавестись более-менее выгодной партией; ну, да это риторика…
Едва только оказавшись в просторной машине, девушка удобно развалилась на заднем сидении и только сейчас облегченно вздохнула, с большой долей вероятности посчитав, что все неприятности, случившиеся с ней за последние сутки наконец-то закончились. «Вот выдалась ночка, — пустилась Поцелуева в размышления, состроив задумчивую гримасу, — сначала этот — то ли маньяк, то ли жестокий убийца, а может и то и другое в одном наборе — напугал меня до смерти, потом эти «мерзавцы-полицейские», которые, хм… нет бы помочь попавшему в беду человеку, — ну и что, что я проститутка?! — причем такой же гражданке России, имеющей все права на определенную государственную защиту — надо бы на них в прокурату пожаловаться? — хотя нет, сначала надо обсудить эту тему с Боссом, может быть, он подскажет что-нибудь дельное, а то наломаю сама дров — потом еще пожалеть придется; точно, обращусь вначале к Вацеку — он дурного не посоветует».
Несмотря на позднее время, таксист, давно достигший сорокалетнего возраста, оказался довольно словоохотливым; будучи невысокого роста и неказистого телосложения, за рулем большого автомобиля, коим являлась российская «Волга», мужчина смотрелся несколько несуразно, тем не менее его тщедушную комплекцию вполне компенсировала его нескончаемая болтливость. По виду пассажирки он сразу же определил, чем она зарабатывает на жизнь, и, сказав пару общепринятых при знакомстве с неизвестными людьми фраз, довел до сведения девушки, что его зовут Вася и что он штатно работает каждую ночь и, по желанию клиентки, может всегда быть ей полезен, после чего сам принялся за расспросы:
— За что, милая, «загребли»? — он обратил внимание, что когда она садилась в салон на ней совершенно не было туфель и она шлепала по апрельскому холодному асфальту ногами, прикрытыми только сетчатыми колготками, поэтому и этот факт также не был оставлен им без своего замечания: — А обувку-то «подлецы», — в данном случае он имел в виду, конечно же, полицейских, — к чему отобрали?
Девушку была погружена в свои мысли и не обращала на бессмысленный треп водителя никакого внимания, считая его издержкой этой профессии, поэтому она не сразу ответила на поставленный ей вопрос, и мужчине пришлось повторить его немного настойчивее:
— Запугали, что ли, бедную до полусмерти, что слова даже не можешь вымолвить? В наших органах это делать умеют — сам не раз попадал. Там если вцепятся, то сделают это как клещи — «хрен», оттащишь. Так за что, красотка, тебя «спеленали-то»?
Дальше молчать было попросту неприлично, хотя благопристойность — это то, что меньше всего заботило юную проститутку, но она в то же время не хотела портить отношения с человеком, взявшим на себя труд — обеспечить ей безопасную дорогу до дома. «Еще высадит где-нибудь возле темного переулка, а там опять будет поджидать этот ужасный «маньяк-уродец» — надо ему хоть что-то ответить». Решившись таким образом поддержать разговор, Маргарита ответила, стараясь казаться непринужденной:
— То наши с ними старые «терки»: хотят, чтобы я с ними делилась своей выручкой, но я твердо заявила, что «крышуюсь» под Боссом, и если им необходима какая-то прибыль, то пусть решают эти вопросы с ним; видел, как меня провожали, — даже такси оплатили.
Марго специально прибегла к этой, испытанной ею уже неоднократно, уловке, специально упоминая псевдоним широко известного предводителя всей преступности Ивановской области, чтобы исключить в понимании таксиста любые помышления, основанные на том, чтобы с одной стороны получить от нее «чего-то», не расплатившись за это деньгами, с другой же — где-нибудь необдуманно высадить, ведь дорога уже была спонсирована добропорядочным полицейским, в силу давления сверху не оказавшего ей надлежащую помощь. Хотя в какой-то степени она была ему даже признательна, потому как, невзирая на то что он повел себя в итоге по-скотски, все-таки вначале он проявил к ней определенное участие, да и под конец не оставил ее без внимания. Вспоминая этот необычный для нее поступок со стороны сотрудника следственных органов, Поцелуева уловила взгляд, бросаемый Васей на ее, без прикрас сказать, очень красивые ноги. Девушка тут же поняла, что причиной этого взгляда служит не только созерцание их неотразимой стройности, но еще и — как он уже успел заметить, но не получил при этом ответа — необычное отсутствие туфель, сразу же попыталась разъяснить возникшие в голове таксиста сомнения:
— Ты, дядя, не смотри, что я без туфелек: просто у меня каблук сломался, а ходить на одном высоком подъеме, хромая, как ты, наверное, понимаешь — это не очень-то и удобно. Поэтому я и подумала, что не будет ничего страшного, если я необутая доеду от полицейского участка до дома; все равно те туфли выкидывать, а на улице сейчас не так уж и холодно и преодолеть какие-то там двадцать, может двадцать пять метров, лично для меня особого труда не составит.
Объяснение было вполне далеко не логичным, но вполне правдоподобным, и шофер сделал вид, что верит рассказчице беззаветно, тем более что это было «подогрето» ссылкой на всем известного в Ивановской области Босса. Он утвердительно кивнул, переведя взгляд с бесподобных ножек своей пассажирки на боковое, правое, зеркало заднего вида; в последние несколько минут он делал это все чаще, и взор его с каждым разом становился все более удручающим. Наконец, когда они повернули на улицу Кузнецова, где в самой глубине и изволила квартировать юная проститутка, он, сильно озаботившись каким-то явлением, обратился к сидевшей на заднем сидении девушке, вновь погрузившейся в свои невеселые размышления:
— Нас кто-то должен сопровождать?