— Извините, «док», — не выдержала Наташа всех этих ужасных подробностей; она и без того уже находилась возле кровоточащего тела, в верхней своей части уже полностью освобожденного от одежды, и держалась исключительно на сильнейшей морально-волевой подготовке, вынесенной ею еще из детского дома, — я и так чуть живая, а тут еще Вы пичкаете меня этими мучительными подробностями.
— Терпи, красотка, — небрежно усмехнулся опытный врач, словно бы наслаждаясь тем смятением, в каком теперь находилась еще совсем в недавнем прошлом такая самоуверенная особа, — раз взялась мне помогать, то должна быть готова выстоять свой пост до конца. Проговариваю же я все эти вещи совсем не для тебя, а скорее для себя: таким образом мне легче сосредоточиться на работе и не упустить из внимания некоторые подробности.
Объяснение было вполне убедительным и возразить на него было нечем. Девушка пожала своими восхитительными плечами и приготовилась и дальше выслушивать неприятные ее уху пояснительные суждения и одновременно оказывать опытному хирургу необходимую помощь. Он тем временем, продолжая свои пояснения, приступил к основной части извлечения пули.
Курасавин потребовал от ассистентки подать ему специальный медицинский баллончик, наполненный «заморозкой» и через прикрепленную трубочку разбрызнул на рану, и вокруг нее, требуемое количество «морозящей» удивительной консистенции; в ожидании, когда наконец начнет «работать» анестезия, опытный хирург обработал плоскость вокруг раны спиртом и заставил Елисееву расширить ее края с помощью металлического пинцета и удерживать в таком положении; помощница в точности выполнила отданное ей указание, но все же, чтобы не созерцать полностью жуткое зрелище, немного прикрыла глаза, оставив для обозрения только маленькие щелки, вмиг заполнившиеся мутноватой пленкой, не мешавшей ей, однако, лицезреть основную часть действа, но в значительной мере затуманивая подробности.
Доктор между тем начал дренировать рану от крови и инородных частиц, применяя для этой цели спринцовку, с ее помощью оттягивая натекающую кровь, мешавшую отысканию и изъятию пули; осушив надлежащим образом рану, Владлен Ильич макнул указательный палец, укрытый медицинской перчаткой, в приготовленный тут же спирт и, засунув его в образованный канал, резким движением углубил его внутрь бессознательно распластанного мужчины. Даже несмотря на предпринятую заранее «заморозку», тот, очевидно, почувствовал жуткую боль, пронзившую его бесчувственное тело, и отреагировал на это проникновение, дернувшись всем своим натренированным туловищем. Через секунду Курасавин, видимо нащупав необходимый предмет, извлек палец наружу и потребовал у своей ассистентки:
— Подай мне пинцет.
Та продолжала одной рукой расширять края раны, другой же ей пришлось подать хирургу запрашиваемый им инструмент. Тот погрузил его вглубь тела и стал шевелить им там, пытаясь зацепить инородное твердое вещество; после двух минут проведения неудачных попыток, он извлек пинцет наружу и, покачав головой, попросил подать ему более существенное, уже совсем не медицинское, приспособление, оказавшееся здесь же на расстеленной тряпке:
— Не получается по нормальному — давай плоскогубцы; сама же можешь пока быть свободна, и лучше отойди-ка чуть-чуть в сторонку.
Наташа не замедлила воспользоваться предоставленной ей возможностью и отправилась на кухню, где принялась энергично охлаждать раскрасневшееся лицо прохладной водой, еще с прошлого посещения хозяина сохранившейся в подвесном умывальнике, после чего отошла к окну, чтобы созерцанием просыпающейся природы немного перевести дух и отвлечься от завладевших ее разумом неприятных волнений. Курасавин в то же самое время опрыснул спиртом металлическую часть узконосых плоскогубцев и, уже ничуть не гнушаясь, воткнул их в бесчувственное тело на удивление довольно-таки выносливого мужчины; тот сразу же отреагировал на этот воздействие еще одним неприятным, наполненным мукой, подергиванием, но так и продолжил оставаться в полностью бесчувственном состоянии. Хирург беззастенчиво еще больше расширил края поврежденного места и, достигнув проникшего внутрь инородного тела, крепко ухватил его за края и резким движением вырвал наружу. Через туловище О’Доннелла прошел неприятный импульс, словно его ударило электрическим током, и он отозвался на это исцеляющее мучение протяжным болезненным стоном.
— Красотка! — призвал оперирующей доктор свою невольную ассистентку. — Давай возвращайся на место: мне снова будет требоваться твоя помощь; да и… сделай три-четыре глубоких вдоха и выдоха, так, глядишь, сможет несколько восстановиться твое душевное равновесие и дальнейшую работоспособность.
Наташа в точности выполнила приведенные специалистом рекомендации и вернулась на вынужденно покинутый ею чуть ранее пост.
— Бери пинцет и расширяй края раны, — командовал тем временем доктор, — я же постараюсь ее как следует вычистить.
Елисеева снова углубилась в хирургическую работу и, прикрывая свои изумрудные глазки, скрупулезно исполнила данное ей указание. Курасавин, воспользовавшись ее помощью и используя еще один пинцет, стал прочищать внутренность раны и извлекать из нее всевозможный мусор, а также кусочки-волокна ткани, оставшиеся там от поврежденной пулей одежды. Закончив и это, не такое уж и простое, дело, опытный хирург промыл рану обыкновенной водой и, натужно вздохнув, отошел в сторону, где зажег специальную спиртовую лампаду и накалил на ней до красна медицинский скальпель, после чего вернулся на место и, даже не посоветовав впечатлительной девушке на этот раз удалиться, погрузил его в глубину раскуроченной им раны и, подержав его там доли секунды, резким движением вырвал наружу; характерный запах поджаренной плоти и судорожное подергивание бесчувственного туловища возвестили о том, что операцию можно считать законченной. Теперь оставалось еще только зашить прооперированную рану, наложить плотную марлевую повязку и вколоть раненому «амоксиклав», являющийся антибиотиком широкого действия; на эту, уже не настолько хитрую, процедуру ушло еще следующих десять минут, после чего проводившие операцию люди наконец-таки смогли спокойно вздохнуть, одновременно наполнившись чувством исполненного ими обоими долга.
Глава XIVБандитские розыски
Почти в то же самое время, как Курасавин и его бесподобная ассистентка занимались извлечением пули из раненного отставного спецназовца, Вацек подвергался точно таким же целительным процессам, где единственным отличием выступало лишь то, что он находился в сознании и пригласил к себе домой штатного доктора, периодически оказывающего свои услуги криминальному миру Иваново; а судя по тому образу жизни, какой предпочитали вести преступники, без работы он оставался довольно редко. Вот и сейчас, вызванный телефонным звонком среди ночи, он захватил с собой все необходимые инструменты и незамедлительно выдвинулся оказывать медицинскую помощь главе ивановской мафии.
Серцов Иннокентий Петрович, или попросту Кеша, как его запросто называли бандиты, давно достиг сорока-шестилетнего возраста и представлялся упитанным, вполне состоявшимся человеком среднего роста, выделявшимся следующими отличительными признаками: круглолицая физиономия отличалась розовым румянцем на пухлых щеках; маленькие серые глазки поблескивали очевидной и нескончаемой жадностью, но между тем не исключали в этом так называемом эскулапе медицинской науки еще и пронзительного ума и требуемых его должности знаний; седеющие волосы были коротко острижены и зачесаны назад аккуратной прической; огромные уши топорщились в разные стороны, образуя небывалую лопоухость; одет он был по-простому, в домашний спортивный костюм, никоим образом не сковывающий движений, поверх коего находился непременный медицинский халат, а на руках одноразовые перчатки, которые он одел тут же, как только получил от Валерия необходимые указания, требующие проводить операцию тут, прямо в его огромном коттедже. Вначале, только переступив порог шикарного дома, врач попытался еще возразить:
— Вам бы, Валерий Владимирович, непременно в больницу поехать…
Однако тут же был оборван грубоватым окриком безжалостного хозяина:
— Делай свою работу, «лепила», и не выказывай никому не нужную сердобольность: она здесь все равно ни для кого интересной не будет… а еще лучше, как и обычно, побольше помалкивай и задавай поменьше вопросов; я думаю, тебе достаточно хорошо платят, чтобы ты тут еще высказывал свое мнение; доставай пулю, делай перевязку, получай свои деньги и побыстрее отсюда проваливай, хотя нет… заодно посмотри мою голову: что-то после этого молотка у меня там образовалась сильно здоровая шишка, и мне бы очень хотелось узнать: не является ли она опасной? Впрочем, судя по тому, что я нахожусь в полном разуме, моя «черепушка» оказалась довольно-таки непробиваемо прочной.
Здесь Вацек заскрежетал неприятным смехом, одновременно поглаживая рукой непомерно раздувшееся синюшное образование, возникшее на его лбу в месте контакта с брошенным американским металлическим «молоточком». Удивительно, но несмотря на свои телесные повреждения, опасный преступник сохранял ясность ума и неиссякаемую способность к действию, оставаясь в таком состоянии, как будто он совершенно не испытывал боли.
Прежде чем приступить к извлечению пули, Серцов внимательно осмотрел повреждения лицевой части безжалостного бандита и, скрепя сердце, без рентгена и томографии, убедительно констатировал:
— Здесь, мне кажется, особых неприятностей не предвидится: удар получился вскользь, очевидно, Валерий Владимирович, Вы успели среагировать и отклонились назад, потому что воздействие пришлось только на верхнее лобное образование, где кость представляется наиболее крепкой, и я возьму на себя смелость предположить, что мозговое вещество в этом случае, возможно, не пострадало…
— Тогда почему же у меня такая большая шишка? — с недовольным выражением усмехнулся Вацек. — Как ты ее объяснишь, эскулап, «блин», «лепила»?