ка.
Глава XVIIIИ еще одна жуткая ночь
Градов Арсений Денисович и его супруга Надежда Петровна являлись одногодками и достигли пятидесятидвухлетнего возраста; они проживали в небольшом собственном доме, расположенном в районе «Рабочего поселка», на улице, условно скажем, 23-я Линия; мужчина был отставным военным, вышедшим на заслуженный отдых по достижении предельного возраста, жена же его еще с молодых лет являлась инвалидом, поэтому при своем огромном желании не смогла бы забеременеть и родить своего ребенка, тем не менее еще с детских лет нынешний супруг очень любил эту небольшую, но невероятно привлекательную женщину и это, пусть и значительное обстоятельство, никак не повлияло на их дальнейшие отношения. Как нетрудно догадаться, смирившись со своим тягостным положением, именно они и взяли на воспитание родившегося младенца, так не вовремя оставшегося без попечения погибших родителей и совершенно не имевшего других взрослых родственников.
Малыш постепенно вырос в высокого и сильного юношу и сразу же после службы в вооруженных силах трудоустроился на работу в полицию, где тут же был отправлен в далекий и глухой провинциальный поселок. Его отчим, которого ребенок всегда считал своим истинным родителем, несмотря на все тяготы службы, смог сохранить физически развитое тело прапорщика-десантника, побывавшего за свою бытность не в одной горячей точке и с честью выполнившего свой долг перед горячо любимой им Родиной; он заслужил довольно приличную пенсию, которой, вместе с пособием по инвалидности, начисляемым его больной супруге, вполне хватало на скромную и довольно приличную жизнь. Надежда Петровна, давно увядшая из-за «грызшей» ее изнутри болезни, между тем не утратила огромнейшего расположения со стороны своего преданного супруга, взвалившего на себя не только все бытовые обязанности, но и каждодневный уход за значительно исхудавшей и страдающей женщиной.
Промозглым весенним вечером, заканчивающим третий четверг апреля 2019 года, они находились дома и занимались — каждый своими делами: мужчина ковырялся с вышедшим из строя утюгом (денег у них хватало, и можно было купить новый, однако так сложилась человеческая натура, что она в некоторых случаях заставляет привыкать к определенным предметам и потом всякий раз начинает противиться, когда появляется необходимость заменять их на новые); он полностью погрузился в работу, пока его измученная болезнью супруга, успокоенная сильнодействующим лекарством, погрузилась в просмотр полюбившейся ей многосерийной художественной картины; найти причину поломки не получалось, и хозяин дома был наполнен естественными отрицательными эмоциями, всегда сопутствующим любым неудачам и неприятным моментам.
Внезапно! В дверь их дома ненавязчиво, но при этом довольно настойчиво постучали продолжительным уверенным стуком. «Кого еще это нелегкая принесла?» — пробурчал недовольным голосом бывший десантник, вынужденно отложивший в сторону сложное и, по чести сказать, уже надоевшее порядком занятие, после чего сразу же неспешной походкой направился к выходу.
— Чего барабаните?! — крикнул он, едва лишь оказавшись в сенном отделении дома. — Кому не спится в такую позднюю пору?!
— Ремонтная служба, — послышался с той стороны хриплый, словно простуженный, голос, — в районе произошла утечка газа, и мы ищем причину. Откройте… это очень важно и, кроме дополнительных расходов, может представлять для вас большую опасность.
Продолжая ворчать, отставной прапорщик включил уличное освещение и приблизился к входной двери, с недовольным видом отодвигая в сторону прочный, изготовленный в виде металлической задвижки, засов. Дверь отворялась наружу, и как только створка отодвинулась в сторону, прямо перед ним возник невысокий человек, отличавшийся хлипким телосложением и своим внешним видом мало похожий вообще на какого-нибудь работника; из-под надвинутой же на глаза незнакомца фетровой кепки блестели «колючие», злобные глазки, горящие злорадным огнем и свои задорным и пугающим огоньком не предвещавшие ничего, по сути, хорошего. В ту же секунду опытный десантник почувствовал в области своего левого бедра знакомое ощущение наставленного на него пистолета и, повинуясь долгой наработанной практике, потянулся для его перехвата; однако и Вацек — а это был именно он — не собирался разглагольствовать долгое время и нажал на спусковой крючок еще до того, как его противник смог предпринять какие-то более или менее активные действия, не дав ему даже малейшей возможности для проведения какого-нибудь приема, эффективного в подобных случаях и натренированного спецназовцем некогда в прошлом.
Дуло пистолета вплотную было прижато к телу, с легким надавливанием, что исключило оглушительность выстрела, слегка сгладив выходящий из небольшого отверстия громкий, при обычных обстоятельствах оглушительный, звук; бандит делал это умышлено, повинуясь наработанной за долгую преступную деятельность привычке, хотя, если сказать честно, наступление каких-то последствий заботило его в этот момент меньше всего: он настолько уже вошел в раж, что шел к своей цели, не заостряя на своих действиях большого внимания — и только долгая криминальная практика и врожденный интеллект не позволяли ему пока совершать серьезных ошибок, могущих вывести на его след полицейских, ведь, как бы вроде на первый взгляд и не могло показаться, что он склонен бездумно совершать преступления, но тем не менее всегда его не оставляла мысль, что необходимо все за собой «подчистить» и сделать это по возможности как можно более тщательнее. Вот и сейчас, только лишив противника реальной способности активно сопротивляться, пока он падал, хватаясь за поврежденное место, предводитель преступного синдиката, несомненно для пущей верности, ударил его рукояткой в лобную часть, после чего злорадно улыбнулся и, на ходу бросив: «Буйвол займись им как следует; знаю — не убьешь, потому и доверяю», заспешил во внутреннюю часть небольшой, но довольно прочной постройки. Через несколько секунд он появился обратно, держа в руках небольшую подушку и, ни слова не говоря, приставил ее вместе с пистолетом к голове «обезноженного» десантника, да так, чтобы она располагалась между черепной коробкой и дулом, после чего произвел, как он предполагал, последний выстрел, способный закончить жизнь этого некогда отважного человека.
Однако, следуя своему необузданному характеру, Вацек не учел одно немаловажное обстоятельство: отставному прапорщику приходилось бывать в переделках и гораздо более худших, поэтому перед самым моментом, когда главарь криминального клана осуществил нажатие спускового крючка, Арсений Денисович сумел лишь немного отклонить в сторону голову, что вместе с тем позволило ему избежать смертоносного разрушения черепной коробки; пуля же прошла вскользь, обдирая поросшую волосами кожу и оторвав левое ухо. Между тем такая непростительная оплошность преступного «авторитета» предоставила бывшему десантнику возможность вцепиться обеими руками в вороненную сталь наставленного на него опаснейшего предмета и начать проводить прием по перехвату оружия; завязалась борьба, в ходе которой было уже ни до осторожности и не до каких-то там церемоний. Оглушительность бесцельной пальбы, не достигающей своей цели, с одной стороны, разорвала ивановское небо тревожным звуком, с другой же, ясно дала понять, что бандит осознает явное силовое преимущество своего противника и стремится как можно быстрее разрядить магазин своего пистолета, чтобы он в следующую секунду не обратился против уже него самого.
— Буйвол! — орал он срывавшимся от волнения голосом, словно молодой верезжащий в ярости кабаненок. — Чего стоишь, будто бы пень трухлявый?! Видишь: у меня не получается одолеть этого обезумившего верзилу! Давай помогай: у меня одного «сломать» его не получится!
Копылин, глядя на эту необычную ситуацию, когда лежащий на голой земле раненый человек так отважно борется за свою жизнь и за безопасность своих домочадцев, мысленно проникся к нему уважением и теперь стоял и в нерешительности раздумывал, стоит ли помогать своему, уже без сомнения бывшему, другу убивать этого, в сущности, смелого и отчаянного противника; однако злобные выкрики безжалостного преступника вернули Ивана к суровой действительности и «включили» в его мозгу привычное раболепие, заставив подчиняться несправедливому приказанию.
К тому времени, когда огромный громила вмешался в эту неравную схватку, где, несмотря на полученное врагом ранение, перевес был явно не на стороне безжалостного бандита, пистолет был полностью разряжен и, после неумышленного снятия затвора с затворной задержки и возвращения его на место, вхолостую щелкал курком по металлической задней части; присутствие же в схватке Буйвола в один миг решило возникшую для Босса проблему и уже через пару секунд — какой бы ни был обученный в прошлом десантник — он был прижат к холодной весенней земле более внушительной силой. Вацек, освобожденный от обязанности бороться с превосходящим по силе противником, сделал несколько шагов из сторону в сторону, одновременно глубоко вдыхая и резко выдыхая из себя воздух, делая это так, словно боролся с переполнявшими его разум негативными всепоглощающими эмоциями, после чего, вероятно уже приведя в порядок свои разрозненные неожиданным сопротивлением мысли, поднял с земли выпавшее оружие, отлетевшее в результате вмешательства в поединок более значимого соперника, приблизился к обездвиженному хозяину дома, придушенному и надежно прижатому к земле неиссякаемой мощью, — и по самую рукоятку загнал ему в левый глаз дуло своего вороненного пистолета; раздался неприятный хлюпающий звук, напоминающий собой рвущуюся под напряжением прочную оболочку, не вызвавший, однако, у преступника ничего, кроме радостных впечатлений, полностью удовлетворивших его тщеславное самолюбие.
— Поверни его рожей к земле, — скомандовал Валерий голосом, наполненным скрипучей, передающей его недоброжелательность интонацией, — я «ствол» вырву, а не то в его черепушке кровь сейчас находится под огромным давлением, и если это сделать в таком положении, то мы с тобой по самые уши пропитаемся его кровью.