Предложение было вполне разумным и, по чести сказать, Ивану самому даже и в голову бы не пришло; он послушно отстранился от тела поверженного предводителем недруга, после чего, оказавшись уже на прямых ногах, нагнулся книзу и перевернул отставного военного в положение, чтобы труп оказался лежащим своим лицом вбок; далее, противный крякающий отголосок возвестил, что из тела извлекается инородный железный предмет; а как только продавленное глазное отверстие освободилось от металлической «пробки», в ту же секунду из него вырвался фонтан теплой крови, обильно оросивший всю близлежащую местность. Вацек взял переданный ему верным пособником пистолет, перепачканный кровавым и мозговым веществом, небрежно вытер его об одежду недавнего неприятеля и отдал Копылину еще одно, по своей сути, довольно необычное указание:
— Оставайся здесь и внимательно проследи за тем, чтобы этот покойник вдруг каким-то чудесным образом не очнулся; я же пока пойду и займусь его женушкой, — сказал и направился к двери, а уже находясь в сенях, чуть слышно, только лишь для себя, добавил: — Заодно, в случае какой неприятности, я буду точно знать, что могу надеяться исключительно на себя, а ты, мой мягкотелый товарищ, прикрывай-ка лучше наши тылы.
После этой фразы становилось понятно, что у главы ивановского преступного синдиката зарождались определенные сомнения в надежности неоднократно проверенного в различных ситуациях друга, по-видимому явно что ставшего уже бывшим, а значит, он теперь не мог, как и раньше, без сомнений рассчитывать, что тот, забывая про всякую осторожность и совершенно бездумно, будет стремглав бросаться в любое, затеянное им, опасное предприятие. Ивану же, в принципе, такая видимая неприязнь со стороны прежнего приятеля хотя и вставала словно кость в его внушительном горле, однако в свете последних событий не вызывала уже никакого особого удивления; именно по этой причине он, как и обычно, с завидным послушанием выполнил все, что ему предписывалось более умным товарищем. Вацек же, ни секунды немедля, прошел во внутреннюю часть дома, где находилась пожилая, больная женщина, бывшая чуть живая от страха и перепуганная нежданным визитом; однако, даже невзирая на весь тот ужас, что внушил ей грозный вид беспощадного человека, так внезапно появившегося в ее комнате и в то же мгновение растоптавшего ее телефон, затем вырвавшего из под нее подушку, на которой она до этого, чуть прислонясь, лежала и занималась просмотром полюбившегося ей кинофильма, после чего так же стремительно удалившегося, Надежда Петровна, когда услышала с улицы выстрелы, смогла найти в себе душевные силы и, трясясь всем своим телом от терзавшего заболевания и панического ужаса, все же сообразила, что, кроме приведенного в негодность, в доме еще находится новенький, современный смартфон, принадлежавший ее супругу, неосознанно отправившемуся на столь жестокую бойню. На подгибающихся ногах, шаткой походкой, хозяйка дома направилась в сторону кухни, где муж до этого занимался ремонтом бытового прибора и даже успела схватить оставленный им, как она считала, спасительный для них обоих предмет, где успела набрать «02» и дождаться прохождения вызова.
Градовой как раз отвечал дежурный, принимавший телефонные вызовы, беспрестанно поступающие от граждан, когда в плмещение входил разъяренный Вацек. Больная и перетрусившая женщина так и не успела сказать ни единого слова: досылая патрон в патронник из только что замененного магазина, озверевший преступник одним метким, прицельным, выстрелом выбил мобильное устройство из руки отчаявшейся хозяйки, оставив на ее ладони кровоточащую и одновременно запекшуюся дыру, неприятную и крайне болезненную.
— Не шути со мной, «старая», — именно так выглядела для него оппонентка, сломленная долгим недугом и трясущаяся от боли и страха, — я ведь могу и по-плохому! Пока же у нас с тобой — и этот еще вполне даже возможно! — состоится обстоятельная и дружественная беседа, приносящая выгоду нам обоим, или, иными словами, тебе жизнь, ну, а мне информацию.
Естественно, предводитель преступного синдиката бессовестно врал: он не собирался сохранять кому-либо жизнь — ему просто любыми возможными способами необходимо было побыстрее разузнать интересующие его сведения и «свалить» из этого дома еще до приезда полиции — а то что это будет именно так! — бандит, после своих оглушительных выстрелов, прогремевших пусть и не в густонаселенном районе, но явно привлекших чье-нибудь чересчур бдительное внимание, уже нисколько не сомневался. Именно поэтому он и торопился разговорить перепуганную до ужаса женщину, прекрасно осознавая, что если она впадет в сопутствующий этому состоянию ступор, то просто-напросто может замкнуться, — и вот тогда! — вытянуть из нее вряд ли чего получится.
— Говори, старая «ведьма», — рычал он на нее пробиравшим до ужаса голосом, — где сейчас находится твой приемный сын, которого вы с мужем усыновили в двухтысячном году в Шуйском доме малютки?!
Большой человек, не пользующийся у своего давнего друга уже тем прежним доверием, каким обладал на протяжении долгого времени, и так пренебрежительно оставленный в стороне от разворачивающихся в доме событий, конечно же, имел удрученное состояние, и сам не понимал, откуда появились эти происходящие с ним изменения и откуда появилась эта неведомая ему ранее жалость. Все эти невеселые мысли тревожили Копылина на протяжении тех пяти-семи минут, что его товарищ отсутствовал во внутренних помещениях; наконец он появился и, не сказав преданно ожидавшему его товарищу ни единого слова, а только бормоча себе под нос: «Да-а, это только усложняет все дело… и ладно еще сынок Елисея подался в «менты» — тут еще можно было бы порешать что-то в кратчайшие сроки… но это?!.» — направился в сторону машины, находившейся за небольшой оградой приусадебного участка. Иван, представлявшийся человеком, плохо умеющим составлять логические цепочки, все-таки пришел для себя к очевидному выводу, что Босс узнал какую-то серьезную тайну и из-за возникшего недоверия не хочет ему ничего сообщать, сделался еще более удрученным и, понуро упустив свою огромную голову, поплелся вслед за ближайшим товарищем, по крайней мере бывшим таковым в совсем недалеком прошлом. На улице уже давно сгустились сумерки и приближалось наступление пятницы.
Той же ночью, но на значительном удалении от города, и именно с того направления, где орудовали безжалостные бандиты, Наташа проснулась между двумя и тремя часами только что начавшихся суток; ее не покидало предчувствие какой-то неведомой ей жуткой опасности, поджидающей ее в самом ближайшем будущем; все ее тело словно сковало какой-то холодной судорогой, и девушка не могла пошевелить ни одним своим мускулом, с мучившей ее тревогой опасаясь, что любое ее движение привлечет к себе внимание какой-то неведомой, странной силы, неотступно витающей над машиной… так длилось минут пятнадцать, может чуть больше. Постепенно Елисеева начинала понимать, что все ее страхи ничем не оправданы: на улице стояла непроглядная тьма и было настолько тихо, что не слышалось ни единого звука, и хотя для леса такая тишина — пусть и в апрельское время, когда еще не прилетели перелетные птицы — все же являлась несколько естественной, подобное положение дел несколько успокоило перетрусившую от страха красавицу.
Укладываясь после ужина спать, она и ее верный подручный, взявший на себе обязанность быть ее преданным спутником, укутали все еще находившегося без сознания Майкла всеми теплыми вещами, какие им только удалось собрать как из своей одежды, так и из того, что удалось найти внутри машины Бочкова, после чего, оставив его внутри незначительного фургона, сами отправились спать в кабину, предварительно как следует протопив внутрикабинную печку; для Наташи, отдавшей свою теплую камуфляжную куртку раненому спецназовцу, нашлось хотя и тонкое, но довольно сносное одеяло, Виктор же, также посчитавший необходимым отдать свою верхнюю теплую часть одежды находящемуся без сознания больному предпринимателю, довольствовался накопленным за долгое время тучным жирком и природной выносливостью, существующей у любого автомобилиста, практикующего дальние перевозки.
Постепенно при таких, будоражащих кровь и неизвестно откуда взявшихся, страхах, к Елисеевой возвращалась способность адекватно оценивать ситуацию, и она начала потихоньку разминать затекшие после сна конечности; рядом безмятежно похрапывал владелец автофургона, нисколько не обеспокоенный окружающей обстановкой. Несмотря на отсутствие вечером какой-либо опасности, засыпала Наташа, крепко сжимая в руке оружие — вот и сейчас оно все еще находилось в ее правой руке. «Надо сходить посмотреть на Майкла, — подумала верная спутница американского бизнесмена, начиная связывать возникшие у нее тревожные чувства с возможным ухудшением его самочувствия, — может, он уже очнулся и ему необходима чья-нибудь помощь?» Убедив себя в такой мысли, прекрасная и вместе с тем отважная девушка тем не менее сначала осторожно опустила стекло и внимательно вслушалась в окружающую автомобиль ночную, беспросветную мглу, и, только после того как ей не послышалось ни одного, наводящего подозрение звука, отчаянная красавица резко толкнула дверную створку и решительно вылезла из кабины. Уверенным шагом, но вместе с тем не забывая крутить вокруг головой, она пусть и в кромешной тьме, но тем не менее уверенным шагом направилась к задней части небольшого автофургона, где возле раненого возлюбленного был оставлен единственный фонарь этой компании — на тот случай, если он вдруг очнется.
Скрипнув большой металлической створкой, сердобольная представительница прекрасного пола и одновременно преданная возлюбленная с неподражаемой легкостью запрыгнула во внутреннюю часть вполне просторного помещения и проследовала к лежащему на полу отставному «морпеху», бывшему без движения и находившемуся все еще без сознания. Елисеева преодолела вроде бы то же самое расстояние, что требовалось, чтобы достичь фонаря, и, нагнувшись, стала шарить рукой по полу, производя усердные поиски осветительного прибора, — однако! — поблизости его нигде не было. После минуты бессмысленных поисков, уже поняв, что необходимый предмет не отыщется, отважная девушка вновь охватилась предчувствием приближающейся опасности и покрылась холодным потом от подступившего суеверного ужаса; это чувство обострялось еще и тем, что она, водя руками по половому покрытию, не обнаружила тела любимого человека в том месте, где ему было организовано своеобразное лежбище; верхняя часть матраса была пустой, но вместе с тем рука вмиг похолодевшей красавицы наткнулась на противную липкую массу — сомнений не оставалось! — это была кровь ее исчезнувшего возлюбленного.