— Привет, — поздоровалась я, снимая балетки и вешая куртку в коридоре. — Как ты?
— Жить буду, — ответил Паук, отрывая взгляд от телевизора и глядя на меня.
— Нужно сменить бинты и обработать швы. Как нога?
— Если я скажу, что хреново, это ничего не изменит, малышка. Где ты была?
— Покупала нам кое-какую одежду. Пойдем в ванную, не хочу снимать твои бинты здесь, не хватало еще перепачкать мебель кровью, — я решительно направилась к санузлу.
Пока я мыла руки, Паук зашел в ванную и прислонился к стене позади меня. Было хорошо заметно, что он старался не опираться на больную ногу. На мужчине были джинсы обрезанные до колен, на манер шортов, так что не было надобности стягивать с него штаны. Какая-то часть меня огорчилась от этого открытия, но я приказала ей заткнуться. Не хватало еще разбираться с чувственным вожделением к своему врагу.
Бинты отцеплялись неохотно, но крови было несколько меньше, чем вчера. Я видела, что Пауку больно, но он терпел молча. Вообще, мне казалось, что он мог бы с этим справиться и сам, но мне было необходимо иметь под контролем процесс его выздоровления. Контролировать хотя бы что-то было важным моментом в моем неопределенном положении.
Нога выглядела нормально, по крайней мере, нормально для ноги, сквозь которую прошла пуля. Красная припухлость вокруг пулевого отверстия немного уменьшилась, а сама рана покрылась коркой запекшейся крови. Свежая кровь оттуда не текла, так что я решила, что с этим все будет хорошо. А вот швы на плече начали воспаляться и у меня не было ни малейшего представления, что с этим делать. Вокруг стежков пятнами разбегалась краснота, из-под бинтов, с трудом отстававших от кожи, вновь потекли кровавые струйки.
— Все в порядке, малышка. Если мне придется сдохнуть, значит, сдохну, — Паук покосился на плечо и осторожно дотронулся до краев раны. Видимо, ему тоже не понравился открывшийся вид.
Я удивленно посмотрела на лицо мужчины, но в темных глазах не было ничего, кроме холодного веселья.
— Только попробуй сдохнуть, после всех потраченных на тебя усилий, — пробормотала я, оторвав последний бинт с почти садистским удовольствием. Легкая гримаса боли исказила его лицо, но Паук ничего не ответил.
Новые бинты я наложила очень быстро, сказывалась сноровка. В тот момент, когда я завязала последний узел на его плече и хотела было отстраниться, мужчина положил мне руки на плечи и прижал к себе.
— Ты так удивляешь меня, малышка, — произнес Паук, глядя в мои испуганные глаза. Его жест напугал меня. — Когда я прочитал твои дневники, то понял, что хочу обладать тобой. А теперь, узнав тебя еще больше, я точно не отпущу тебя. Ты удивляешь меня каждый раз, когда я уже решаю покончить с тобой. И это спасает тебя снова и снова, — мужчина склонил голову и его губы коснулись моих.
Я не сопротивлялась этому неожиданному контакту. Подавшись вперед, ответила на его поцелуй, мягко исследуя языком его губы и скользкий язык, который нежно поглаживал и скользил в такт с моим. Руки мужчины сжались вокруг моего тела, словно хотели раздавить, вжать в себя. В этот момент я просто позволила себе расслабиться, невзирая на слова, произнесенные секунду назад. Какой смысл сопротивляться тому, чего ты хочешь так сильно? Врать себе, что его прикосновения мне противны было бессмысленно.
Мое сердце забилось чаще, когда рука Паука скользнула вниз, к поясу моих джинсов. Его ладонь ласкала чувствительную кожу на талии и я наслаждалась этим прикосновением, поддерживающим и странно успокаивающим. Я искала опору в убийце, получала поддержку от человека, который все никак не выберет время для того, чтобы убить меня. Возможно, в это странное для время, это было и правильно, найти точку равновесия хотя бы в собственном убийце.
Пальцами я пробежалась по его обнаженной спине, по ложбинке позвоночника, ощущая сильные мышцы и гладкость кожи. Мои руки замерли на границе его джинсов. Поколебавшись долю секунды, я все же решилась и запустила руки ниже, добираясь до ягодиц. Захотелось зайти дальше, выплескивая все накопившееся, но на это моей решительности не хватало.
— Пойдем наверх, — прошептал мужчина, прерывая поцелуй. В его глазах отражалось веселье и желание, странное сочетание. Видимо, Паука необыкновенно забавляла моя реакция на поцелуй и ласку. Возможно, он просто не ожидал, что я отвечу, позволю себе расслабиться в его руках.
Мы поднялись по лестнице, держась за руки. Мне просто не хотелось прерывать наш контакт, словно это было важнее всего на свете. В какой-то мере, так оно и было — эти прикосновения дарили парадоксальную уверенность в завтрашнем дне и прекрасное ощущение, что мир все же имеет светлые стороны.
Я села на постель и потянула за собой мужчину. На включая свет в комнате, мы просто целовались в темноте, лежа на боку и изучая друг друга. Его руки шарили по моему телу, не жадно, не похотливо, но успокаивающе, изгоняя тоску и одиночество. Наши губы встречались бесконечное число раз, вновь и вновь посылая разряды по моему телу. В этих поцелуях не было возбуждения, но была поддержка, то, в чем я так нуждалась в последние дни. Я не ожидала продолжения — Паук был ранен, да и мне не хотелось переходить последнюю черту, хоть до этого уже было недалеко. Если я пересплю с ним, это будет полным поражением, признанием, что меня держат возле него не просто практические соображения, но и что-то другое, чего мне отчаянно не хотелось признавать. Глубоко внутри я понимала, что от себя не уйдешь. Не зря говорят, что от ненависти до любви один шаг. Хотя в моем случае, ненависть и извращенная влюбленность шли рука об руку в душе. Мне не хотелось признавать то, что было очевидно, против этого протестовало все воспитание, все принципы «нормальности» заложенные с детства.
Мы долго лежали вместе, переплетя пальцы и просто молчали. Я касалась носом его щеки и вдыхала запах кожи. Теперь запах сигарет исчез, но горьковатый запах трав остался. Это был запах Паука, приятный, захватывающий. Хотелось вдыхать его снова и снова.
— Как ты себя чувствовал после первого убийства? — спросила я, вспомнив о том, что терзало меня утром. — Ты чувствовал сожаление, раскаяние? Хотел ли повернуть время вспять и не делать этого?
Некоторое время мужчина не отвечал и мы просто лежали в темноте и тишине, прерываемой только нашим дыханием.
— Не знаю, малышка. Ты задаешь слишком сложные вопросы, — произнес Паук тихо и я ощутила осторожное касание губ на щеке.
— Но все же? Мне нужно знать, — настаивала я, чуть сильнее сжав его пальцы. Были ли мы походи? Могу ли я считать себя таким же убийцей, как он? Этот вопрос все еще не давал мне покоя.
— Зачем? — вопрос прозвучал и я замешкалась. Стоит ли озвучивать то, что тревожит душу?
— Просто скажи. Это важно для меня. Но, если не хочешь отвечать, я пойму, — на секунду показалось, что Паук может и не захотеть рассказывать мне о своих чувствах. Последний наш откровенный разговор закончился не самым приятным образом и не факт, что стоит продолжать этот.
— Пожалуй, у меня не было сожаления, — мужчина ответил. Голос его, задумчивый и тихий, заставлял внимать каждому слову. — Я знал, что делал и зачем. Разве что было обидно, что все произошло слишком быстро и не так красиво, как я представлял себе в мечтах.
Я помолчала. Каждое такое признание должно было бы вызывать у нормального человека ужас, но я лишь отметила, что действительность не всегда соответствует нашим мечтам. Видимо, многое во мне успело просто выгореть и у меня просто не было больше сил, чтобы испытывать ужас от признаний маньяка-убийцы, лежа в его объятиях. Просто было важно услышать, как другой человек справлялся с тем, что довелось пережить мне.
— Я убила человека вчера утром. Я вонзила стилет ему в горло и не испытывала никаких угрызений совести. Мои руки в его крови, а в душе у меня не шевелится абсолютно ничего. Мне страшно стать похожей на тебя, словно холодная машина. Как вообще можно жить со знанием, что ты убийца? — мой отчаянный шепот в темноте задрожал под конец и мне пришлось замолчать, чтобы не заплакать.
— Ты должна была спасти свою жизнь, малышка, — мужчина нежно провел ладонью по моим волосам, заправляя их за ухо. — Он хотел убить тебя, но ты успела первой. Все так и должно быть.
— Я никогда раньше никого не убивала. Казалось неважным, какой это человек, я все равно была не способна отнять чью-то жизнь. А теперь понимаю, что не только убила без особых размышлений, но и не сожалею о содеянном. Никогда не верила в Бога, так что ада не боюсь. Но я всегда верила в свою человечность и это мучает меня все сильнее.
— Ты сожалеешь о том, что не сожалеешь, малышка. Это отличает тебя от меня и показывает, что тебе не все равно. Просто забудь об этом. Он умер бы рано или поздно, от твоей ли руки или от чьей-нибудь шальной пули. Подонок не заслужил ни спасения, ни сожаления, — Паук говорил уверенно, а я его пальцы тем временем перебирали мои волосы. Слова имели смысл, но все равно не успокоили меня до конца. — Ты не похожа на меня, ведь так и не смогла убить меня, когда предоставилась удобная возможность. Моя драгоценная малышка.
Губы Паука коснулись моего лба и переместились вниз, сцеловывая соленые капли, чудным образом уже проторившим дорожки на щеках. Готовность постоянно плакать убивала меня. Никогда в жизни мне не приходилось плакать столько, сколько за последние недели, даже в детском саду. Я всегда была сильной, не поддавалась проблемам настолько, чтобы жалеть себя. Видимо, стресс оказывался сильнее меня, заставляя чувствовать себя жалкой и несчастной.
Постепенно расслабляясь в кольце горячих рук, я засыпала, чувствуя, как проблемы отступают. Наверное, было неправильно вот так лежать со своим убийцей, который видит в твой смерти изысканное удовольствие, но мне не хотелось больше об этом думать. В мире я была нужна многим людям, но только Паук любил меня, что называется, до гробовой доски.
19
В Смиловых Горах мы жили уже почти неделю. Погода на улице совсем испортилась, зарядили долгие дожди, температура упала до десяти гр