– Вечно ты придумываешь! Тебя здесь лечат, а ты сопротивляешься и жалуешься, от этого все лечение насмарку. В интернате тебя тоже все не устраивало, а потом сам хотел вернуться.
В одном мать Пичушкина была права. В психиатрической больнице чем больше ты сопротивляешься, тем сильнее тебя лечат и тем усерднее пытаются сломать. Спустя несколько месяцев Александр вышел из больницы уже другим. В его деле теперь значился диагноз, который ставил жирный крест на всей дальнейшей карьере и жизни. Впрочем, он больше и не собирался этот крест стирать. Его все устраивало.
ПОСЛЕ БОЛЬНИЦЫ ОН ВЕРНУЛСЯ СОВСЕМ ДРУГИМ ЧЕЛОВЕКОМ. В НЕМ ИЗМЕНИЛОСЬ ЧТО-ТО НЕУЛОВИМОЕ. САША СТАЛ ЗЛЫМ И ЖЕСТОКИМ ПО ОТНОШЕНИЮ К ЛЮДЯМ, НО ПРОДОЛЖАЛ ЛЮБИТЬ ЖИВОТНЫХ. У НАС ВСЕГДА БЫЛИ КОТЫ, КОТОРЫХ ОН ОБОЖАЛ, ДА И ДРУГИХ ПИТОМЦЕВ ВСЕГДА ОЧЕНЬ ЛЮБИЛ.
Больница сделала Александра сломленным и тихим. Наталья чувствовала свою вину за то, что сын оказался в лечебнице, поэтому старалась ни в чем его не ограничивать и не трогать его вещи, хотя раньше могла бесцеремонно влезть к нему в шкаф и начать уборку. Вскоре Пичушкин вновь стал выходить во двор, заниматься спортом и сидеть вместе со стариками за столом.
– Как ни крути, а жизнь научит молчать и подчиняться, – качал головой Сергей Иванович, наблюдая за тем, как осторожно и аккуратно, выверяя каждое движение, Александр идет к своему подъезду.
Вскоре в семье Пичушкиных произошли изменения. Наталья выгнала за пьянство очередного мужа, а вот младшая сестра Александра обзавелась женихом. Парень, который был на пару лет младше Пичушкина, поселился в квартире на Херсонской улице еще до свадьбы. Все ссоры между ним и братом невесты заканчивались словами: «А ты вообще молчи, ты никто и звать тебя никак. Где дверь, показать? Тогда сиди и молчи!» Поэтому молодому человеку просто не оставалось иного выхода, как помалкивать. Вскоре они с Катей сыграли скромную свадьбу и зажили, как принято у людей. В день бракосочетания на каждом этаже подъезда развесили пучки воздушных шаров и расставили бутылки с шампанским. Жених, как и полагается, поднимался по ступенькам на один этаж, зачитывал задания от гостей, рассказывал стих или пел песню, а затем продвигался дальше, и так вплоть до железной двери Пичушкиных на пятом этаже. На пороге их встречала невеста, одетая в белое платье, перешитое из старого сарафана и занавески. В сопровождении старшего брата, облаченного в костюм, и матери с душераздирающе ярким макияжем молодые спустились по лестнице. Молодоженов ожидало допотопное Volvo, позаимствованное у соседей. Остальные гости расселись по двум другим машинам. В ЗАГСе их расписали быстро, без оркестра. В тот день у музыкантов был выходной, поэтому регистрировали только тех, кто не хотел торжественную церемонию. В казенных коридорах ЗАГСа на скамейках сидели хмурые люди в повседневной одежде. Можно было подумать, что это очередь в поликлинике, а не счастливые пары и их близкие. Шумная компания Пичушкиных на их фоне выглядела странно, но Катю это скорее радовало. По сравнению с невестами в очереди она по праву могла считать себя самой красивой, а свой наряд – самым эффектным.
Вечером все гости сначала набились в квартиру на Херсонской, где уже был приготовлен праздничный стол. Затем народ разбрелся кто куда по району. Александр напился до беспамятства одним из первых, но к вечеру очнулся, вышел на лестничную клетку и стал орать:
– Я Терминатор, я здесь Бог!
Когда Наталья выбежала вслед за сыном, тот уже грохнулся в лестничный пролет и больно ударился о крышку мусоропровода.
– Пойдем домой, Терминатор, а то снова врачи приедут и заберут, – ворчала женщина, пытаясь поставить шатающегося сына на ноги. С помощью новоиспеченного зятя ей все же удалось затащить Сашу в квартиру и уложить на кровать Эльмурада.
– У всех сыновья помогают матерям, а он только все портит, – сетовала Наталья.
– Кто помогает, мам? Ты где таких видела? В сериале про Мексику? – хмыкнула Катя и со стуком хлопнула дверью.
Вскоре у молодой пары появился ребенок. Детскую кроватку поставили в их небольшой комнате, и Наталья с Александром теперь вынуждены были ютиться на оставшихся десяти квадратных метрах. Периодически кто-то из друзей или родственников спал на кухне, поэтому единственным местом, где Пичушкин мог уединиться, оставалась крохотная кладовка два на два метра. Там, как и прежде, висела перекладина, выполнявшая функцию турника или сушилки для белья, в зависимости от того, кто первым в кладовку вошел.
Александр продолжал иногда подрабатывать, оказывая мелкие услуги соседям или помогая разгружать товары в магазине, но никуда на постоянной основе устраиваться не собирался.
– Сидишь только на моей шее и ничего не делаешь. Учиться не учишься, так иди работай, – без конца повторяла Наталья то сыну, то зятю. Второй, правда, подрабатывал чуть более усердно, наличие ребенка обязывало.
– Я ходил на мебельную фабрику, не взяли, – огрызался Пичушкин.
– А что, в магазин устроиться не хочешь? Переломишься? – фыркала женщина.
– Хочу что-то полезное делать, а не коробки таскать, – пожимал плечами молодой человек, открывая холодильник.
– А таскать коробки – это полезно, для здоровья и мускулатуры, уж точно. Куда тебе плотником-то быть, ты когда табуретку в последний раз сколотил? Это уметь нужно…
Такие разговоры продолжались и продолжались, пока наконец Александр не сдался и не устроился в магазин, только что открывшийся на месте старого универмага. Это был еще не супермаркет с открытыми полками, но уже и не прилавок, за которым стояла злобная продавщица, всегда готовая весьма популярно объяснить, почему нет того или иного товара.
На дворе было начало девяностых. Еще недавно пустые полки стали заполняться заграничными товарами – в основном с отметкой «не для продажи», так как все они были из наборов гуманитарной помощи. Ее привозили фурами и распространяли в университетах и на предприятиях. Студенты, преподаватели и сотрудники спешили перепродать все, что удавалось раздобыть. Именно в этом, по мнению «воротил», и заключалась суть «бизнеса».
Фуры нужно было кому-то разгружать, поэтому молодого и крепкого парня без проблем взяли на небольшую зарплату. Вскоре Александр и сам забыл, что когда-то учился на плотника. Вечером после рабочего дня ему давали не только немного денег, но и бутылку водки, которая помогала вовремя сделать анестезию от мыслей. Он никогда не закусывал или не напивался в компании: просто приходил на кухню, наливал себе стакан и выпивал его залпом. Мышцы тут же парализовало, а затем мозг начинал разъедать ядовитый алкогольный туман.
В один из дней Александр вышел вечером на площадку, но вместо старого состава шахматистов там сидело двое незнакомых мужчин лет на десять старше Пичушкина. Оказалось, что это новые жильцы, арендовавшие квартиру в доме по соседству. Оба приехали в столицу откуда-то из средней полосы России, чтобы найти себе работу. Один собирался устроиться в местные коммунальные службы, чтобы сэкономить на жилье, а второго уже взяли в недавно открывшийся мебельный цех, и он как раз отмечал свой первый рабочий день.
– Садись, выпьем, – пригласил парня плотник.
Услышав эти слова, Пичушкин заметно повеселел. Когда второй мужчина указал ему глазами на бутылку, стоявшую на столе, он кивнул и чуть заметно улыбнулся, но за весь вечер его стакан так и не опустел. Александр с интересом слушал разговор и периодически вставлял какие-то реплики. Оказавшись в чужом городе, всегда радуешься любым новым знакомым, а Пичушкин был москвичом и знал каждую улицу родного района, общался практически со всеми соседями.
– Слушай, может, устроишь меня к себе плотником? У меня даже в дипломе написано, что я плотник. Табуретку с закрытыми глазами сколочу, – предложил вдруг Александр.
Мужчина вдруг замолчал и внимательно посмотрел на парня, которому по виду было лет двадцать, не больше.
– Ты ж москвич! Не пойдешь ты работать за такие деньги, за какие я вкалываю, да и у нас там полная загрузка сейчас. Молод еще для такого дела! Тут уметь надо, а не дипломом тыкать. Колотим диваны как не в себя, такое ощущение, что наши кушетки в каждой квартире здесь будут, – хохотнул мужчина и предложил налить еще по одной.
Пичушкин сразу осекся и как-то сник. Пару раз Александр ходил на собеседования по объявлению, но говорили ему примерно то же самое, что и сейчас. Тут к их столу подбежала соседская овчарка, которую хозяин иногда отпускал на свободный выгул. Лохматая псина внушала страх и уважение, но все знали, что никого добрее не найдешь.
– Фу, вали отсюда, чудовище, пока не пристрелил, как положено, – скривился плотник и пнул старую собаку в живот. Та тихо взвизгнула и обиженно поковыляла к подъезду, в котором жил ее хозяин.
– Зачем ты? Она ж соседская. Зачем бить собак? – возмутился Пичушкин.
– Если не бить, твоих детей сожрет и тобой не подавится! Знаешь, сколько я таких стай видел? Бабка какая-нибудь их подкармливает, потом помирает, а те уже привыкли и на людей нападать начинают. Их нужно отстреливать, пока в стаю не сбились и не озлобились.
– Может, они в стаи сбиваются именно потому, что их такие, как ты, бьют? – хмыкнул парень.
– Слушай, я из деревни, у нас к животным другое отношение. Мне своего ребенка нужно защищать. Я против собак ничего не имею, но пусть они от меня подальше держатся, понял? Соседские или нет, пусть в другом районе бегают, – вызверился мужчина.
Пичушкин еще какое-то время слушал разговоры новых знакомых, держа в руках стакан, а потом распрощался и ушел.
Спустя пару недель после этой встречи Александр по своему обыкновению проснулся в семь утра и побрел в магазин, где нужно было разгрузить товар. Он поздоровался с продавщицами и направился к грузовику, в кузове которого возвышались ряды коробок. К одиннадцати утра он был уже свободен. Заведующая, словно издеваясь, протянула парню пачку мелких купюр, хотя могла бы расплатиться одной бумажкой. Затем женщина помахала перед ним пакетом с бутылкой дешевой водки: