Город был ошарашен, когда обоих людоедов направили на принудительное лечение как больных людей. Люди бушевали, митинговали, ходили по инстанциям. Но дело осталось на том же уровне, на котором был вынесен приговор.
А в Демьяново те мужички, которые любили лакомиться шашлыками у Равиля, лежкой лежали от рвоты и печали.
— Ну, что Николай Павлович, доложил о местонахождении Вадима Медведева?
— Доложил?
— Даже могила неизвестно где.
— Может еще и отыщется, он то остался цел в отличии от его помощников.
— Ты хотел сказать, не был съеден?
— Да.
— Непонятно как рождаются такие люди? У них что, особый ген имеется? Или разновидность шизофрении?
— Скорее последнее.
— И хотя их не так много, но они имеются и в нашем государстве.
— Остатки первобытного общества людоедов.
— Но не в России.
— Ну что, главный налоговый досмотрщик, дела идут?
— Идут. Я сказал, что хочу на примере одного из сел, посмотреть истинное положение налогообложения и прочего.
— И выбрал..
— Конечно Демьяново.
— Значит будем снова искать?
— А что делать? Приказ есть приказ.
— Ну ладно, мы с тобой люди государевы и будем выполнять свой долг перед Родиной.
В Демьяново они появились к вечеру и сразу же направились в дом бондаря. Там им обрадовались так, что Алексей сразу же отбросил его нехорошие мысли об Анне. Ее глаза светились неподдельной радостью.
Она не знала куда девать себя и без конца перекладывала, переставляла все, что попадалось под руки. Дед тот не знал где усадить дорогого гостя и его товарища. В комнату осторожно просунулась голова с золотистыми кудрявыми волосами.
— Это кто там такой? Золотоволосый?
— Я! — крикнула радостно девочка и через секунду повисла у него на шее.
Он закружил ее по комнате, потом посадил на плечи, благо позволял это сделать высокий потолок дома, и они принялись как два маленьких ребенка играть в догонялки-скакалки. Сначала он ее носил по комнате, потом она его догоняла, затем он ее и, наконец, оба усталые упали, а не сели на диван.
— Рассказывай, как жизнь молодая?
— Хорошо.
— В школу нынче идешь в район?
— Придется, — ответила Анна.
— А я не хочу.
— Будешь неучем, — проворчал дед.
— А это кто?
— Неуч, дурак значит, ничего не понимающий.
— Нет я дураком не хочу быть.
— Значит поедешь учиться.
— А где она будет там жить? — спросил озабоченно Алексей.
— В интернате, — ответила Анна.
— Могла бы у твоей матери, если бы не отчим, — огорчился дедушка.
— У матери? — удивился Алексей.
— Дедушка, зачем кому-то наши семейные дела?
— Ну почему же очень интересно, — сказал Алексей.
— Аленушка, ты знаешь свою бабушку?
— Нет, — ответила девочка. — А разве у меня есть бабушка? — обратилась она к матери.
— Срочно за стол, пора, все уже готово, — весело проговорила Анна, пытаясь скрыть смятение. Она укоризненно посмотрела на деда и Алексей перехватил этот взгляд, полный огорчения и сомнений.
— Странно, — подумал он, — ни разу за все время из знакомства она не сказала, что у нее есть мать. — И почему тогда год сама учила девочку, если в районе есть у кого жить?
За столом в основном тараторила Аленка. Она рассказала за несколько минут, что у Федяевых четыре котенка, а козленок один. У продавщицы, которая раньше работала, пока магазин не закрыли, Федосья, жена Макара, побила окна. Ильич, комбайнер упал в канаву, а Анисья гадает на картах и никак не пригадает жениха.
Все новости были выложены, еда съедена, посуда убрана и в самый раз было бы поговорить с Анной, но она поспешила к больной, которой обещала поставить вечером уколы.
Сидор Никитович вышел на крыльцо. Присел покурить цигарку, как он называл сигарету. Алексей присел к нему.
— Я вижу тебя беспокоит то, что я сказал за обедом.
— Да. Почему Аня не в ладах с матерью?
— Это сугубо личное дело.
— Но Алена в интернате, одна, среди чужих, это разве решение проблемы? Худой мир — лучше доброй ссоры.
— Так — то оно так. Там видишь ли отчим, с которым Анна не поладила.
— Серьезное расхождение?
— Да. Слишком серьезное.
— Тогда почему мать не разрубила их отношения? Предала дочь?
— Нет. Там уже двое растут огольцов. Причина особая, я не могу сказать ничего.
— А я требовать, — помолчав, сказал Алексей.
— Ты приехал надолго?
— Не знаю, как получится.
— Я вижу произошли изменения в личной жизни?
— Откуда вы знаете?
— Кольцо снял с одной руки и перенес на другую.
— А я думал, ворона на хвосте принесла.
— Ты какой-то сам не свой. Совсем другой человек прибыл.
— Времена меняются. Я хочу задать вопрос и не могу.
— А ты смоги. Говорить рано или поздно надо.
— Верно. Сначала с Аней.
— Смотри сам. Хозяин-барин. Я знаю о чем разговор у вас пойдет.
— Откуда?
— Я не слепой. Век прожил, давно знаю, что ты моей внучке не чужой человек.
— Верно. Уже доказано. Только вот хотел бы я знать, как она к вам попала?
— А ты у Анны и спросишь, а то обидится, что за ее спиной решаем.
— Хорошо.
Сидор ушел в дом, а Алексей сидел и ждал прихода Анны. Он решил переговорить с ней окончательно и поставить все точки. Вскоре показалась ее быстрая фигурка, озабоченное лицо строго смотрело на него своим темными глазами.
— Вы еще не спите?
— Тебя жду. Поговорить надо.
— Поговорить? О чем?
— Ты считаешь, что нам с тобой не о чем разговаривать?
— Ну почему же? О звездах, погоде.
— И моей дочери, — добавил Алексей.
— Моей, вы хотели сказать, — поправила его Анна.
— К сожалению, у девочки есть отец — я.
— Что-то долго не было ни отца, ни матери. Особенно когда я остро нуждалась в помощи человеческой.
— Но ты сама выбрала этот путь.
— Что вы хотите сказать?
— Ты по своей воле забрала ребенка?
— Конечно.
— За это и разлад с родными?
— Они не хотели, чтобы я растила чужого подкидыша.
— Подкидыша? А разве не на вокзале ты забрала девочку у спящей матери?
— Вы. Вы, как вы смеете, я вас ненавижу, — и, заливаясь слезами, Анна вбежала в дом.
Сидор снова вышел на крыльцо.
— Извини, Алексей Николаевич, но дверь не была закрыта плотно, и я ненароком услышал то, что ты не должен был ей говорить.
— Но ведь девочка у нее. Каким образом она попала к вам?
— На крылечко подбросили, дом-то родителей Анны рядом со станцией стоит. Вот она и вышла на крыльцо раньше всех. Писк услышала. Подобрала сверток с ребенком и в дом. А отчим ее выгнал, велел отнести в милицию. Она тогда и попала ко мне. Студентка еще была, училась, а мы с Аленкой домовничали. Коза-кормилица выполнила свою миссию мамаши, бросившей ее.
— Но почему вы не подумали об отце ребенка?
— Да разве бросают детей те, у кого муж есть?
— Вообще-то, наверное, нет.
— Вот и мы так решили. Кто знал, что у Аленки мать и отец есть, а ее на крыльцо как котенка подбросили. Эх, ты, Алексей, Алексей, обидел девчонку. Ей сейчас только двадцать семь исполнится, а у нее десятилетняя дочь. Она от всех своих ухажеров отказалась, не целованная девка так и осталась недотрогой, чтобы Аленку кто не обидел. И насмешки терпела, что незамужняя родила. Ни один человек не знает, что это не ее дочь.
— Да, действительно я дал ляп.
— И что ты теперь делать будешь? Ты ведь все права на дочь имеешь, не знал ничего, не бросал ребенка. Надо же так судьба распорядилась, что тебя именно в наш дом закинула. Что теперь будет?
— Пока не знаю. Хотел сразу же дочь забрать себе, сейчас думаю момент как раз подходящий. Ей учиться надо, не в интернате же.
— Так то оно так. Да с Анной что будет, ты подумал об этом?
— А обо мне кто подумал. Я всю жизнь мечтал, чтобы придя домой, меня ребенок и жена встречали. А тут на тебе и ребенок есть, и я прав не имею на него, получается.
— Точно вы оба с Анной без вины виноватые.
— Помоги, Сидор Никитович, ты мудрый человек. Я ведь тоже не могу своего ребенка оставить.
— Знаешь, Алексей, давай все на утро оставим. Мы с тобой говорим, а Анна слезами заливается, Аленка ничего не знает. Представь себе, как это на девочку подействует?
— О ней-то мы и не подумали. Хорошо. Все разъясним вместе. Вчетвером.
Они пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись по своим комнатам.
Утро казалось пронизанным бациллами недоверия и полуненависти. Анна готова была прогнать этого человека, еще вчера казавшегося ей таким прекрасным, милым, а сейчас она боялась его энергичной настроенности против нее в борьбе за девочку.
И Алексею она сейчас была хуже самого лютого врага. Он в душе винил ее в том, что она не заявила в милицию о найденном ребенке, а немедленно увезла ее в деревню, вот так его дочь, потомственного москвича и благородного рода стала деревенским байстрюком, где каждый мог бросить ей в лицо о ее незаконном происхождении, так как у нее не было отца. Даже легенды о нем не было.
Их разговор состоялся в садике на скамейке.
— Вы плохо спали? — спросил он ее, впервые называя на вы.
— Но и вы не лучше, — ответило она, глядя на него с плохо скрываемым раздражением.
— Вполне понятная причина. Одна женщина бросает ребенка, вторая лишает его отца, Москвы, родословной, превращая в полусироту.
— Вы меня обвиняете?
— Да в эгоизме, иметь куклу, маленькое развлечение, на которое можно любоваться и которое всецело зависит от тебя.
— Вы, вы черствый, неблагодарный.
— Я еще и поблагодарить вас должен за то, что вы у меня отняли дочь.
— Да она бы погибла без меня?
— Можно подумать, что вы единственная на свете благодетельница. Да меня разыскала бы милиция по адресу в роддоме, где бы я ни был и, конечно, я воспитывал бы дочь сам. Сейчас она здорова, но по вашей милости чуть ли не стала добычей людоеда.