Прохватилов поперхнулся. Но не смог отказаться от сельхозинститутского образования, иначе чем объяснить его несколько лет работающего на ниве.
— Я хотел спросить, — продолжил полковник Дягилев, — чем отличается клевер кормовой от того, что продают в аптеках. Я вижу у вас много засеяно клевером кормовых площадей.
— Чего засеяно? — переспросил «академик».
— Кормовых площадей.
Прохватилов понятия не имел, правильно ли было словосочетание, которое называл Дягилев.
— Сеем, коровушек кормим.
— Но ведь у вас уже нет стада. Вы его почему ликвидировали, а клевер сеете?
— Ох, уж эти налоговики, — попытался обратить в шутку Илья Захарович.
— Я ведь по строительству заканчивал сельхозинститут.
— А, тогда понятно, что с севооборотом у вас туго получается.
Часов в одиннадцать утра услышали крик парней, идущих отдельно от стариков, как они их называли.
Подойдя поближе, Алексей увидел, что они нашли руку, сухую без остатков мяса и кожных покровов. Видимо здесь поработало зверье, или людоед спешил и плохо закопал свою жертву. Осторожно пошарили саперскими лопатками и обнаружили сразу два скелета. Страшная находка поразила тех, кто только наслышан был о «художестве» преступника, но не видел дело его рук.
Осторожно достали, завернули в целлофан.
По мобильнику вызвали криминалистов из района. Вскоре они были заняты своим прямым делом.
Этот день был богат на страшные находки. Еще один скелет обнаружили чуть прикопанным, так что видны были ступни ног. И хотя все тело было разрублено на части, преступник или его сообщница поленились захоронить его поглубже.
Вечером шли домой уставшие и ошеломленные дикими находками.
Алексей и Дягилев поздно возвращаясь домой в эти дни совсем не встречались с Анной и Аленкой. Усталые и измотанные они еле жевали, приготовленную пищу на ужин, разогретую Сидором Никитовичем и ложились спать.
Анна рада была возможности не встречаться с Алексеем. Она, как казалось ей, просто возненавидела этого человека, который отнесся к ее поступку по отношении брошенного ребенка, как к преступлению.
— Мент он и есть мент, — радраженно говорила она Варе, а та не могла понять, за что она взъелась на еще несколько дней назад обожаемого ею человека.
— Что-то случилось? — спросила она Анну.
— Ничего. Я просто так.
— Мне-то хоть не рассказывай сказочку про белого бычка. Я то знаю, что ты его любишь.
— Знай, да помалкивай, — сердито сказала Анна. — И не вмешивайся в мою личную жизнь.
— Что я такого сказала? — обиделась Варя.
— Ты лучше мне про своего Саню расскажи. Тоже ведь ничего не получается, как бы ты за ним не бегала.
— Я бегаю? — ну знаешь, фельдшерица. Подумаешь, у нее видите ли ребенок есть, и она от этого нос задрала. А без отца ребенок, хуже, чем быть старой девой.
— Ах, так ты понимаешь то, что я родила ребенка без отца?
— А хотя бы и так.
— Все, ты мне больше не подруга.
— Пошла ты.
— Отлично.
— Так посмотрим, в каком состоянии наш медпункт.
— Ревизию навести решила?
— Нет грязь, которую ты тут развела, убрать хочу.
— Это я то развела грязь? Да твоя душа грязнее любого пола, и вообще пошла ты подальше, Анна Федоровна.
Варя скинула свой белый халат и косынку и выскочила за дверь.
— Что это я? — подумала Анна. — Мы же впервые поссорились, а сколько лет вместе работаем.
Варя прибежала во двор к Александру. Он сидел у порога и чистил картошку.
— Что-то случилось? — вглядываясь в ее зареванное лицо, — спросил он.
— Не спрашивай меня, пожалуйста, ни о чем, я потом сама расскажу.
— Хорошо, — ответил Саня. — Не буду. Как хочешь.
— Кто там пришел? — спросил Денис из своей комнаты.
— Это я, Варя.
— Проходи, гостьей будешь.
Варя прошла в комнату. Денис полулежал в подушках. Его глаз под черной повязкой делал похожим его на Потемкина. Один пустой рукав, другая рука, перебирала фасоль. Он одним пальцем отгребал чистые плоды в одну сторону, а мусор в другую.
— Молодец, какой. Помогаешь Сане?
— Кто же еще нашему Сане поможет? — ответил вопросом на вопрос Денис.
Его лицо повязка не портила. Удивляли шрамы ожогов на лице, но и они стали привычными и Денис казался даже красивым.
— Такой мужик пропадает, — сказала вдруг Варя.
— Это ты про кого, — подозрительно спросил ее Денис.
— Про тебя Денис, про тебя. Я даже знаю одну особу, которая по тебе сохнет.
— Не смей так говорить со мной, рассердился он. Свои качества и возможности я прекрасно знаю.
— Я не хотела тебя обидеть. Понимаешь, есть девушка, которой ты действительно нравишься.
— Как это я могу нравиться? — опешил этот получеловек.
— А вот так. Ты парень умный, красивый, а то, что некоторых запчастей не хватает, это поправимо. Я уверена, что ты еще будешь иметь кучу ребятишек.
— Вот шальная баба, — рассмеялся Денис. И как же ты представляешь себе мою сексуальную жизнь?
— Все зависит от женщины. Ты подумай на досуге и не упускай возможности.
— Кого это ты имеешь ввиду. Уж не себя ли?
— А то ты не знаешь кого? Да вон она, легка на помине.
В дом вошла Вера. Эта скромная и внешне и душой девушка была так называемый перестарок. Двадцать семь лет, а мужика не знала. Здесь замуж выходить не за кого, а в город Вера уезжать не хотела. Тут еще этот Денис появился, весь искалеченный, а душа-то живая, полная страсти и нежности к тем, кого любит.
То, что Вера ему нравилась она знала и сама. При ее появлении он преображался. Говорил, что-то рассказывал и так складно, да интересно, что однажды Вера сказала ему:
— Тебе бы писателем быть. Так рассказываешь, что век бы не уходила, тебя слушала.
Он пропустил это мгновение, надо было сказать:
— Ну и оставайся, — а он вместо этих слов забормотал что-то о теленке, за которым Саня даже ночью встает, молоком поить надо.
Сейчас Вера заговорила с Саней о разных делах, потом подсела к Денису. Помогла ему справиться с фасолью. Девушки помогли Сане готовить ужин. Стол подставили к кровати Дениса. Нехитрый ужин длился довольно долго. Потом Саня пошел управляться со скотиной. Колюнька прибежал с разбитой коленкой и орал на все село. Помогли ему, успокоили. Вера собралась домой. Она подошла близко к Денису и поцеловала его в щечку. Он притянул ее к себе своей единственной рукой и крепко прижал к себе.
— Я завтра забегу?
— Я буду ждать, — ответил он.
Варя разговаривала с Саней в конюшне. Предметом их беседы был головастый теленок, любящий поесть, то есть попить молока несколько раз в день. Совсем еще маленький. Саня видел как Варя обняла за шею лобастого обжору и нежно вытерла ему мордочку от потёков молока, потом поцеловала его в лоб и принялась нежно гладить.
— Мой маленький, хорошенький, — приговаривала она малышу, а Саня стоял и слушал слова, которые он хотел услышать в свой адрес.
Он недоумевал, почему Варя так любит их теленка, своих что ли у них нет. До него не доходило, что все, что она тут наговаривала мирно лежащему после еды лобастику, предназначалось ему, непонятливому, недогадливому Никудышнему.
— Действительно, Никудышный, если не понимает, почему я провожу время с ним в конюшне и занимаюсь телком.
— Я пойду? — спросила она.
— Да. До завтра.
Она шла и злилась на эти бесконечные завтра. Но знала, что когда это завтра наступит она опять придет к нему, и будет изливать свою нежность на его домочадцев и животных.
— И когда только он догадается, что не теленок же мне его нужен?
Через несколько дней поисков, внезапно на обратном пути из леса, почти у самой дороги сделали маленький привал перекурить.
— Все, завтра никуда не идем. Нет здесь больше никаких жертв. Мы всех выискали.
У дороги стояли красавцы деревья. Всего несколько штук, почти у дороги, а дальше и вокруг поляны, покрытой мелкими пеньками, так называемая раскорчевка. И деревья сохранены были видимо специально для отдыха после лесных посещений. Совсем близко у села. Не более километра.
Рядом с тем местом, где они присели и курили, между деревьев, лежала огромная куча хвороста, уже трухлявого от ветра и дождей.
Алексей подошел к этой куче и сказал:
— Интересно, нет ли там под хворостом кого-нибудь еще?
Принялись разгребать и растаскивать трухлявые ветви. Но они продолжали быть все ниже и ниже. Вскоре уже с трудом доставали полусгнившие ветки.
Там под ними оказалась огромная яма. Видимо ловушка для диких животных, которую когда-то устроили водившиеся здесь охотники.
— Давай — ка, наклоним пару деревцев связанных как лестницу и посмотрим внутри.
— Думаешь, людоед и тут оставил свои следы?
— Кто знает. Попыток — не убыток.
Связанные лестницей деревца наклонили в яму и отправили самого проворного Серегу вниз. Он повыбрасывал еще некоторое время ветки, хворост, а потом вдруг крикнул:
— Спустите лопатку.
— Что ты там нашел?
— Пока не знаю.
— Поднимайся, — сказал Алексей, — я сам. И пояснил:
— Парень напугаться может. Полезу сам.
В несколько секунд он опустился на дно ямы. Справа сбоку он увидел отверстие, покрытое уже зарастающей новой порослью. Лопаткой разгреб землю и вдруг увидел там полусгнившие доски. Как будто кто-то там в боку у ямы вырыл себе лежбище. С краю на помосте валялась сломанная лопата без черенка. И еще он увидел веревку, черную, толстую, лежащую с краю. Пролез вглубь и увидел, что помост равен примерно метра три на три. Под опавшими листьями и землей он нашел целлофановый пакет. В нем находились какие-то бумаги.
Пакет не сгнил и бумаги сохранились. Алексей Николаевич взял пакет в руки и сунул его за пазуху. Он раздвинул корни дерева, чтобы не зацепиться, так как скрюченные, сухие, лишенные земли корни, нависали над углублением ямы. Что-то блеснуло перед глазами.
Алексей посмотрел туда, где ему почудился блеск и увидел висящий на корне кулон с золотым завитком из которого «падали» две бриллиантовые капельки слез. Он осторожно высвободил его с места нахождения и взял в руки. Бриллианты были чисты и прозрачны. Золото в причудливой форме огранки делали кулон неподражаемым.