еннадия в сексуальном плане. Дело было не в том, что женщина утратила свою привлекательность. Скорее наоборот. С рождением дочери она как будто похорошела и расцвела. Геннадию перестал нравиться сам половой акт. Секс с женой стал казаться ему неприятной, но обязательной процедурой, вроде чистки зубов или бритья. Иногда ему хотелось придушить ее во время полового акта, но женщина быстро срывала его руки со своей шеи, а потом долго кашляла. В такие моменты Геннадий уходил курить во двор, потому что был напуган произошедшим намного сильнее, чем жена.
Примерно раз в полгода он срывался и выходил на «охоту», предпочитая не уезжать далеко от дома, он «охотился» в окрестностях Полоцка, благо в этой местности было много совхозов и фабрик, на которых трудилось огромное количество юных и привлекательных девушек. Всякий раз Геннадий обещал себе, что этого больше не будет, но вновь срывался. Почти всегда он насиловал своих жертв после удушения, хотя этот процесс и не доставлял ему особенного удовольствия, он делал это больше из желания доказать себе, что все еще является мужчиной. С женой у них очень давно не было близости, а эти девушки точно уже не возражали.
Когда душил, то через свои руки от женщин силу черпал. Был сам себе врач. После убийства становилось легче. Особое удовольствие получал, когда жертва трепещется. Оно усиливалось, если женщина сопротивлялась, царапалась, боролась.
Чтобы остановить себя и почувствовать тот первый сексуальный восторг, который у него был в первые месяцы после свадьбы, он решил найти себе любовницу. Вскоре он познакомился с приятной одинокой женщиной лет тридцати, с которой он стал иногда проводить время. Сексуальная жизнь с ней была куда интереснее и разнообразнее, но всякий раз, уходя от нее, он чувствовал себя еще гаже. В этих отношениях ни у кого не было чувств. Казалось, что они вместе только потому, что так положено. Женщине нужно было с кем-то встречаться, пока не появится достойный для замужества мужчина, а Михасевич слишком часто слышал, что у любого настоящего мужчины должна быть любовница. Иногда ему хотелось положить руки на шею любовницы и сдавить так, чтобы она захрипела, но всякий раз он одергивал себя. Одно дело совершать нечто подобное с безликими девушками, имени которых он не знает, и совсем другое – сделать такое с женщиной, с которой он знаком несколько месяцев.
Добросердечные соседи быстро доложили жене Геннадия о том, что у него появилась любовница в Полоцке. Она решила не показывать виду, что знает об этом, но стала сходить с ума то ли от ревности, то ли из страха, что муж уйдет от нее. Спустя месяц или два она решилась на крайнюю меру – родить ему второго ребенка. От жены с двумя детьми уходят только совсем уж аморальные личности, по крайней мере так считали в деревне Солоники.
Женщина вскоре забеременела и родила сына, но вопреки ожиданиям Геннадий не питал к сыну столь нежных чувств, как к дочери. Он всегда приносил девочке подарки, исполнял любые ее прихоти, постоянно ходил гулять с девочкой на речку и в парк. Когда девочка подросла, стал постоянно покупать ей какие-то развивающие игрушки, приносить книги из библиотеки и возить в Полоцк, чтобы показать достопримечательности города. Сына Михасевич любил, делал все, что его просила жена, но никогда добровольно не вызывался поиграть с ребенком или погулять с ним.
Вскоре женщина заметила, что Геннадий стал реже пропадать, реже стал возвращаться домой за полночь. Интимная жизнь между ними случалась все так же редко, но, похоже, и в Полоцк к любовнице он больше не ездил. Вместо этого он стал много времени уделять общественной жизни совхоза, присутствовал на всех комсомольских собраниях, организовывал какие-то мероприятия, а потом, в 1978 году, вступил в партию и стал комсоргом. Посещение разного рода партийных собраний тоже стало отнимать время, но зато появилась возможность встать в очередь на автомобиль, который в семье с двумя детьми был очень нужен. Да и должность комсорга всегда предполагала возможность добыть дефицитные товары, в числе которых были и женские сапоги, и редкие продукты, и еще многое другое. Все это теперь семья Михасевичей имела в числе первых. У них появился громоздкий цветной телевизор, о котором тогда все мечтали, новый шкаф и даже письменный стол для детей.
С течением времени женщина смирилась со спокойным темпераментом мужа. Пожалуй, это был единственный минус их семейной жизни. Другие женщины жаловались на общей кухне на своих пьющих и бьющих мужей, которые ни черта не делали по дому, а Геннадий всегда спокойно выполнял любые поручения жены, с удовольствием проводил время с ребенком и никогда не позволял себе не то чтобы ударить жену, но даже повысить на нее голос. Женщина легко могла оставить детей с Геннадием на несколько дней, чтобы уехать в отпуск или к родителям, будучи абсолютно спокойной за их жизнь и здоровье. Ездить отдыхать вместе у них как-то не получалось, да и Геннадий никогда не любил далеко уезжать от дома.
Геннадий ненавидел периоды, когда жена уезжала. В такие дни он начинал в каждой встреченной женщине видеть жертву, и сдержаться ему стоило огромных усилий. Стресс оттого, что он должен отвечать за детей, вести быт и как-то справляться со всеми проблемами, рождал непреодолимое желание уйти на «охоту». Иногда он не мог больше справляться с этим желанием и уезжал куда-нибудь на рейсовом автобусе или попутной машине. Он выходил где-то возле деревни, а потом долго высматривал «подходящую женщину». Всякий раз все проходило быстро и без лишних волнений, но всякий раз желание снова выйти на «охоту» появлялось уже через несколько часов после того, как он возвращался домой. Когда жена была дома, быт съедал львиную часть свободного времени, и у него попросту не оставалось сил для таких вылазок.
Жена Михасевича уезжала часто, но обычно всего на пару дней, чтобы проведать родителей и отдохнуть от домашнего быта. Вскоре Михасевич получил повышение и доступ к техническим машинам совхоза, на которых нужно было приезжать к местам аварий. Водительские права у него были уже очень давно, но водить машину пришлось учиться заново. Он быстро научился ездить на штатном «Запорожце», а вот с микроавтобусом «Техпомощь» поначалу были проблемы. Спустя еще год подошла его очередь на получение автомобиля, и их семья на зависть соседям получила красный «Запорожец», который обычно ломался приблизительно каждую третью поездку. Впрочем, Михасевич ловко его чинил, так что проблем с этим не возникало.
Собственный автомобиль полностью изменил мироощущение Михасевича, подарил ощущение абсолютной свободы передвижений. Теперь он мог себе позволить поехать в любое время дня и ночи, притом куда угодно. Больше не нужно было переписывать расписания автобусов, ждать их по часу, идти несколько километров на нужную остановку. Более того, теперь больше не нужно было уходить на «охоту» в лес, девушки сами шли к нему в руки.
Однажды, когда он возвращался из Полоцка, он увидел девушку, которая отчаянно пыталась остановить попутку. Оказалось, что девушке нужно в деревню, которая располагалась минутах в сорока от совхоза «Дисна», куда он направлялся. Первые несколько километров дороги нужно было проехать по шоссе, а затем свернуть на проселочную дорогу. Справа и слева росли деревья, нигде не было видно ни одного человека, а девушка, кажется, не проявляла никакого интереса к тому, каким маршрутом они едут. Михасевич свернул с дороги, отъехал несколько сотен метров и затормозил. Только в этот момент девушка удивленно повернула к нему голову, но было уже поздно. Убийца успел схватить ее за шею и начал душить. Девушка стала хрипеть, брыкаться и пытаться открыть дверь машины, но все это уже не могло ей помочь. Михасевич задушил ее прямо в машине, а потом выволок труп на дорогу, привычно затянул удавку на шее и замаскировал труп так, чтобы его сложно было найти. Выкурив пару сигарет, чтобы убедиться, что девушка не очнется, он завел мотор и уехал назад, в совхоз «Дисна», где предстояло отработать до конца смены. В тот день он почувствовал такой прилив сил, что решил остаться на вторую и третью смены, чтобы заработать немного денег ко дню рождения дочери.
С появлением машины Михасевич стал часто проворачивать этот трюк и останавливаться, чтобы подвезти девушку. Иногда он действительно подвозил их к месту назначения, но иногда они так и не приезжали домой. Проблема заключалась в том, что его все чаще стали мучить кошмары, в которых его раскрывали. Иногда его арестовывали, а иногда обо всем догадывалась жена. Последнее его пугало даже больше. Как бы он ни хотел, он бы не мог сказать, что бы сделала жена, узнав о его «охоте». Скорее всего, она бы не пошла в милицию, но совершенно точно забрала бы детей и уехала к родителям.
У меня темнело в глазах и нападала ярость. Я садился в машину и ехал по дороге, пока не отпускало, а не отпускать могло долго. Иногда я врезался во что-то, разбивал машину, тогда все проходило. Иначе это могло долго продолжаться. В такие моменты я сам себя боялся. Хотел задушить жену и уезжал. В такие моменты я всех женщин сторонился. Никого из знакомых я никогда не трогал.
По области стали ползти слухи о том, что в окрестностях орудует банда, которая убивает и насилует девушек. Эту новость обсуждали женщины на кухне, об этом говорили мужчины, играющие в домино во дворе, и даже в мастерской пару раз обсуждали появление банды насильников. Кое-кто поговаривал, что все это дело рук одного человека, но в это хотелось верить еще меньше.
Подобные слухи пугали его, приходилось теперь жить в ежедневном страхе быть пойманным, но остановиться он не мог, наоборот, когда его жизнь наполнялась излишними стресс-факторами, ему еще сильнее хотелось отправиться на «охоту».
– Что ты делаешь?! – кричала жена, пытаясь отодрать руки мужа от шеи.
Михасевич очнулся только от хрипов женщины. Он тут же убрал руки от горла жены, та схватилась за шею и с силой сбросила мужа с кровати. Михасевич поднялся и стал с ужасом наблюдать за тем, как жена откашливается и растирает шею, на которой уже стали проступать знакомые красные следы удушения.