С одной стороны, он отчаянно желал найти близкую душу, стать для кого-то своим, завести отношения, а с другой – так же сильно боялся этого. Страх заставлял его все больше ограничивать круг общения. Вдобавок к этому он смутно чувствовал влечение к представителям своего пола, не испытывая интереса к девушкам. В СССР тема секса была табуирована, а однополого тем более. По крайней мере, об этом не принято было говорить открыто, а за гомосексуальную связь существовала уголовная статья. Гомосексуальный контакт всегда трактовался только как акт доминирования и самоутверждения. Вероятность того, что все может происходить по обоюдному согласию, даже не рассматривалась. Впрочем, с разнополыми отношениями все обстояло немногим лучше.
Конечно, были в стране и гомосексуалы, и лесбиянки, и даже особые места, где они обычно собирались. Существовала и порнография подобного толка, но такие вещи нужно было специально искать, а значит, прежде всего признать, что это тебя интересует. Необходимо было с кем-то пообщаться, наладить доверительные отношения, чтобы потом познакомиться с людьми, разделяющими те же сексуальные предпочтения. Все это требовало огромной работы, которая начиналась с признания того, что тебя привлекают представители твоего пола. Сергей осознал свою тягу к мальчикам уже во взрослом возрасте. Впрочем, он не признал этого факта вплоть до смертной казни. В институте же Головкин предпочитал считать себя выше всего этого, считая интимные отношения постыдными и низкими. Мать с детства твердила сыну, что секс и онанизм – нечто грязное и ведущее к болезням. Смутное желание человеческой близости замещалось стремлением к доминированию. Он хотел, чтобы в обращенных на него взглядах читалось то же, что и на кадрах документальной хроники: восхищение или ужас – не столь важно. Он все равно не знал, чем они отличаются.
В конце третьего курса Сергею снова посчастливилось проходить практику на ипподроме. Чудо заключалось в том, что летом 1980 года абсолютно все студенты должны были отправиться «на картошку» или куда-то еще подальше от Москвы. Те, кому удалось избежать официального предписания, обязаны были гарантировать, что они в добровольном порядке покинут город на «период проведения спортивных мероприятий». Впрочем, никто особо не проверял, как выполняется это обещание, поэтому многие оставались в столице нелегально. На время проведения летней Олимпиады власти старались очистить столицу от всего, что могло оставить плохое впечатление у иностранцев. По традиции решили, что самое неприятное впечатление могут произвести люди. Пустые улицы выглядят куда красивее, да и убирать их нужно реже.
Сергей всегда был равнодушен к массовым мероприятиям, тем более кто-то должен был обслуживать ипподром, поэтому его оставили работать здесь на все лето. Представить, что Головкин начнет приставать к иностранцам и клянчить у них жвачку, газировку или кроссовки, было невозможно. Вместе с ним на ипподроме работало еще несколько стажеров, которые в дни Олимпиады должны были дежурить круглые сутки.
В воздухе витало предвкушение праздника. Даже те, кто не имел ни малейшего шанса попасть на спортивные состязания, чувствовали радость и гордость за свою страну. Повсюду говорили только о соревнованиях и о том, кто из советских спортсменов завоюет медаль.
Третьего августа 1980 года огромный надувной медведь взмыл в воздух, возвестив о завершении Игр. Трансляция закрытия была настолько трогательной, что по всей стране сотни людей плакали, вглядываясь в небо на экранах телевизоров. Уже на следующий день иностранцы стали покидать столицу. Кому-то удалось выкроить несколько лишних дней после Олимпиады на то, чтобы посмотреть город, но вскоре столичные улицы вновь заполонили москвичи, а из воздуха окончательно выветрилось ощущение праздника.
В тот день смена Головкина заканчивалась поздно вечером. Он благополучно отработал положенные часы и надеялся, что еще успеет попасть в метро до закрытия. В противном случае пришлось бы шагать на остановку и минут сорок ждать автобус. Сергей взял со стола букет белых тюльпанов, который его буквально заставили купить сослуживцы. Цветы неожиданно завезли в магазин напротив, и все сотрудники ринулись за ними. Головкина позвали с собой, и тот покорно поплелся за остальными. Ему незачем и некому было покупать цветы, но, опасаясь лишних вопросов, он все же выбрал самый дешевый букетик. Закрыв дверь служебного входа, Сергей успел сделать несколько шагов, когда его вдруг окрикнули.
– Есть закурить?
Он вздрогнул и оглянулся. Вплотную к нему стояла компания парней. Говоривший казался значительно старше остальных и выглядел лет на двадцать. На незнакомце были спортивные штаны, и вообще он смахивал на боксера. Остальные мало чем отличались от одноклассников Сергея: лет пятнадцати, одетые в джинсы разной степени модности, тщедушные и несуразные, с угловатыми манерами и с вечной усмешкой на лицах.
– Нету, – дрогнувшим голосом ответил Сергей.
Он много раз представлял себе эту ситуацию, но сейчас в его сумке не было молотка.
– Ну и что ты тогда тут делаешь?
– На работу иду, – чересчур резко ответил Головкин и уже взялся за ручку двери, чтобы запереться от них на ипподроме. В этот момент удар в область уха свалил его на землю.
– В чужом районе с чужими людьми говоришь. Вежливости тебя в Москве не учили? Так мы научим…
Все это говорил один и тот же парень, просивший закурить. Остальные пока только довольно усмехались, но с каждым следующим словом чувствовалось, как в них закипает ярость. И вот уже другой ударил лежавшего на земле Сергея ногой в живот. Молодой человек скрючился от боли. Такая реакция нападавшим понравилась, и они принялись его избивать. Больше всего ударов пришлось в лицо и живот. Головкин лежал на земле, закрывая руками голову, и корчился от боли.
Спустя несколько минут послышался скрежет тормозов проезжавшей мимо машины.
– Валим! – крикнул кто-то.
Свора парней, остервенело избивавших Сергея, мгновенно превратилась в кучку перепуганных подростков, с ужасом взиравших на окровавленное лицо своей жертвы.
– Пошли отсюда, с него хватит, – сказал один из приятелей последнему зазевавшемуся хулигану, и уже в следующую секунду они бесследно растворились в темноте.
Головкин еще какое-то время лежал на земле, но потом сумел доползти до служебного входа. Единственное, о чем он думал, – что сказать матери. Ей нельзя ничего знать. Сергею живо представилось ее лицо, на котором читается плохо скрываемое удовлетворение, замаскированное под сочувствие. Конечно, женщина не обрадовалась бы, узнав о том, что сына избили, но нашла бы в этом подтверждение своих мыслей: «Сережа слишком болезненный и слабый мальчик, чтобы принимать самостоятельные решения». Некоторым родителям действительно свойственно радоваться неудачам повзрослевших детей, ведь только тогда они чувствуют, что все еще нужны своему чаду.
– Ты чего в таком виде? – отшатнулась от него практикантка, которая тоже собиралась домой.
– Избили, – еле ворочая языком, ответил Сергей. В этот момент во рту, помимо соленого привкуса крови, он ощутил что-то твердое и попытался это выплюнуть.
– Гадость какая! Может, домой поедешь? – скривилась девушка, увидев, что вместе с кровью Сергей выплюнул несколько зубов.
– Извини, – прохрипел он и направился в сторону подсобки, находившейся возле загона с лошадьми. Там же был туалет, где можно незаметно ото всех смыть кровь. До тех пор пока он не встретил ту девушку, ему даже хотелось, чтобы его увидели, начали расспрашивать, помогать, лечить… Теперь же его буквально затопило чувство стыда.
Несколько раз в туалет кто-то заглядывал и спрашивал о чем-то. Сергей отвечал, склонившись над раковиной. Пара человек все-таки заметили кровь на его лице и поинтересовались, что произошло. Но, узнав, что его избили, никто не предложил свою помощь, ограничившись дежурными фразами.
Превозмогая дикую боль в груди, он вышел из туалета и направился домой.
– Что случилось?! – испуганно спросила Лариса при виде сына.
– Лошадь агрессивная попалась, – скривился Сергей, тяжело опускаясь на стул в прихожей.
Мать тут же потребовала, чтобы сын собирался в ближайший травмпункт.
– Вам в больницу нужно, – сказал врач, осмотрев уже теряющего сознание Сергея. – И в милицию, – чуть тише добавил он.
– На кого писать заявление? На лошадь? – поинтересовалась Лариса, все это время отвечавшая на вопросы врача вместо сына.
– Можно и на лошадь, – проговорил тот, неодобрительно поглядывая на пациента.
В больнице, помимо сломанного носа и выбитых передних зубов, обнаружили переломы двух ребер, из-за чего Сергей с трудом дышал и испытывал боль в области сердца.
8Чужой
Кошмар этого бесконечного дня растянулся еще на месяц, в который Сергей старался лишний раз не покидать комнату, чтобы не оскорблять домочадцев своим видом. Впрочем, настоящий ад начался намного позже, когда ему все же пришлось выйти на улицу, отправиться в институт и заговорить с другими людьми.
– Где ты пропадал? – спросила его однокурсница, когда он наконец появился на занятиях.
Только сейчас Головкин осознал весь ужас своего положения. Он попытался что-то сказать, но голос будто запутался в легких, а сердце так бешено заколотилось, что начавшие срастаться ребра отозвались невыносимой болью. Сергей отвернулся, с трудом сделал шумный вдох и, неотрывно глядя на носки своих ботинок, ответил:
– С лошади упал на базе.
Не дожидаясь продолжения беседы, он ринулся вперед по коридору, стараясь не оборачиваться на однокурсницу. В этот день подобное повторялось с ним всякий раз, когда кто-то спрашивал его о чем-то.
Речь Головкина всегда была неуверенной и невнятной, из-за чего складывалось впечатление, что он сам не понимает, о чем говорит. Однако теперь молодой человек стал еще и шепелявить. Разговаривать теперь приходилось максимально тихо, стараясь особо не открывать рта, чтобы скрыть отсутствие зубов. Стоматолог предложил вставить металлические протезы, но Сергей, конечно, не согласился, а на белые коронки была очередь на несколько лет. В начале 1980-х существовала возможность изготовить протезы за деньги, но это считалось нелегальным, и нужно было знать, к кому обратиться. Спустя несколько месяцев Лариса дала сыну адрес такого специалиста, но тот попросил за свою работу столько, что хватило бы на покупку машины.