Павел Шувалов
1968–2020
1991 год. Сентябрь. Станция метро «Ломоносовская». Санкт-Петербург
– Ты понимаешь, что нарушила закон и я не могу этого просто так спустить? Если каждая будет так через турникет перепрыгивать, то на какие деньги метро будут обслуживать, зарплату на что машинистам платить? Тебе сколько лет? Пятнадцать? И ты уже закон нарушаешь, а что будет через пять лет? Сейчас я вот выпишу тебе штраф, эта бумага попадет в дело, а потом ты ни в университет не поступишь, с таким-то прошлым, ни карьеру не сделаешь…
Патрульный Павел Шувалов сидел, развалившись, в старом продавленном кресле в каморке для милиции на станции метро и с явным удовольствием отчитывал плачущую навзрыд худенькую девочку-подростка.
– Такие, как ты, сначала по ночам рассекают где ни попадя, а потом прибегают заявление об изнасиловании писать. Нужно не только уметь принимать решения, но и отвечать за них. Расспрашиваешь потом такую, а она и не сопротивлялась, а еще поспрашиваешь, так ее и не насиловали, оказывается, просто не удовлетворили. Все тут жертву из себя кроят, а если ты закон нарушила, какая ты, к черту, жертва?
Пятнадцатилетняя Ира Барсукова слушала это, и слезы сами собой катились из глаз. Она ненавидела сейчас себя за эту слабость. Вечно все вокруг ее считали маленьким и никчемным ребенком, а ей хотелось производить совсем другое впечатление. Из-за низкого роста, светлых волос и щедро рассыпанных по лицу веснушек она всем казалась ребенком, хотя сама она уже считала себя взрослой девушкой. Ради того, чтобы ее стали принимать всерьез друзья, она даже курить начала. Денег на покупку сигарет у нее не было, поэтому после школы девушка бежала к станции метро «Ломоносовская» и начинала рыскать вокруг в поисках недокуренных бычков, а потом бежала домой, в интернат. Чаще всего она шла пешком, но в этот раз черт ее дернул проехать одну станцию на метро. Попыталась проскочить «зайцем», но ее поймала щедро размалеванная толстая тетка-контролер, которая караулила возле турникетов таких бедолаг и отводила в опорный пункт милиции, расположенный в том же вестибюле.
– …Нарушила закон… тюрьма… штраф… – говорил и говорил милиционер, смакуя каждое слово.
– У меня нет денег на штраф, – еще сильнее расплакалась девочка.
– Тогда получишь тюремный срок, с государством шутки плохи, – как будто еще сильнее обрадовался Шувалов. – На сигареты вон деньги есть, а на жетон в метро не нашлось? Ну-ка, что у тебя там в карманах?
Девочка, сгорая от стыда, стала вытаскивать из карманов монетки вперемешку с бычками сигарет. Увидев этот своеобразный набор, Шувалов брезгливо скривился.
Спустя часа полтора душераздирающе-изматывающего разговора Павел милостиво согласился на то, чтобы девочка сейчас пошла домой, а завтра встретилась с ним и оплатила штраф.
Вернувшись в интернат, Света весь вечер не могла прийти в себя от случившегося. Подруга заметила, что с девочкой творится неладное, и спросила, что случилось. Света нехотя рассказала о случившемся и попросила в долг на оплату штрафа. На следующий день, Света, как и обещала, приехала в указанное место, чтобы встретиться с милиционером, который согласился «не губить ей жизнь, не отправлять в тюрьму, а оформить штраф задним числом». Шувалов был в хорошем настроении. Он приехал на встречу на машине и предложил девочке поехать покататься. Света не решилась отказаться, и вскоре Павел привез подростка на окраину Невского лесопарка.
– Пойдем, пройдемся, – предложил Павел.
Вскоре они оказались на поросшей густой травой поляне. Рядом протекала река, в которой отражались корни росших возле воды деревьев.
Когда Ира поняла, что Шувалов вовсе не намерен брать с нее оплату деньгами, она начала отчаянно сопротивляться. Завязалась драка. Девочка кричала так, что, казалось, содрогались деревья, но пара собачников, которые выгуливали неподалеку своих такс, предпочла не влезать в чужие скандалы и прошла стороной излюбленную их собаками полянку. Ира билась насмерть. Шувалов не ожидал такого сопротивления, поэтому поначалу стал проигрывать, но потом все же сумел с ней справиться.
– Сама ведь виновата. Это с мамкой можно спорить, а с милиционером нужно вести себя так, как сказали. Ты ж вынуждаешь меня, провоцируешь на агрессию. Это преступление. Таким, как ты, одна дорога. Ты монстр, понимаешь? Монстр…
Павел продолжал и продолжал говорить, пока держал голову девушки под водой, а Ира уже не могла ему ничего ответить.
Шувалов в тот день вернулся домой поздно вечером, но, к удивлению его жены, он был в хорошем настроении. Павел пошел первым делом в душ, а потом вернулся на кухню, чтобы поужинать. Жена сразу взяла брюки Павла в стирку и заметила на штанине бурые следы крови.
– По работе, – пояснил Павел, а затем рассказал о том, как сегодня в очередной раз провел воспитательную беседу с безбилетницей.
Тело девочки нашли лишь спустя несколько месяцев. Такса начала что-то копать у воды, а ее хозяин подошел посмотреть и увидел страшную находку своей собаки.
1. Как все начиналось?
Павел Шувалов родился в 1968 году. Родители его уже успели сделать неплохую карьеру в сфере науки, реализоваться и обустроить трехкомнатную квартиру в тихом районе Ленинграда. В какой-то момент у Татьяны Шуваловой появилась идея-фикс. Ей ужасно захотелось родить ребенка, непременно девочку. Забеременеть никак не получалось, и женщина стала искать способ разрешить свою проблему, поначалу медицинскими методами, а потом уже и эзотерическими.
Если человек хочет верить в нечто потустороннее, то ему для этого вовсе не обязательно смотреть все сезоны «Битвы экстрасенсов». Сегодня кажется, что мода на эзотерику пришла в Россию лишь в 1990-х, но на самом деле люди во все времена хотели верить в нечто непознаваемое и всегда пытались искать утешения в религии. Как раз в конце 1960-х и начале 1970-х стали возникать самые разные секты, в том числе секта огня Глеба Вознюка[28], секта Виктора Столбуна[29] и пр. В Ленинград 1960-х хоть и понемногу, но проникала повальная мода на буддизм, то и дело кто-то придумывал свою версию йоги и изобретал свое определение понятия «медитация»[30]. Побродив по гинекологам в районных поликлиниках, Татьяна Шувалова начала искать магические способы забеременеть. То одна подруга советовала бабку-травницу, у которой каждая на входе беременеет, а на выходе уже знает пол ребенка и его дальнейшую судьбу, то другая знакомая рекомендовала гипнотерапевта-экстрасенса, у которого есть в шкафу телепорт в мир тонких сфер и прочищенных чакр.
И вот однажды, в конце весны 1967 года, Татьяна приехала куда-то на край Ленинградской области, за карельские валуны линии Маннергейма, к очередному знахарю-колдуну. Старик в черном одеянии, напоминающем поповскую рясу, провел обряд «магического оплодотворения», а потом Татьяна упросила его погадать на будущее ребенка.
– Девочка родится, определенно будет девочка. Все шансы сделать большую карьеру у нее будут. В форме какой-то стоит передо мной, с блестящими пуговицами на пиджаке. Сможет не меньше Фурцевой[31] стать, если захочет и если не сворует ничего лишнего. В молодости у нее будет жизненная развилка: либо в тюрьме окажется за воровство, либо начнет карьеру делать.
Примерно такое предсказание сделал тогда знахарь. Татьяна забыла бы и о травяном чае, которым ее напоили, и об этом предсказании, если бы через пару месяцев она не узнала о том, что беременна. То ли повезло, то ли лечение, назначенное в поликлинике, сработало, то ли знахарь наколдовал. Татьяна, по крайней мере, верила в последнее.
На протяжении беременности в доме готовились к появлению девочки. В конце 1960-х годов это было трудной задачей. Всей семьей доставали пеленки, платья, распашонки, колготки, кроватки и коляски. В том числе купили розовый «конверт для новорожденной». Роды прошли хорошо, а на выписку муж Татьяны, естественно, приехал с розовым «конвертом».
– Так ведь мальчик же у вас, – недовольно проворчала медсестра, узнав о том, к кому приехал мужчина.
– Какой достали, – пожал плечами мужчина.
Татьяна вышла в вестибюль роддома со скорбным заплаканным лицом. С младенцем на руках она походила на библейского персонажа. Завидев розовый «конверт», она просияла. Теперь можно было хотя бы притвориться, что у них родилась девочка. Ведь если они смогут обмануть судьбу, то и ребенок сможет сделать головокружительную карьеру, как и предсказали.
Пророчество легло на столь благодатную почву, что женщина продолжала верить в него, несмотря на наличие между ног у младенца вполне симпатичного петушка. Все девять месяцев Татьяна мечтала о том, как будет наряжать свою дочь в платья, заплетать косички и играть в куклы. Рождение мальчика не входило в ее планы, да и одежду уже купили, что теперь с ней делать?
Татьяна начала наряжать младенца в вещи для девочки, покупать кукол и всевозможные бантики. Муж ее не был против. Какая разница, если все равно никто не запоминает первый год своей жизни? Чего только не понапридумывают молодые матери, в конце концов. Врачи и медсестры тоже смотрели на эту странность сквозь пальцы, а если кто-то и задавал вопрос, почему на ребенке платье, Шуваловы всегда отвечали одинаково:
– Что достали, то и надели.
Шутка затянулась. Татьяна продолжала растить девочку и впоследствии. В детском саду девочка по имени Паша неизменно вызывала смех у детей. Павел привык держаться подальше от других детей, предпочитал сидеть дома, а не играть во дворе, так как понимал, что он отличается от других детей, хотя и не слишком хорошо пока мог сформулировать, чем именно, ведь всех детей одевали родители в то, «что сумели достать».
Естественно, в школу в платье никто Пашу вести не собирался. Когда ребенку было лет пять, Шувалов-старший провел с Татьяной трудный разговор.
– Не тебе решать, ты его не рожал, – огрызалась тогда женщина.
И все же вскоре Татьяна начала примиряться с мыслью, что у нее таки родился сын, а не дочь. К тому, что он не ее собственность и пророчество над ним не властно, она так и не привыкла. Павла растили в атмосфере тотальной опеки, абсолютной любви, заботы и потакания любым капризам.
– Лучше купить, чем он пойдет потом завтра и украдет, – раз за разом повторяла Татьяна, когда ребенку вдруг хотелось какую-нибудь новую игрушку. На этот аргумент главе семейства было ответить нечего.
В семь лет Павел надел новенькую школьную форму, взял в руки букет гладиолусов и пошел в обычную советскую школу, расположенную в одном из закоулков Ленинграда, неподалеку от проспекта Большевиков. Он сразу же по привычке стал сторониться других детей, хотя здесь уже не было тех, с кем он ходил в детский сад, и никто не мог припомнить ему то, как мама приводила его на занятия в платьице. В начальной школе детям еще не слишком интересно травить других. По большей части они лишь начинают выходить из инфантильного сознания, постепенно принимают для себя тот факт, что они обречены учитывать интересы других, понимать их эмоции. Это они начинают понимать благодаря учителям. В начальной школе дети смотрят на классного руководителя так, как раньше смотрели на мать. В их глазах это всесильный человек, от которого зависит их жизнь. Они учатся улавливать настроение и угадывать желания учителя. В этом нет ничего от лести или заискивания, это всего лишь переходный этап перед тем, как ребенок примет правду о том, что он лишь часть большого мира, в котором множество людей, и нужно учитывать их мнение до тех пор, пока они не начинают мешать интересам их собственным. Павел преуспел в начальной школе и быстро превратился в отличника, но друзей так и не завел.
В пятом классе у детей появляется несколько учителей, а их ведущим мотивом деятельности становится поиск своих. Они отчаянно ищут друзей и налаживают с ними близкие отношения, а сделать это значительно проще, если есть кого ненавидеть. Павел со всеми его дорогими игрушками и хорошими вещами вызывал неприятие у других одноклассников, он казался им чужим. Вскоре Павел Шувалов стал главным изгоем в классе. Его запирали в туалете, дотронуться до него считалось позором, ему клеили бумажки на спину и прятали портфель в женском туалете.
Апофеозом же стал момент, когда кто-то из одноклассников зимой 1980-го года заметил, что под брюками у Павла детские шерстяные колготки. Парень тут же подозвал приятеля, и они начали хохотать уже вместе. За пару часов эта сплетня расползлась по всей школе, а на следующий день мальчишки решили устроить ребенку «темную».
Школьники подкараулили его в туалете, обступили и стали издеваться. Поначалу в него плевали и кидали бумажками под всеобщее улюлюканье, а потом потихоньку начали наносить один удар ногой за другим. Затем кто-то придумал заставить его снять штаны. Павел покорно разделся, кто-то из школьников разодрал колготки, а затем под всеобщий хохот подростки стали натягивать их на голову. В этот момент в коридоре послышались голоса учителей, и школьники быстро похватали свои сумки и побежали в сторону раздевалки, оставив полуголого подростка давиться слезами унижения с колготками на голове. Этот смешанный с резкой душевной болью, обидой и унижением эпизод остался самым ярким событием жизни Шувалова. В тот момент он впервые так остро чувствовал эмоции.
2. Форма
С первого дня школы ему нравилось носить форму. В один миг школьные брюки и пиджак сделали его таким же, как все. Ничто не выделяло его среди других, и в то же время он был частью чего-то большего, чем просто человек. Он был частью огромной группы людей, которую следовало уважать. С одной стороны, форма стирала в нем человека, с другой же – делала его больше и значительнее.
Сколько себя помнил, Павел мечтал о том, чтобы поступить на службу в уголовный розыск и получить форму милиционера. После школы он пошел в военно-морское училище в Балтийске, где выучился на кока, а затем отправился в армию. Главной трагедией для него стало то, что на медкомиссии психиатр отметил в нем склонность к психопатии, а значит, на должность в уголовном розыске он мог даже не рассчитывать.
Служить в армии ему понравилось. Его никто не травил, но и авторитетом в коллективе он не обладал. Зато в увольнительной форма заставляла людей относиться к нему с уважением.
– Что она ответит, если я в форме? – довольно шутил Шувалов в разговоре с сослуживцами, рассказывая о недавней сексуальной победе. А может быть, и не шутил. Тогда никому и в голову ничего плохого про Павла не могло прийти. Шувалов казался всем маленьким и никчемным неудачником, который пытается компенсировать свою неполноценность.
Вскоре после армии Павел познакомился с девушкой, женился, и зажили они в двенадцатиметровой комнате в квартире родителей молодого человека на углу улицы Народной и проспекта Большевиков в Ленинграде. С этого момента в квартире воцарилась холодная и ядовитая атмосфера. Мать и невестка не выносили друг друга, но старались не выходить за рамки приличия. Татьяна могла в любой момент, днем или ночью, зайти в их комнату и потревожить быт молодой семьи. Ирина без конца разбрасывала вещи по квартире, по крайней мере, по мнению Татьяны. Вскоре у пары родился ребенок, и напряжение в квартире накалилось до предела.
На дворе был 1989 год. Почерневшие от копоти и осени дома высились над Невой. Прогуливаясь по улицам, то и дело можно было встретить многометровые очереди. Частенько прохожие натыкались случайно на такую очередь и не раздумывая вставали в ее хвост, и лишь спустя какое-то время выясняли, «что дают». Под зеленоватым светом люминесцентных ламп в магазинах и универмагах мерцали лишь неприглядные трехлитровые банки с чем-то несъедобным. Конечно, от голода никто не умирал, но все усилия горожан были направлены на то, чтобы «добыть» продукты. Люди разводили на дачах огород, закатывали какой-никакой урожай в банки, приносили их на работу и обменивали на что-нибудь у коллег. Продуктовый бартер процветал повсюду, а еще актуальнее был бартер сигаретный и алкогольный, так как спиртное и сигареты практически негде было купить. Парадоксально, но при этом все повсюду курили.
Вернувшись из армии, Павел был уверен, что его возьмут на службу в милицию. Все говорили о том, что там не хватает кадров, а у него за плечами были училище и служба в армии. Он успешно выдержал все экзамены, прошел медкомиссию, но завалил этап собеседования с психиатром. Шувалов умудрился поссориться с мозгоправом, и тот написал Павлу душераздирающую характеристику, из-за которой его по большому счету не должны были брать на службу вовсе. В 1989 году в почерневшем от «перестройки» городе в милицию брали всех поголовно. Число преступлений росло, а зарплату при этом задерживали. Правоохранительные органы еще не ассоциировались с насилием и беспределом, но и в милицию уже никто не хотел идти работать. Павлу предложили поработать пока в ППС, посидеть на опорных пунктах в метро. Шувалов согласился, так как был уверен, что вскоре его переведут в уголовный розыск, но время шло, а ему так и не предлагали ни перевода, ни повышения.
Склонен к психопатии, имеет тенденцию к агрессии, не способен подчиняться, легко способен солгать…
Впрочем, каждый день Павел чувствовал невероятное воодушевление, когда надевал свою форму. Она полностью преображала его. Из безликого и слабого человека он превращался в машину абсолютной власти. Ему нравилось, что форма дает ему право на любое преступление. Причем все, что он сделает, будет гласом закона. Он приходил на работу в опорный пункт на станции метро и целыми днями с явным удовольствием объяснял безбилетникам, что их место в тюрьме. Парней он обычно отпускал, наспех заполнив квитанцию на оплату штрафа, а вот заплаканные девочки в коротких юбках, перепачканных солью и грязью сапогах и в темных колготках просиживали в опорном пункте по несколько часов. Обычно девушка начинала плакать с порога, садилась на стул возле Павла и начинала рассказывать свою жалостливую историю. Чем отчаяннее девушка флиртовала или плакала, теребила кончик косички, горбилась и неуклюже расставляла ноги носками внутрь, тем больше это нравилось Павлу. В такие моменты он как никто чувствовал свою власть.
По дороге с работы он мог поймать за руку курящих или перебегающих на красный свет подростков и долго им рассказывать о том, что они преступили черту закона и теперь должны отправиться в тюрьму. Когда он приходил домой, то они с женой закрывались в своей двенадцатиметровой комнате, Павел доставал наручники, а Ирина в коротком платье и темных колготках садилась на стул, хитро улыбалась, а потом вдруг начинала плакать, заламывать руки и говорила жеманным голосом:
– Я обещаю, что больше никогда-никогда не буду ездить без билета…
3. Серия
Павел работал в опорных пунктах милиции на станциях метро «Елизаровская», «Ломоносовская», «Обухово», иногда его отправляли подменить напарника на станции «Пролетарская», «Рыбацкое» и пр. Их с Ирой ребенок подрастал, а соответственно требовал все больше трат. Зарплату Павлу, как и всем сотрудникам, выплачивали с перебоями, да и размер ее оставлял желать лучшего. Пару раз парень рассказывал жене вечером на кухне о том, как согласился отпустить какого-то безбилетника за немедленную оплату «штрафа». Однажды это услышала мать Шувалова. Для нее это стало подтверждением страшного пророчества. С тех пор женщина стала без конца повторять, что жизнь ее сына кончена и проведет он остаток дней своих в тюрьме.
Эти причитания так сильно повлияли на парня, что он действительно перестал принимать «немедленную оплату штрафа», а вместе с тем исчезли и деньги. Интимная жизнь с женой тоже постепенно сошла на нет. Наручников и колготок Павлу теперь было мало, но чего именно ему хочется, он описать не мог. Его характер испортился. Мелочный, въедливый, дотошный и щепетильный человек превратился в тихого тирана. Он не бил Ирину, не проявлял агрессии к ребенку, но всякий раз, когда он уходил на работу, все домашние едва сдерживали вздох облегчения.
Каждый день он приходил в вестибюль станции метро, здоровался с напарником и садился на продавленный колченогий стул с прорванной обивкой. Несколько часов он бессмысленно сидел за столом, пил чай и смотрел в окно, наблюдая за проносящимися мимо людьми, а затем выходил в вестибюль, чтобы сменить напарника, бедового парня, который ни на одном месте не мог дольше пары месяцев проработать, и начинал высматривать безбилетников. Каждая станция метро – это свой особый микромир. Продавцы в ларьках, старушки, продающие всякие мелочи возле входа, безработные и пьяницы, выпрашивающие рубли на бутылку, кассиры и контролеры на станции, милиционеры и машинисты. Со временем все они начинали узнавать друг друга в лицо, здороваться и перекидываться парой слов. Павел ни с кем не дружил, всегда старался держать дистанцию, а после того, как он пару раз доложил об опоздании напарника начальству, с ним напарник тоже как-то перестал общаться.
Постепенно микроклимат возле станций метро менялся. Все больше появлялось ларьков и старушек с кучей мелочей на деревянном поддоне, закрылась пара книжных магазинов по соседству, по вечерам здесь стали появляться ярко накрашенные девушки, которые очень быстро прыгали к кому-то в машину, а затем вновь возвращались на то же место, появились и компании парней в спортивных костюмах, которые периодически подходили то к девушкам, то к старушкам, чтобы получить плату за защиту. В основном защищали они от них же самих. Павел смотрел на них с сожалением. Все это была не его епархия, уж он быстро бы разобрался с этим беспределом, если бы его перевели в уголовный розыск.
В один из дней на станции метро кого-то изнасиловали и убили. Приехала милиция и начала рутинно проводить следственные действия. Павел же вызвался отгонять зевак, а заодно с явным удовольствием наблюдал за работой коллег.
– Интересная у вас работа, в морг, наверное, каждый день ездите, преступников ловите. Девушки, небось, всегда на все готовы. Кто ж откажет, когда ты в форме? Я вот сколько работаю, так ни разу даже в морг не ездил, – начал было парень непринужденный разговор. Хмурый оперативник обернулся и отчего-то задержал взгляд на нем.
– Ты вроде тоже в форме, – проявил недюжинную наблюдательность сотрудник уголовного розыска, а затем, решив, что перед ним очередной «маменькин сынок», который телевизора пересмотрел, предпочел отойти в сторону. Убийцу так и не нашли. Да и искать никто не пытался. Если раньше разговоры о вседозволенности были для Павла чем-то абстрактным, то теперь он на деле убедился в том, что можно все, главное – не попадаться. Специально искать все равно никто не будет.
Вскоре после этого эпизода Павел в очередной раз завел с начальством разговор о повышении и вновь получил неопределенный отказ. Мол, пока что свободных ставок нет. Эта наглая ложь так взбесила парня, что он несколько дней не находил себе места и с особой яростью и ожесточением ловил светловолосых безбилетниц в коротких юбках и черных колготках. В те дни он почти не бывал дома, без конца ездил «прогуляться» в Невский лесопарк поблизости. В сентябре 1991 года он поймал возле станции пятнадцатилетнюю Иру Барсукову, которую частенько видел собирающей окурки возле этой станции метро, а теперь она еще и без билета собралась проехать. По мнению Павла, месяц-другой – и она бы стала прыгать в притормаживающие машины, как и другие ярко накрашенные девушки возле станции метро «Ломоносовская», так что не видел ничего плохого в том, чтобы девушка «расплатилась» с ним так, как он сочтет нужным. Что она сделает, откажет человеку в форме?
Пятнадцатилетняя Ира Барсукова росла в благополучной семье, но, когда девочке было двенадцать лет, ее родители попали в аварию, а она отправилась в интернат. Это было вполне благополучное место, в котором самой ужасной трагедией считалось, если подросток вдруг начинал курить. И отличница и красавица Ира действительно в последнее время от рук отбилась: стала время от времени прогуливать уроки, а дабы доказать всем, что она вовсе не никчемный ребенок, начала курить. Девочка всегда старалась всем все доказать, а мысль о том, чтобы «расплатиться с милиционером иным способом», ей даже не пришла в голову. Она нарушила закон и должна была оплатить штраф. Это была ее вина и ее проблема, которую она успешно разрешила, одолжив денег у подруги. Воспитанный на старых стихах о дяде Степе ребенок даже помыслить не мог о том, что человек в форме может замышлять плохое, делать нечто незаконное. Форма заставляет людей слушаться, а на подростков, приученных беспрекословно подчиняться старшим, она воздействовала поистине магически. Ира воспринимала все, что ей говорил этот неприятный мужчина в форме, за правду, и совершенно не поняла его намеков, проигнорировав даже предложение прогуляться по Невскому. Ей не пришло просто в голову, что парень в форме счел ее достаточно красивой, чтобы пригласить на свидание. Шувалов воспринял это как оскорбление.
Павел отпустил безбилетницу только для того, чтобы она на следующий день побитой собакой пришла к нему на поклон. Но вышло совсем иначе. Ира пришла на встречу, покорно села в машину и поехала вместе с ним. Когда девочка попыталась расплатиться, Павел стал отнекивался, а потом вдруг озверел и начал кричать о том, что Ира должна отправиться в тюрьму. Он приказал подростку выметаться из машины и идти за ним. Ничего не понимающая девочка следовала за человеком в форме до тех пор, пока они не пришли к поляне на берегу реки. В этот момент Шувалов взял девочку за горло и попытался задрать юбку, но та стала отчаянно сопротивляться. Ира дралась, пока ей было чем дышать.
Шувалов смог справиться с отчаянно брыкавшейся девочкой, изнасиловать, избить, а затем опустить ее голову в реку. Он держал ее до тех пор, пока она не захлебнулась. Когда все закончилось, Павел заметил кровь на брюках, но решил, что жене удастся лучше отстирать эти пятна. Перед уходом Шувалов с печалью посмотрел на большое раскидистое дерево, корни которого утопали в реке. Он представлял себе, как бы связал девочку и долго объяснял бы ей то, как ей надлежит себя вести с людьми в форме, но на этот раз дело до этого не дошло.
Домой Павел вернулся в хорошем настроении, поделился с женой историей об очередной безбилетнице, «из-за которых страна разваливается и очереди повсюду», с явной гордостью объяснил кровь на брюках «инцидентом на работе», а затем предложил жене уединиться в спальне, если только она будет в его любимых колготках.
Несколько недель Павел чувствовал душевный подъем, а дома всем как будто стало легче дышать. Вот только мысли о том дереве не давали Шувалову покоя, и спустя несколько месяцев он решился повторить эксперимент. На сей раз он подготовился основательно и взял с собой кухонный нож и любимые колготки с дыркой на месте ластовицы. Ему попалась послушная девочка, у которой не нашлось денег на штраф. Умнице, отличнице и красавице Маше достаточно было пригрозить рассказать родителям о том, как она пыталась проехать без билета, и она уже была готова пойти на все, чтобы только избежать ужасных сцен дома. Павел привез девочку на то же место в Невском лесопарке и повел в сторону той же поляны. Девочка покорно шла следом и периодически всхлипывала, чем ужасно нервировала Шувалова. На подходе к любимому дереву он увидел на тропинке бутылку, которую кто-то здесь оставил, с раздражением пнул ее, но та не поддалась. Оказалось, что она прочно увязла в земле. Это немного успокоило Павла: значит, здесь все-таки давно людей не было, как минимум с лета.
Девочка послушно сняла собственные колготки и надела приготовленные ей заранее. Она покорно выполняла все приказы, чем распаляла в Павле лишь больше злости и агрессии. Все закончилось примерно так же, как и с первой жертвой, но вместо реки орудием убийства послужил кухонный нож для мяса, который Шувалов потом аккуратно обмыл водой в реке и принес домой. Жена вновь поинтересовалась о том, откуда на форме новые пятна. Это разозлило Павла, и тот устроил ей истерику с рукоприкладством. Отныне женщина больше не докучала мужу глупыми вопросами, к тому же отношения у них в последнее время наладились, не хотелось все портить.
На следующую охоту Шувалов отправился через три месяца, а потом – еще через три. Ему все никак не давала покоя фантазия о том дереве, к которому можно было бы привязать одну девушку, пока он «наказывает» другую, а потом их поменять… Лучше бы это были сестры.
В мае 1993 года до Шувалова долетели слухи о том, что в Невском лесопарке вроде бы «завелся маньяк», и он решил затаиться. Впрочем, большинство психиатров, обследовавших его, сходятся во мнении, что, вероятнее всего, он нашел новое место для «наказаний» и стал «экспериментировать» в выборе жертв. Вероятнее всего, в сторону снижения возраста. Так или иначе, в течение последующих полутора лет в Невском лесопарке никому не попадались страшные находки.
Летом 1995 года Шувалов случайно оказался в Невском лесопарке, и ноги сами его привели к поляне с огромным деревом над рекой. Вид дерева взбудоражил в Шувалове те самые заветные фантазии о двух сестрах, которых можно будет привязать к дереву. Решиться на то, чтобы привезти в лес сразу двух девочек, было сложно. Несколько раз Павел готовился к этому, даже лично ловил двух безбилетниц и назначал им встречу вечером того же дня, но затем пасовал. В сентябре 1995 года Павел все же не выдержал и повез очередную девочку в Невский лесопарк. Девочке на вид было лет двенадцать, поэтому он очень нервничал, пока вез ее в лес, а затем вел ее за собой знакомыми тропами к берегу реки.
Все закончилось очень быстро, и он понял, что ему уже не хватает адреналина от таких поездок, и он всерьез стал готовиться к тому, чтобы привезти сюда сразу двоих. Он подошел к вопросу со всей серьезностью, привез веревку с ножами заранее и спрятал все возле дерева. Там была небольшая ямка, в которую неряшливые шашлычники накидали пустых пачек от сигарет, бутылку и еще какой-то мусор. Со дня на день он собирался осуществить свой план. Это должно было стать его подарком самому себе на Новый год.
20 декабря 1995 года в дверь его кабинета постучала женщина-контролер, в обязанности которой входила ловля безбилетников и привод их в опорный пункт, то есть к Павлу. Обычно именно она отвечала за поиск безбилетников, а Павел выходил «на охоту» только в час пик или в порыве энтузиазма перед сдачей ежемесячного отчета. Полная, ярко накрашенная женщина средних лет с извечной «химией» на вытравленных перекисью водорода волосах с какой-то особенной ненавистью и брезгливостью втащила за локоть насмерть перепуганную светловолосую девушку в чересчур легкой куртке, скромной юбке, истоптанных сапожках и в темных колготках, делающих и без того худые ноги похожими на палочки. Маша тут же расплакалась и стала рассказывать о том, что просто потерялась, так как всего пару дней в городе, а подруга на встречу не приехала, и теперь Маша была совершенно растеряна и не знала, что делать. Она приехала сюда посмотреть город и купить одежду, так как в ее маленьком поселке сделать это было невозможно.
Оказалось, что контролер привела ее сюда за помощью, а вовсе не как злостную безбилетницу. Павел провел с девушкой воспитательную беседу, а затем вдруг «смилостивился» и предложил девушке встретиться после работы, так как лучше него никто город на Неве, по его словам, не знал. Девушка неожиданно легко согласилась, но попросила перенести встречу на следующий день.
На свидание Маша пришла на встречу в той же куртке и тех же сапожках, но вместо юбки на ней теперь были джинсы. Павел некоторое время молча разглядывал новую знакомую, а потом предложил пойти на прогулку. Они осмотрели Казанский собор, хотя музей атеизма внутри него не работал, а затем пошли гулять по Невскому. Был выходной, и, несмотря на холодную погоду, на улицах было много людей. Мужчины возле рюмочной о чем-то разговаривали, пожилая супружеская пара громко обсуждала экспонаты Кунсткамеры, а затем вдруг переключилась на разговор о ценах в магазине. Компания студентов толкнула случайно Машу в объятия ее спутника.
– Зайдем в парадную погреться? – спросил он девушку, заметив, что у неё совсем замерзли и покраснели руки. Девушка помялась секунду, но, почувствовав на себе очередной порыв промозглого ветра, вырвавшийся из-под Фонарного моста через Мойку, все же кивнула. Они зашли в арку одного из домов на набережной и оказались во дворе-колодце. Справа от них как раз открылась дверь. Моложавый мужчина в дорогом пальто заметил их и придержал дверь. В арке показались четверо студентов, искавших, где выпить в тепле и со всеми удобствами. Шувалов быстро сориентировался и заскочил внутрь, потянув за собой девушку. Мужчина им кивнул и побежал прочь куда-то по своим делам. Дверь на кодовом замке захлопнулась, а студентам теперь предстояло найти другое место для посиделок. Павел и Маша остались наедине. Девушка так продрогла, что уже совсем не чувствовала ни рук ни ног. Минут пятнадцать они пытались хоть как-то отогреться и просушить обувь, а потом в дверь вдруг стали ломиться. Судя по голосам, это была уже другая пьяная компания, искавшая себе место для посиделок. Послышался грохот. Кто-то пытался выбить дверь, а второй нетрезвый голос стал громко материться. Шувалов презрительно скривился. Сегодня все шло не так, как он рассчитывал. Повсюду было так много людей, и на Невском скрыться от них было негде, и даже в парадной их достали.
– Пойдем уже, – примирительно предложила девушка, и Павел с готовностью кивнул.
Шувалов предложил девушке поехать погулять в парк, где потише, так как, по его словам, там он знал самые красивые и заповедные места Ленинградской области. Маша скромно улыбнулась, кивнула и села в машину. Они отчего-то ужасно долго ехали по Невскому проспекту, останавливались на каждом светофоре, отчего Павел начинал нервничать все сильнее. Когда они уже практически выехали на Октябрьскую набережную, от которой до лесопарка можно было доехать по прямой, Павел вдруг затормозил и припарковался у обочины.
– Мне кажется, тебе пора домой, метро в той стороне, – сказал он, с преувеличенным интересом разглядывая собственные руки на руле.
Маша с удивлением посмотрела на нового знакомого, но сказать что-то не решилась и просто вышла из машины. Павел нажал на педаль газа в ту секунду, когда оба сапожка Маши коснулись асфальта. Через минуту к девушке подскочило несколько сотрудников уголовного розыска в штатском, и у всех них был лишь один вопрос:
– Что, черт возьми, случилось?
4. Следствие
Тело первой жертвы Павла Шувалова нашли благодаря любопытной таксе и ее смелому хозяину. На тот момент прошло уже больше двух месяцев с момента совершения преступления, поэтому даже личность девочки установить удалось с большим трудом. Пришлось поднимать документы и искать имена всех пропавших подростков в этот период времени. Под описание подошла одна девочка, отличница Ира из интерната возле «Ломоносовской». Поскольку Ира была несовершеннолетней, дело тут же открыли, хотя и написали в заключении, что не исключен суицид, чем ужасно разозлили всех, кто хоть как-то был знаком с жизнелюбивой и упорной девочкой.
Это прозвучало как оскорбление. Ира никогда не вела аморальный образ жизни, вовсе не была склонна к депрессии, поэтому заключение выглядело просто издевкой. Сама себя изнасиловала, а затем утопила… Она была единственной, кто сопротивлялся до последнего.
Через пару недель примерно в том же месте было обнаружено тело еще одной жертвы. В те годы GPS-навигации не было, поэтому, когда случались такие страшные находки, сотрудники выездной группы обязательно оставляли «маячок» на месте преступления: закапывали бутылку с бумажкой, в которой были описаны подробности совершенного здесь преступления, дата, время и номер группы. Такие «закладки» часто помогали даже в том случае, если на выезд приезжала та же самая группа. Одно место в лесу похоже на другое до неразличения, а если учесть, что пейзаж сильно меняется от времени года, надеяться на то, что сотрудники вспомнят о том, что уже здесь доводилось им бывать, не приходилось рассчитывать. Когда сотрудники приехали на вторую страшную находку, они нашли и «маячок» – увязшую в земле бутылку с фамилиями членов оперативной группы, номером подразделения и кратким описанием прошлой находки. Это очень помогло с объединением эпизодов в серию. Дело досталось «звездному охотнику на маньяков» Андрею Кубареву, который славился своей бескомпромиссностью и бестактностью. После того, как он поймал парочку маньяков, державших в страхе весь город, спорить с ним не решались, но и объявлять о том, что в городе появился очередной серийный убийца, никто не спешил. Лишь на четвертом эпизоде началась полноценная работа по серии, но как раз в этот момент Шувалов то ли затаился, то ли стал экспериментировать.
Андрей Кубарев собрал оперативно-следственную группу и первым делом стал детально изучать последние дни жизни жертв. Когда они в первый раз опрашивали знакомых Иры, все только и говорили о том, какой она хорошей и правильной была, но ничего важного выяснить не удалось, а вот во второй раз на допросе вдруг разоткровенничалась ее подруга.
– Не знаешь, почему в ее карманах было полным-полно окурков? – спросил девочку следователь.
– Она курить начала в последнее время, и мы часто вместе бегали к метро, искали окурки. Их там всегда много. Парни в спортивных костюмах вообще никогда не докуривают сигарету полностью, а у нас денег нет и сигареты купить было негде, – пояснила девочка. – Знаете, она в последний день тоже бегала за окурками, а вечером попросила одолжить денег на штраф. Ее какой-то милиционер задержал за безбилетный проезд.
При опросе знакомых других девочек выяснилось, что и их либо видели в компании милиционера, либо они рассказывали о том, как их задержали за перепрыгивание турникета или попытку перебежать дорогу на красный свет. Стало понятно, что преступник, скорее всего, носит погоны, о чем Кубарев не преминул отчитаться на планерке. Естественно, его тут же вызвали на ковер и потребовали действовать аккуратно, чтобы никто из сотрудников не знал, что их подозревают.
Это требование сильно осложнило жизнь следователю, так как нужно было проверить слишком много человек, провести экспертизы и допросить. Без каких-то объяснений сделать все это было трудно. На теле первой и второй жертвы нашли следы крови, которая им не принадлежала. Предположительно, это была кровь преступника. Это могло значительно сократить круг подозреваемых, но вдруг оказалось, что в личных делах сотрудников есть все, даже информация о любимых фильмах, но группа крови там отчего-то не указывалась. Пришлось ездить по отделениям и устраивать «внеплановый медосмотр с забором крови». Вскоре под подозрением осталось двое человек: угрюмый парень, который ни на одном месте не приживался, и активист-энтузиаст Шувалов. Кубарев уже готов был арестовать более подходящего на роль маньяка парня, когда вдруг выяснилось, что у того есть алиби. Оставался один Шувалов. Вот только улик на него не было совершенно. Оставалось только следить за ним в надежде на следующую жертву или спровоцировать его на преступление. В итоге Кубарев согласился на авантюру, которую предложил ему кто-то из его группы. Они подговорили одну из молодых сотрудниц сыграть роль приманки. Целую неделю шла подготовка. Девушку обучили азам рукопашного боя, ее протестировал психолог, а знакомые Кубарева из театра неподалеку перекрасили ей волосы, сделали грим и подобрали одежду так, что она выглядела не старше чем на пятнадцать лет.
В назначенный день девушка пару раз перепрыгнула через турникет без жетона, но женщина-контролер, казалось, ее игнорировала. И тогда приманка решила просто подойти к женщине и рассказать заранее приготовленную историю. Все поначалу шло по плану. Шувалов заинтересовался девушкой и пригласил ее на свидание. На следующий день, на той прогулке, их сопровождал с десяток человек в штатском, которые ужасно запаниковали, когда пара скрылась в парадной. Им даже пришлось изобразить пьяный дебош, чтобы в срочном порядке проникнуть в парадную. Затем все снова пошло более или менее по плану, но Павел высадил девушку, не доехав до парка. Впоследствии он объяснил это тем, что девушка пришла на встречу в джинсах, а не в юбке, что его совершенно не привлекало. Впрочем, тогда оставалось непонятно, зачем он водил девушку гулять по городу, а затем повез в лес. Вероятнее всего, он решил не рисковать и не привлекать лишнего внимания к своему любимому месту в преддверии того, как он решится осуществить свою давнюю фантазию и привезти туда сразу двух девушек. Дерево с переплетенными в мутных водах корнями слишком давно не давало ему покоя.
Через пару дней после эпизода с Машей Андрей Кубарев на свой страх и риск решил задержать Шувалова. Когда они приехали, их вышла встречать мать Шувалова.
Пожилая интеллигентная женщина в розовом халате и с заспанными глазами за стеклами больших очков с затемнением поинтересовалась у группы захвата, почему им так нужен Павел.
– Подозревается в убийстве, – сообщил оперативник, бесцеремонно отодвигая женщину в сторону, чтобы пройти внутрь квартиры.
– Ну… хорошо. Я уж думала, украл что-нибудь, – протянула женщина.
Андрей Кубарев не ошибся. В квартире нашлось достаточно улик. В шкафу Павла был огромный запас колготок с дыркой вместо ластовицы. Их явно использовали муж с женой по ночам. Нож для мяса, которым Шувалов пользовался в четырех случаях из пяти, обнаружился на кухне, форма с застиранными следами крови висела на стуле. Шувалов стал давать признательные показания в первый же день, но потом попытался сказать на суде, что дал их он под давлением. Суд присяжных признал его виновным по трем эпизодам из пяти, за что Шувалову полагалась смертная казнь, но из-за введенного моратория он отправился отбывать пожизненное заключение в колонии. Жену Павла никто судить не стал, так как она утверждала, что ничего не знала о лесных приключениях мужа, но следователь и прокурор были абсолютно убеждены, что женщина была в курсе «хобби» Павла. Супруга приезжала на свидания к Шувалову, пока он ждал суда, но вот в колонию ездила уже не слишком часто. В последние годы жизни Павел активно готовился к выходу на свободу по УДО и пытался отсудить себе квартиру родителей. Умер он в 2020 году от сердечной недостаточности. Если верить официальным документам.
5. Анализ
Павла Шувалова можно назвать классическим типом серийного убийцы-фетишиста. Он с детства имел проблемы с общением и социализацией, с трудом понимал эмоции других людей, был склонен к жестокости. С ранних лет его отвергали сверстники, из-за чего он утратил шанс на то, чтобы научиться строить близкие отношения. Длительная травля и случай, когда одноклассники устроили ему «темную», сильно повлиял на него. Ярко выраженный нарциссизм заставил его почувствовать невыразимые боль и унижение, которые помогли сформировать фетиш на колготках.
Стыд и унижение – ключ к пониманию таких людей. Павел так сильно ненавидел себя, что хотел раствориться в чем-то большем. Когда он впервые надел школьную форму, то почувствовал, что стал таким же, как все. Он буквально растворился в толпе и вместе с тем стал частью огромного социального института – он стал школьником. Страсть к ношению формы и к власти, которую она дает, заставила его пойти в военно-морское училище, а затем и в армию. Если у человека слабо развита эмпатия, он часто ищет возможность социализироваться путем установления формальных, уставных отношений. В училище и армии это было просто устроить.
Согласно психологической экспертизе, которую Шувалов проходил при поступлении на работу в милицию, он был склонен к жестокости, насилию, с трудом шел на контакт и имел «склонность к психопатии». Конечно, ему должны были отказать в поступлении на службу, но сыграл свою роль кадровый голод, и Шувалова бросили в «медвежий угол». Сидеть на посту и отчитывать безбилетников тоже кому-то нужно. Несмотря на хорошую службу, его никто не стремился повышать в звании или переводить на другое место, что лишь ожесточило его, дало старт болезненному сценарию развития фетишизма.
В основе любого сексуального отклонения лежит неправильное понимание любви. Здесь нужно сказать, что фетишизм в абсолютном большинстве случаев является вариантом нормального сексуального поведения. Так называют склонность к приданию вещам сакрального сексуального значения, а заодно и к овеществлению людей. Партнер в этом случае воспринимается как кукла, подставка для фетиша. В случае Шувалова – манекена для ношения колготок. Имея весьма слабый сексуальный темперамент, Павел не получил возможности нормально сексуально развиваться и экспериментировать, так как жил вместе с родителями строгих нравов, которые, как он считал, не готовы были принять сына с какими-либо отклонениями. Для Шувалова было важно исполнять социальные ожидания, поэтому он женился сразу же после армии и уже вместе с женой начал познавать интимную сторону жизни. После свадьбы он понял, что жена в постели возбуждает его куда меньше его собственных фантазий. Юная супруга была готова к экспериментам. Первыми в этом ряду стали колготки с разорванной ластовицей. Довольно часто встречающийся фетиш, который обычно говорит о том, что человек хочет воспринимать сексуального партнера как станок для отправления потребностей, желает настолько отстраниться от него в эмоциональном плане, что предпочитает нейлон человеческой коже. Также этот фетиш часто свидетельствует о склонности к насилию, так как дырка в колготках имитирует сопротивление партнера. Самой же частой причиной этого фетиша становятся морально устаревшие порядки традиционного и архаичного общества, согласно которым женщина должна быть девственна в постели, а такие колготки имитируют акт дефлорации (потери девственности).
Форма и колготки помогали Шувалову максимально фетишизировать половой акт, превратить его в акт соития неодушевленных предметов и конструктов. В исходном варианте фетишизм Шувалова не имел садистической основы. В ситуации, когда он был в форме, а девушка – в колготках (а вот было бы наоборот, не стал бы Шувалов убивать), он чувствовал себя не человеком, но кем-то большим, а девушку он видел не человеком, но кем-то меньшим, целиком и полностью ему подвластным.
Фетишизм Шувалова стал прогрессировать и подчинять себе всю его жизнь. Мать и жена потакали ему во всем и подпитывали его нарциссизм. Общество, в котором он вращался, утверждало его во мнении о собственной исключительности, мужественности, которые он приобретал благодаря форме. Отсутствие профессиональных перспектив и копившаяся долгое время склонность к насилию вкупе с сексуальной несостоятельностью заставили его фетишизм прогрессировать в болезненную, патологичную и общественно опасную форму.