зли из виду. Энергичным шагом, почти бегом уходили Кравцовы на север. Их ноги спотыкались о коряги и корни, они оступались, проваливаясь в колдобины, цеплялись за сучья деревьев и посохами ощупывали свой путь. На склоне бугра Маша разглядела пограничный столб с советским гербом; возле него нарушители границы остановились на привал. Куда идти дальше? Где проводник? Кравцовы тревожно озирались, подкрепляясь галетами и фруктовым соком, и рассыпая отбивающий нюх у собак порошок. Неподалеку раздался осторожный свист. Кровь бешено застучала в висках и лбы их покрылись потом. Кравцовы бросились на землю, сжимая оружие. Кто там, друг или враг? «Салям алейкум, далекие друзья,» донесся до них чей-то шепот. Это был пароль. Сергей прошептал отзыв, послышалось шуршание, перед ними появился зыбкий контур невысокого, щуплого человека. В смешении теней черты лица его невозможно было разобрать; он казался бесплотным призраком, парящим над землей. «Пошли,» сказал он по-русски и опять, сквозь кусты, шлепая по заросшему болотной травой полю, наши герои возобновили свой утомительный гон. Через пару часов они обессилили и валились с ног, ушибленные коленки саднило, жажда раздирала их пересохшие глотки, чтобы не заснуть на ходу, Сергей тряс головой и тянул за собой полуживую Машу. Взгляд Сергея были уперт в мелькающую черную спину проводника, бегущего впереди, иногда Сергей терял свой ориентир, тогда волна паники захлестывала его, но каждый раз тот, слегка покашливая и подбадривая, быстро появлялся вновь. Чуть забрезжил рассвет. Звезды побледнели, растворяясь в светлеющем небе. Перед ними предстала серая, бесцветная равнина, покрытая густым слоем тумана. Из его клубящихся сгустков выступали плоские крыши невысоких строений. «В этом кишлаке будем прятаться. Днем идти нельзя,» проводник указал рукой и осторожно ступая они приблизились к крайнему домику. Он стоял молчаливый и глухой, ни дверки, ни окошка не было видно в его растрескавшихся, шершавых поверхностях. Следуя каменистой тропинке Кравцовы, ведомые проводником, вошли в поселение. Оно состояло из кривых и узких улочек, вдоль которых стояли полуразрушенные дома без окон, окруженные глинобитными стенами. «Кишлак заброшен с 1922 года. Жители погибли или уведены в плен. Вот так красные усмиряли волю узбекского народа,» проводник горестно покачал головой. Bремя, ветры и подземные толчки частично развалили непрочные конструкции, открывая внутренности дворов. Оказалось, что все окна, как жилых помещений, так и хозяйственных построек, выходили только внутрь. Похоже, что у проводника была цель. Уверенно вел он своих подопечных вдоль поселка, пока не остановился и толкнул изукрашенную орнаментом деревянную дверь. Просунув туда голову и осмотревшись, он поманил Кравцовых за собой. Здесь был пустырь с кучами хлама; стены вокруг местами осыпались, но жилое строение под прохудившейся крышей еще не пришло в упадок. Сохранился красивый портал с навесом, поддерживаемый тремя изукрашенными резьбой и росписью колоннами; непонятного назначения возвышение из кирпича выделялось посередине заглохшего виноградника; хлев и конюшня с распахнутыми воротами уместились сбоку. Пройдя через портал, они оказались в небольшой квадратной передней, где, как объяснил им проводник, раньше оставляли обувь. За нею была просторная комната с нишами в стенах. Земляной пол был застлан истлевшей циновкой и остатками зеленого ковра. «Отдыхать будем до темна,» скомандовал проводник. «Потом опять в путь. Холодно, но сандалом пользоваться нельзя.» Он указал на низенький чугунный столик, установленный над углублением в полу. «Дым выдаст нас.» Кравцовым не надо было повторять второй раз. Сбросив поклажу, они, не говоря ни слова, завалились спать.
Спали долго, но чутко; пробудились от хруста чьих-то осторожных шагов. Встревоженные, они моментально вскочили. Вечерело. Предметы отбрасывали длинные тени; в углах комнаты уже скопилась темнота. Сжимая рукоятки браунингов, Маша и Сергей выглянули в окно. Наполненный угасающим солнечным светом воздух был чист и ясен. Они рассмеялись. Согнувшись под непосильной ношей, двор пересекал невзрачный худосочный паренек, одетый в черное. Он нес полное ведро воды, которое он перекладывал из руки в руку. Устав, он ставил его на землю и передохнув, продолжал свое движение вперед. Всмотревшись, Сергей узнал в нем проводника. Скоро заслышались шаги в прихожей и с лучезарным видом он вошел внутрь. При виде своих смятенных подопечных на его лице мелькнула растерянная улыбка. «Пить, купаться, мыться,» объяснил он, поставив груз на пол. «Спасибо друг,» сказал Сергей, пряча оружие. «Мы ведь не познакомились. Я Сергей Кравцов, а это моя жена Маша,» он протянул руку. «Фархад,» ответное рукопожатие было вялым и влажным. Последние лучи уходящего дня осветили его безволосое, смуглое лицо с выступающими скулами. Острые, внимательные глаза дружелюбно смотрели из-под узких темных бровей. Голову покрывала черно-белая узорчатая тюбетейка. Широкие парусиновые штаны и такая же куртка облегали его тонкое мускулистое тело; движения его были естественны и гармоничны. На вид юноше было семнадцать — восемнадцать лет. «Колодцы все-таки сохранились?» улыбнулся Сергей, зачерпывая кружкой воду. «Нет, все давно засыпаны, но я знаю где бьет родник.» «Откуда?» Маша обернулась к нему. «От своего деда,» неохотно ответил Фархад. «Эта усадьба была нашим владением. Я знаю здесь все.» Кравцовы непонимающе посмотрели на подростка. «Мой дед рассказал моему отцу; отец рассказал мне; я расскажу моим детям. Мы не забудем.» Он выпрямился и поднял голову, решимость и ненависть сверкнули в его глазах. «Во время гражданской войны мой дед Джафар сражался в армии Мадамин-бека. Народ хотел независимости. Вначале узбеки побеждали и освободили много городов, но потом понаехали красные отряды из Сибири и разгромили наши войска,» он вздохнул. «Я понимаю, что не все русские плохие. На стороне узбеков воевала русская крестьянская армия под командованием полковника Монстрова. Он был помещик из Ферганы. После поражения красные поймали его, пытали и расстреляли. Он был хороший, справедливый человек и друг нашего Мадамин-бека.» От переживаний лицо юноши покраснело, брови нахмурились, губы сжались в тонкую линию. «Садись, поешь с нами,» Маша достала из рюкзака съестное и разложила на салфетку. Вид немецких мясных консервов, галет и сладостей произвел впечатление на Фархада. Он с удовольствием жевал, рассматривая этикетки. «Где же была контрольно-следовая полоса?» спросил Сергей, поглощая ломоть хлеба с куском говядины. «Неужели мы не заметили ее в темноте?» Проводник отрицательно покачал головой. «Ее много раз пытались пoстроить, пахали плугом, на лошадях и тракторах, но ветер заносил борозды песком. Во многих местах граница проходит по скалам, барханам и каменистым плоскогорьям. Там не попашешь, там нет почвы; тогда пограничникам приходилось привозить ее издалека, строить широкие желобы и насыпать. Через год — другой суховеи выдували все и приходилось строить сначала. Москва далеко. Им оттуда не видно. Они всегда требуют и настаивают, присылают инспекции, начальству нужна отчетность. Пограничники рапортуют, что граница на замке и натягивают колючку. Но и столбы долго не стоят; клонятся на бок, проволока на них обвисает, ржавеет и местами ложится на грунт. Зато центральные газеты и радио трубят во весь голос, что рубежи родины незыблемы и неприкосновенны. Иначе население побежит. Вы же сами вчера ее пересекли и видели, что к чему.» «Большевики насолили всем,» сказал Сергей, закончив трапезу. Фархад не ответил. Он наслаждался мармеладом. Глаза его зажмурились от удовольствия. Он откусывал разноцветные кусочки и отправлял себе в рот. «Если нравится, то возьми,» Маша положила коробочку ему в карман. Вероятно, что это прикосновение пробудило подростка. «Пошли,» сказал он взглянув на потемневшее небо. В мгновение он изменился. Как и вчера он превратился в сурового вожака, не терпящего возражений. «К рассвету мы должны выйти к железной дороге. Оттуда вы будете добираться без меня.»
Как и накануне они шли всю ночь, но окружающая местность сильно изменилась. Кравцовы безоговорочно следовали за провожатым. Склон становился круче и круче, и подниматься приходилось всё время согнувшись. Связавшись веревкой, они переходили вброд бурные речки, преодолевали заснеженные перевалы и карабкались по осыпающимся горным дорожкам. Нависшее черное небо дышало холодом, в высоте призрачно белели снежные вершины, путешественники зябли, их дыхания превращались в облачка пара, уплывающими в астральные черные дали. Отдыхали редко, подкрепляясь своими консервами, печеньями и запивая талой водой, текущей из ледников. Фархад хранил молчание и вел по звездам; по-видимости он был одарен звериным чутьем и необыкновенно острым зрением. Они ни разу не сбились и не сошли с тропы. В дополнение, он знал, где находятся пограничные заставы, возможные места засад и маршруты патрулей. Крадучись, они обходили такие места стороной. На исходе ночи они остановились у входа в пещеру. На фоне светлеющего неба ее черная пасть безмолвно смотрела на них. Место было открытое, холодный ветерок шевелил их волосы, внизу угадывалась долина. Hа склонах ее в угрюмом мраке мерцали огоньки человеческого жилья. Фархад сделал три шага вперед и остановился. «У вас должен быть фонарик,» прошептал он. «Посветите внутрь. Снаружи нас не заметят.» Сергей подошел ближе и отцепил со своего пояса красноармейскую зеленую коробочку образца 1944 года. Световое пятно упало на булыжники, разбросанные на песчаном полу, отразилось в граните сводчатых стен и свисающих с потолка острых пучках сталактитов. «Никого,» с облегчением выдохнул проводник. «Половину дня прятаться будете здесь. Город внизу в долине. До железнодорожной станции два часа ходьбы. Там вы можете купить билеты до Ташкента. Я вам больше не нужен. Прощайте. Счастливого пути.» «Мы тебе очень благодарны,» Сергей пожал ему руку. «Ты настоящий герой. Возьми от нас хотя бы денег.» «Не надо,» он сделал протестующее движение рукой. «Что от них толку? Кроме соли, галош и керосину на них ничего не купишь.» «Тогда возьми у нас продовольствия. Небось проголодался.» Фархад непроизвольно проглотил слюну. Маша развязала рюкзак и стала вынимать свои припасы, складывая их в протянутые ковшиком ладони юноши. Она добавляла больше и больше, пока руки его могли удержать консервные банки и пакеты. Прошло несколько минут, он сказал «Хватит,» и стал рассовывать жестянки и картонки по карманам. «Пока,» попрощался Фархад, но прежде чем уйти, напомнил, «Нет пощады большевикам. Бейте их до конца. Они ненавистны.» Сделав угрожающий жест рукой, он беззвучно растворился в темноте. Наступила тишина, прерываемая лишь воплями окрестных зверей и завыванием ветра на склонах. Издалека донеслось слабое эхо паровозного гудка и лязганье вагонных буферов. При свете фонарика Кравцовы подыскивали удобное место для отдыха на полу пещеры. «Я привязалась к нему,» Маша расскладывала спальные мешки. «Фархад — замечательная личность. Где он живет?» «Он упомянул, что его семья ютится в развалинах сторожевой башни где-то в горах. Он их единственный кормилец. У него тринадцатилетняя жена, детей у них еще нет, но мать и отец живы. Там же прячется еще одна семья из того же кишлака. Они ждут не дождутся падения