Почему же современное цивилизованное человечество пребывает (в основной своей массе) в таком поразительном неведение о вековых устремлениях еврейской расы и ее непрерывном продвижении на пути к мировому владычеству? Ведь нигде еще, ни в одной стране, никто и никогда не сказал им добровольно: „Добро пожаловать, вот мы — с потрохами, берите и ешьте“. Тем не менее, они приходят, берут и едят. И съедают все подчистую. Их программа, направленная на материальное, духовное и физическое уничтожение, выполняется неукоснительно и точно, работает, как часовой механизм. Они, как искусные кроты роют свои норы, плетут паучьи сети, приближая царство Князя мира сего, а следовательно, и свое владычество над всем миром.
Бросим беглый взгляд на их исторический путь. Еще с детства в наши умы были вбиты ложные представления о многочисленных погромах, гонениях, бедах, сваливающихся, словно оторвавшаяся с крыш черепица, на головы бедных иудеев. Если же и сваливались, то, значит, заслуженно. Все народы терпели страдания. Незачем выделять одних и закрывать глаза на „недостойных внимания“ (а русские, а сербы?). Между тем, еврейские общины, колонии всегда были чрезвычайно сильны и могущественны. В 115 году нашей эры, например, иудеями было перебито в Египте и Киренаике более 200 тысяч христиан (так, легкая разминка, отмечали праздник Пурим), а на Кипре, чуть позже, замучили и перерезали уже более 240 тысяч киприотов-христиан. Хороши несчастные и обездоленные! В средние века их могущество стало стремительно крепнуть и развиваться. Испания была почти сплошь заселена евреями (Колумб, что характерно, также был иудеем. А кто еще мог открыть эту дурацкую, нашпигованную сионистами Америку? Ничего, наступят времена, и ее прочно „закроют“.) Уже в IX веке во Франции в угоду раввинам базары были перенесены с субботы (их святой день, когда они не должны ничего делать, даже прикасаться к собственному члену, когда мочатся, — то же работа, увы!) на воскресенье, а простые евреи, в отличие от христиан, были освобождены от телесных наказаний и пыток. (А ведь наоборот, пороть бы и пороть, хотя бы за то, в Талмуде и Торе написано: еврею разрешено жить половой жизнью с девочкой, которой исполнилось три месяца! Вот вам и „богоизбранная раса“…).
К концу XI века засилье иудеев простерлось на всю Европу. В Германии, Франции, Испании, Богемии, Моравии, Польше евреи владели несметными богатствами и христианскими рабами. В Толедо, Лангедоке, Нарбонне они основали тайные общества, масонские ложи, там же, предположительно, и действовал невидимый штаб „сионских мудрецов“. В Англии Кромвель и его последователи открыто следовали предписаниям „избранного племени“. Они даже требовали признать Тору — нормой для Англии (чтобы насиловать новорожденных девочек?). И так далее. Итак, мы видим, что этот страшный всесильный кагал, не имея нужды ни в бессмертии души, ни в загробной жизни, отвергая Христа и Царство Небесное, пустил все свои силы лишь на одну цель — захват мировой власти, установление на земле эры Антихриста…»
Сержант Герасимов не заметил, сколько прошло времени, пока он читал доставаемые из папок страницы. Из состояния «неопределенной невесомости» его вывел надтреснутый со сна голос молодой супруги:
— Ну ты идешь что ли спать, баран безрогий?
В выражениях она не стеснялась, как и ее досточтимая матушка.
— А чего ты пистолет достал? Чистишь, что ли? — продолжила жена. Лучше бы ты свой другой пистолет приготовил.
Сержант знал, что она «гуляет налево», поскольку в своей сексуальной жизни была необузданна, как кошка. Могла заниматься этим не только с ним, но и еще с десятком других — по очереди, днем и ночью. Так и делала, едва он уходил за порог, на дежурство. Весь дом знал об этом, вся улица и весь район, ее с малолетства «брали» кому не лень, так бы никогда и не вышла замуж, если бы не подвернулся этот деревенский паренек, которому она ловко закрутила мозги. Сержант во всем винил себя сам: позарился на прописку. А вышло боком.
«Пристрелить ее разве?» — с равнодушной тоской подумал он, глядя на вульгарно-смазливое личико жены, просвечивающее сквозь ночную сорочку розовое тело, и представляя, как у нее будут пузыриться на полу выпущенные из головы мозги, похожие на винегрет. «А почему я должен стрелять себя или ее за эту неудачную жизнь? — продолжил размышлять он. — Кто нас такими сделал? Да вся эта сволочь, которая сейчас и жирует…» Он тщательно убрал коричневые папки в портфель, задвинул его под стол к батарее, решив прочитать от первой до последней страницы, чувствуя, что в них таятся ответы на многие мучащие его вопросы, и нырнул к теплой и разгоряченной жене под одеяло.
После плотской гимнастики, жена более нежным голосом проворковала:
— Да, кстати, я тут договорилась насчет тебя с Борисом, из соседнего подъезда…
— Ты о чем? — сквозь сон спросил Герасимов.
— Ну ты, блин, совсем отупел на своей службе! — тотчас же взвилась она. — Я же тебе сто раз талдычила! Борис работает охранником у Гапониди. Теперь может и тебя туда пристроить. Все лучше — чем старух на рынке гонять.
— Гапониди — это тот самый что ли, который миллиарды у вкладчиков увел?
— Он, он… Тебе-то не все равно? Будешь получать раз в десять больше, чем в своей гребаной милиции, — уже засыпая, ответила супруга.
А Герасимов долго не мог уснуть, ворочался с бока на бок. Думал. Перспектива вырисовывалась заманчивая, но он чувствовал, что это — не его, не то, к чему он стремился еще мальчишкой, сидя на пологом берегу Нерли и споря со своими одногодками о будущих профессиях. Но зато тут появлялась другая возможность. Этот Гапониди, построив свою финансовую пирамиду, обокрал миллионы людей. И — как с гуся вода, все так же цветет и пахнет. Да что же это за гады сидят в Кремле, если они боятся даже пальчиком тронуть таких, как Гапониди? Или свой своего никогда не укусит? Есть ли справедливость на земле? До божьего суда далеко, а до людского, выходит, еще дальше? Нет уж, не выйдет, не получится. Сами приговор вынесем. Сами. Герасимов понял, что ему надо сделать.
— Хорошо, — пробормотал он вслух. — Пойду я на службу к этому мерзавцу, пойду. Только пусть он об этом потом не жалеет…
В областной прокуратуре Днищев разыскал капитана Чернявко, представившись полковником ГУО. Соответствующее удостоверение, выполненное его другом-гравером, он показал. У Днищева было много разных и серьезных «корочек», на любой вкус. Он действовал быстро, нагло и совершенно бесцеремонно, тем и брал вверх.
— Ну что, капитан, поговорим о той давней аварии на шоссе? Когда «КАМАЗ» раздавил «жигуленка» и улетучился, яко облаце? Ну, вспоминай, вспоминай, там еще женщина с ребенком погибла.
— Во-первых, майор, — поправил его Чернявко.
— Поздравляю.
— А во-вторых, все просто — обычное дорожное происшествие.
— Ни фига себе — «просто»: два трупа! А по показаниям Киреевского, водителя, «КАМАЗ» выскочил с развилки и чуть ли не намеренно развернулся к легковушке боком.
— С пьяну чего не покажется…
— Да трезвый он был, трезвый. Не темни, майор. Я этого не люблю.
— Значит, шофер грузовика был пьяный. Обычное дело.
— Все-то у тебя «обычно», даже завидно. Мне бы твою работу. Опять же, по показаниям Киреевского, в кабине сидел не один, а два человека. А может, рано тебя сделали майором?
— А почему вас вообще это заинтересовало? Дело-то давно закрыто, Чернявко начал пыхтеть, словно отдуваясь после доброй порции пива.
Днищев с любопытством наблюдал за ним.
— Рано. Дай взглянуть на бумаги.
— Ладно. Приходите завтра.
— Нет, сегодня. Сейчас. У меня мало времени. А заодно пусть принесут материалы на того «бомжа», труп которого обнаружили в день аварии, неподалеку от места происшествия.
Чернявко взглянул на него с удивлением, подивившись осведомленности. Черт знает кто такой — свяжешься с ним — себе дороже станет… Он вызвал дежурного, объяснил — что к чему. Пока ходили за делами, Днищев продолжал расспрашивать майора, но тот, либо действительно многое подзабыл, либо просто был обычным служакой-формалистом. Ничего путного и конкретного он не сказал. Зато сообщил любопытные сведения об аэроклубе «Ветвь акации». Владельцем его был некий Гершвин, отсидевший при советской власти срок за организацию подпольного пошивочного цеха. При демократах — стал преуспевающим бизнесменом, взял в аренду несколько сот гектаров земли, купил с дюжину спортивных самолетов, нанял инструкторов-летчиков, словом, поставил свое дело на широкую ногу. Есть там и вышки для прыжков с парашютом, восстановительный центр со спортивными залами, поле для гольфа, ресторан, все что надо для толстосумов. А желающих подержаться за штурвал самолета (особенно, если рядом сидит опытный инструктор) найдется не мало, были бы деньги. Туда, к Гершвину, съезжаются многие известные личности: банкиры, политики, телевизионщики, иностранцы, был даже, вроде бы, первый вице-премьер…
— Прямо Бильдербергский клуб какой-то, — усмехнулся Днищев. «Трехсторонняя комиссия». Значит, нашему «цеховику» надоело шить подштанники, устремилась душа в небо?
— И еще, — продолжил Чернявко. — Есть сведения, что господин Гершвин содержит целую военизированную бригаду, не знаю правда, какой численностью, но довольно внушительную. Там частенько проходят какие-то учения со стрельбами. Пытались проверить, но… От ворот поворот. За Гершвиным сила. Крепкий орешек. У него на все есть разрешение.
— Понятно. Открывает дверь в кремлевские кабинеты ногой. Ладно, майор, спасибо и на этом.
Когда принесли материалы и Днищев ознакомился с ними, он удивленно произнес:
— А ведь характер травм этого «бомжа» такой, будто его сбросили вниз головой с высоты десятиэтажного дома. С верхушки дерева он упал, что ли? За шишкой полез, полакомиться?
— Его же нашли в зарослях кустарника, — ответил Чернявко. — Там ни домов, ни деревьев — на два километра вокруг.
— То-то и странно… Бу