– Вы не ответили на мой вопрос.
– Я всегда говорю только один раз.
– Понятно, – сказал Мартынов.
Он сделал еще одну пометку, зафиксировав несоответствие, и я опять ничего не заметил.
– Итак, вы не смогли с ним договориться.
– Совершенно верно.
– И вы решили наказать строптивого.
– Знаете, все эти страсти – из дешевых фильмов. В бизнесе, а телевидение прежде всего большой бизнес, – так вот в бизнесе предпочтительнее обходиться без эмоций. Человек может быть мне несимпатичен, я, возможно, даже его ненавижу, но когда мы говорим о деле, я все эмоции отбрасываю в сторону. Потому что над всем властвует ее величество прибыль. Никакой речи о наказании строптивца, как вы изволили выразиться, даже не шло. Программа Самсонова перестала отвечать некоторым критериям, и в руководстве канала сложилось мнение, что скоро мы будем терпеть убытки.
– «Мы» – это канал? – уточнил Мартынов.
– Ну конечно. Самсоновскую программу мы приобретали по определенной, зафиксированной в договоре, цене. Цена, заметьте, очень даже немаленькая. Но мы шли на это, зная, что в закупленной нами программе захотят разместить рекламу крупные фирмы. Оплата рекламного времени окупит наши затраты и позволит даже что-то заработать. На заработанное мы купим какую-нибудь программу, которая заведомо не принесет прибыли, но она, к примеру, социально важна. Так устроен этот механизм. И вдруг мы видим, что с рейтингом самсоновской программы происходит что-то неладное. Количество зрителей не растет, а вроде бы даже уменьшается. И рекламодатели, хотя пока и размещают по привычке у нас свою рекламу, очень скоро начнут корректировать свои планы. Отток рекламных денег – это очень неприятно, поверьте. Это не просто неприятно – это опасно. Сначала мы перестанем получать прибыль, а дальше уже начнутся прямые убытки.
– Вы держали это в голове, когда беседовали с Самсоновым?
– Ну конечно!
– А разве он не понимал, что ваши трудности неизбежно станут и его трудностями?
– Мне сложно об этом судить.
– И все же.
– Он не пошел навстречу руководству канала. Я думаю, это многое объясняет.
– Да, – благожелательно подтвердил Мартынов. – Вы правы.
Он задавал вопросы, Алекперов отвечал. Многое из того, что я слышал, находясь в своем укрытии, было для меня неожиданным и новым, но нельзя было сказать, что, прозвучало хотя бы что-то из ряда вон выходящее. Мне казалось, что допрос протекает как-то вяло, Мартынов терял напор, некоторые его вопросы вовсе не обязательны, и чем дальше, тем таких необязательных вопросов больше. Сначала я думал, что он таким образом усыпляет бдительность собеседника, завлекает его в ловушку, опутывая паутиной ничего не значащих слов, еще немного, и ровное течение допроса взорвется и Алекперов будет в мгновение приперт к стене, а в следующее мгновение уже во всем признается, но ничего не происходило. Мартынов задавал вопросы, потом перескакивал на другое, чтобы затем вновь вернуться к теме, которую они с Алекперовым обсуждали полчаса назад.
Уже перевалило за полдень. Я хотел есть, но не мог подняться и уйти, и даже подумал, каково сейчас Алекперову. В отличие от меня, он находился в не очень завидном положении, потому что его допрашивали как свидетеля, держа при этом на примете как подозреваемого. Я представил, как его нервируют эти повторы вопросов, если бы не они, то допрос уже давно закончился бы, наверное, а Мартынов все кружил и кружил вокруг интересующих его тем, и это уже было похоже на упрямство проигравшего. Он не мог расколоть Алекперова, вот в чем все дело, и никак не хотел признать собственное поражение. Задавал и задавал свои повторяющиеся вопросы, и мне показалось, что у меня скоро сдадут нервы – и от этих вопросов, и от стремительно нарастающего чувства голода.
– Значит, вы приняли решение взять судьбу самсоновской программы в свои руки? – уже в десятый раз вопрошал Мартынов.
– Да, потому что речь шла о рейтинге программы, а следовательно, и о рейтинге канала, – уже в десятый раз отвечал Алекперов.
– Эта мысль пришла к вам после того, как вы убедились, что Самсонов не пойдет вам навстречу?
– Совершенно верно.
– Когда вы беседовали на эту тему с Самсоновым?
– Месяца три или четыре назад, я же вам уже говорил.
– И это была единственная ваша с ним беседа?
– Да.
– Тогда же вы переговорили с Горяевым, предложив ему возглавить программу?
– Да.
– И предполагали, что горяевская программа вытеснит самсоновскую?
– Да. Я об этом уже вам говорил.
– Я помню. Итак, вы уже решили для себя, что избавитесь от самсоновской программы.
– Ну, не так же грубо.
– И все-таки.
– В общем, да.
– А почему же вы в таком случае пришли к нему еще раз и очень настойчиво пытались убедить его в необходимости внесения изменений в программу? Что вам была за забота, если вы все равно предполагали с ним расстаться?
– Я не понимаю, о чем идет речь. Когда я к нему пришел?
– За несколько дней до убийства, – напомнил Мартынов.
Я насторожился.
– У меня не было с ним такого разговора.
– Ну как же! – протянул Мартынов. – Был такой разговор, у меня совершенно точные сведения. Так что не стыковочка. Вы сказали, что никогда ни о чем не говорите дважды. А с Самсоновым вот говорили – о его программе. Значит, не так уж эта программа вам была безразлична, а? И не очень-то вы на Горяева надеялись?
– У вас неверные сведения. К сожалению, вам недостает информации.
Этот пассаж почему-то развеселил Мартынова.
– Недостает информации? – почти весело осведомился он.
А я уже представил, как поплыл Алекперов. Только сейчас до меня стал доходить смысл услышанного в последние пять минут: все-таки Мартынов заманил собеседника в ловушку.
– У меня гораздо больше информации, чем вы можете себе представить, – сообщил Мартынов. – Я, например, знаю о том, что вы предупреждали Самсонова о грядущих неприятностях. Говорили, что его скоро будут бить недовольные телезрители.
– Ложь!
– Ну к чему такой пафос? – насмешливо осведомился Мартынов. – У меня и свидетель есть.
– Где?! – с надрывом воскликнул Алекперов. – Покажите!
Он еще не знал, чего требует.
– Женя! – позвал меня Мартынов. – Тебя хотят видеть!
Я сорвался с места и переступил порог. Надо было видеть лицо Алекперова в эту минуту. Наверное, он забыл обо мне, о том, что я присутствовал при их с Самсоновым последнем разговоре. А сейчас в одно мгновение ему вспомнилось все в подробностях, и он не сумел с собой совладать. Понял, что допустил промашку, и его лицо пошло предательски красными пятнами.
– Вот видите, – мягко увещевал Мартынов. – А вы меня пытались уличить в неинформированности.
А Алекперов багровел все сильнее и сильнее, и я понял, что все, происходившее до этой минуты, все эти часы, заполненные повторяющимися вопросами-ответами, были лишь подготовкой. Так артиллерия ведет огонь по площадям, готовя войска к прорыву. Противника измотали в боях, к тому же он допустил множество ошибок. И теперь надо дожимать, пока в его порядках царствует хаос и паника.
Я увидел испещренный пометками лист бумаги, лежащий перед Мартыновым, и понял, что это перечень алекперовских промашек. Пока я сидел, изнывая от безделья и изматывающего чувства голода, Мартынов успел накопать много, очень много разного рода несоответствий, и этого ни я не заметил, ни Алекперов. Алекперов только сейчас очнулся, но было уже поздно.
– Ну что, Алексей Рустамович, побеседуем? – предложил Мартынов, придвигая поближе свой коварный листочек.
И только теперь начинался настоящий допрос.
Глава 41
Я уехал из прокуратуры затемно. Допрос Алекперова продолжался, но мне не было места на том представлении. Дома меня ждали одиночество и пустые кастрюли, поэтому, поразмыслив, я отправился к Светлане. Она сидела перед телевизором, с экрана которого какой-то дядька с роскошной бородой читал проповедь. Из этого факта я заключил, что Светлана телевизор не смотрит, он лишь создает шумовой фон, позволяя приглушить состояние одиночества.
– Привет, – сказала она. – Где ты пропадал?
– В прокуратуре.
Светлана изумленно посмотрела на меня.
– Алекперова взяли за жабры, – доложил я.
Изумления во взгляде Светланы добавилось.
– Его подозревают в причастности к убийству.
Светлана прижала ладони к щекам и покачала головой – не верила.
– Никто не думает, что он сам все это проделал, – сказал я. – Такие люди стараются всегда оставаться в стороне.
– Он – организатор?
– Возможно, – ответил я, подумав. – Такая версия, словом. Он давно, еще несколько месяцев назад, решил подмять программу под себя, как самую рейтинговую. Все проделывал за спиной Сергея Николаевича. Объясняет, что хотел сделать параллельную программу, чтобы в конкурентной борьбе выявилась лучшая. Но в его показаниях обнаружилось столько нестыковок, что он вряд ли выпутается.
– Знаешь, мне не верится, – прошептала Светлана. – Нет, я понимаю, что времена сейчас такие И всякое случается, но если это окажется правдой…
Она покачала головой, не представляя, видимо, как воспримет подтвердившийся факт причастности Алекперова к убийству.
– Ты присутствовал там?
– Где? – не понял я.
– Ну, там, где допрашивали Алекперова?
– Не все время. Но достаточно много успел услышать.
– И что?..
Она запнулась.
– Он признался?
– Нет, конечно. Он ведь не из простых, Алекперов. Но его дожмут. Это будет одно из самых громких дел последних лет.
Светлана была печальна и тиха. Не надо, наверное, все время возвращать ее к тем страшным событиям.
– Ты была сегодня на работе? – попробовал я сменить тему разговора.
Молча кивнула в ответ.
– Ну и как? Горяев все так же полон творческих идей?
Светлана ответила мне печальной улыбкой.
– Как думаешь, чем все это закончится? – поинтересовался я.