— Понятно, — произнесла Мария, полностью доверяя мнению своего профессионального провожатого, — значит, продолжаем вести «партизанщину»?
— Пока да — а там? — дальше уже поглядим, — подтвердил разведчик слова своей смелой возлюбленной.
— Вань?
— Что?
— Ты хоть знаешь, где мы сейчас с тобою находимся? — переменила Вихрева тему их разговора, полностью расправившись с ужином. — И куда будем двигаться дальше?
— «Квадрик» у тебя отличный, — уверенно ответил Ковров, оглянувшись и умиленным видом посмотрев на ее «мототехнику», до сих пор так удачно помогавшую им уходить от жуткой погони, — на таких предусмотрен встроенный навигатор, так что не переживай — не заблудимся. Кроме того, за нами тянется след многочисленной группы, прокладывающей за собой практически целую лесную дорогу.
— Тогда ладно, — снова повеселела Мария, — а то Тайга славится своей бескрайностью — сколько людей в ней сгинуло безвозвратно?! — и, видимо успокоившись в этой части своих опасений, она вдруг резко повернулась к своему суженому лицом и, глядя ему прямо в глаза, неожиданно нежным тоном промолвила: — Вань, а ты меня любишь?.. Только сейчас подумала, что за все время пути ты так ни разу и не высказался об этом — лично для меня! — немаловажном вопросе.
— Как же так? — удивился Ковров, расширив глаза и одновременно подняв высоко кверху брови, — я же вроде говорил, что когда мы выпутаемся из этой опаснейшей переделки и вернемся назад в большой город, то я непременно женюсь на тебе.
— Это не ответ, — настаивала молодая особа, нахмурив свои прекрасные брови, и, чуть обиженно вдернув носик, добавила: — Я хочу знать: любишь ты меня или нет? Ведь это же так просто — сказать, что ты к другому человеку чувствуешь.
Возможно, в какой-то степени она была и права, но для славившегося своей угрюмой натурой Ивана, это дело было весьма и весьма затруднительным; наверное, поэтому всякий раз, как только заходил разговор на эту волнующую их тему, он решительно уходил от ответа, всегда находя причины, чтобы ловко сменить тему беседы. Вихрева, давно изучившая скрытный характер своего необщительного, в определенных моментах, возможно даже, и черствого, возлюбленного, никогда не настаивала на том, чтобы он проговорил словами то, что она и так уже знала; однако на этот раз молодая избранница в своем желании была невероятно категорична и намеревалась все же услышать, что чувствует к ней молодой, красивый мужчина, поэтому, когда молчание с его стороны стало до неприличия долгим, снова спросила:
— Так как? Любишь ты меня или нет?
— Конечно, люблю, — простодушно ответил Иван, отводя свои глаза в сторону, нет! Не от того, что говорил подруге неправду, а исключительно в силу своей природной застенчивости, проявляемой только при решении подобных вопросов.
Действительно, этот человек, столько раз стойко смотревший смерти в лицо и прекрасно владевший приемами рукопашного боя, а также всеми видами опасных вооружений, мог с легкостью предаваться сексуальным утехам, но вот в вопросах выражения своих искренних чувств был полнейшим профаном, и вот только сейчас, первый раз за всю свою жизнь, Ковров смог «выдавить» из себя эти два очень значимых слова, так необходимых для любого женского уха и так трудно дававшихся истинно любящим кавалерам.
Для девушки же это была как манна небесная! Немедленно бросившись в объятья дорогого ей человека, она повалила его спиной на землю и, слившись с ним в едином поцелуе, страстном и продолжительном, позабыв обо всем на свете, предоставила любимому поступить подобным же образом… казалось, что ничто уже не сможет разъединить эти два любящих сердца.
Здесь влюбленных друг в друга героев следует ненадолго оставить, предоставив им возможность побыть наедине и насладится интимной близостью, а вернуться к человеку, кардинально не разделяющему их мнение и страстно желающему им обоим погибели. Атаман Борисов, предоставив своим людям время для отдыха, уединился со своей верной подругой; однако его совсем не заботило, что рядом находится молодая, красивая и желанная девушка, просто излучающая здоровье и сексуальность: Виктор Павлович находился во власти завладевшим всем его существом непобедимым чувством «всепожирающей» мести, словно бы сжигающим его теперь изнутри. Он не мог нормально спать уже которую ночь; а в груди его будто бы находился тяжелейший огромный камень, душивший его изнутри и сводивший все его помыслы только лишь к одному: «Убить подлую шлюху!»
Каким образом это произойдет, для него уже не имело значения, главное, это видеть ее растерзанный труп и иметь возможность разорвать его «на клочки, на кусочки, на тряпочки». Эта так неудачно начавшаяся «охота» переходила уже в маниакальную зависимость грозного предводителя всего этого лесного тайного братства; тело его лихорадило, взгляд сделался поистине волчьим, а сам он, словно обезумевший, неотступно шел по следу своей предполагаемой жертвы, и уже ничто не могло остановить этого жестокого, невероятно злобного человека, кроме — разве? — ее кончины либо же собственной гибели.
Все оставшиеся в живых члены преступной группы прекрасно понимали создавшееся положение дел, но противоречить своему жестокому и беспощадному предводителю — даже не смели! — а четко выполняли его безрассудные указания и, если того требовали обстоятельства, безропотно шли на верную смерть и другие связанные с поимкой лишения; лесные бандиты уже давно для себя смирились, что либо победят в этой жестокой схватке они, либо же их уничтожат самих. Страх, конечно же, присутствовал в этих безжалостных, но глупых умах, вместе с тем на него уже никто не старался обращать никакого особенного внимания, и единственное, что их сейчас беспокоило — так это не впасть в немилость своего сурового предводителя.
В таких невеселых думах пребывали и «военачальник» лесного «братства», и его славившееся своей дисциплиной «войско»; однако, в отличии от смелых героев, «главбандит» использовал свое свободное время совсем не для того, чтобы побыть немного с любимой, а исключительно с целью разработки дальнейшего плана действий. Вот и сейчас, оставшись наедине с безмерно преданной ему Шульц, он, обращаясь к ней, озадачено произнес:
— Что-то не везет мне в последнее время… хм, как думаешь: может, кто сглазил? А возможно, у нас завелся какой провокатор? И все эти последние неудачи — это его подлых рук коварное дело? Ведь кто теперь может поручиться за то, что эта «ведьма» не была заслана к нам специально? Еще эта непонятная встреча в лесу с заранее знакомым ей человеком? «Ужо» я не говорю про снайперскую стрельбу и «самусебяоперирование», причем довольно-таки опасного пулевого ранения… Согласен! С тем, кого я прикончил первым, у них вышла промашка, но все остальное… похоже на четко спланированную спецоперацию. Ты как думаешь, Грета, так ли это, или мне все это только кажется?
— Не знаю, Витя, — отвечала верная девушка, сидя напротив своего обезумевшего избранника и, соответственно, глядя ему прямо в глаза (главарь приучил всех во время разговора с ним не отводить в сторону взгляда, в противном же случае это всегда означало, что говоривший заведомо лжет), — все это, конечно, странно, но, по-моему, здесь все честно: я совершенно уверенна, что обратилась по нужному адресу, а там уже многие годы ведется тот бизнес, да и сутенер этот мне хорошо знаком, и притом известен был ранее; кроме того, я много лестного слышала о нем от наши общих знакомых, напрямую связанных с криминалом и пользующихся определенным авторитетом. Что же касается проститутки, то и она — самая вроде обыкновенная.
— Хорошо, — настаивал на своих убеждениях атаман Борисов, — допустим, что ты много слышала про сутенера, но кто поручится за то, что он и «шлюха» не были своевременно подменены, как это всегда водится у профессиональных спецназовцев, а статисты в свою очередь не присвоили себе их имена — вот, интересно знать, как, Грета, ты на такой поворот событий посмотришь? Лично я думаю так: обладая возможностями нашего ФСБ, провернуть подобное дельце — это такой смешной пустяк, о котором даже не хочется говорить. Ну? А на это предположение что ты сможешь мне возразить?
Виктор Павлович заводил этот разговор со своей девушкой совсем не для того, чтобы узнать ее мнение (оно было ему полностью безразлично), просто ему необходимо было взвесить все «за» и все «против» и по возможности отыскать другие «подводные камни». Поэтому он задавал ей вопросы вовсе не затем, чтобы она помогла развеять возникшие у него сомнения насчет преследуемых ими людей, а только лишь потому, чтобы та помогла ему утвердиться в заносчивой мысли, что погоню необходимо продолжить, а не сложить — на «хер», побыстрее! — всю экспедицию, сжечь — к черту! — деревню и срочно искать новое место своей дислокации. Вот он и ждал, что же ему ответит его девушка, хотя, как бы там ни было, надо быть честным, все равно бы сделал по-своему.
Та же в свою очередь, словно бы понимая, что от нее сейчас требуется, настойчиво разубеждала атамана в принадлежности беглецов хоть к каким-нибудь возможным спецслужбам:
— Витя, я тебя умоляю… если бы нами заняли́сь «федералы», то, поверь, — что уж точно, так это! — не мы бы за ними бегали, а они бы гонялись за нами, причем прислали бы сюда не двух-трех человек, а целую армию; они ненавязчиво накрыли бы нас прямо в деревне и переловили бы всех, словно «неразумненьких» зайчиков. Так что, по моему мнению, они однозначно никакие ни секретные там агенты, просто где-то прошли хорошую подготовку, может, даже когда-то где-то служили, а сейчас по каким-то причинам оказались совсем не у дел; то же предположение, чтобы к нам заслали явного провокатора, — это я считаю полнейшей утопией! Наших ребят я всех знаю лично, впрочем, и точно так же как ты; кроме того, все они давно прошли испытание в деле. Вот и все, что я обо всем этом думаю.
— Да, — согласился Борисов, благодаря в душе непревзойденно убедительную подругу, что та помогла ему развеять вдруг неожиданно нахлынувшие сомнения, — в твоих словах действительно присутствует доля истины, а это значит — продолжаем преследов