– Новым генеральным продюсером будет назначен Евгений Колодин.
Я едва не упал со стула. Готов был поверить, что ослышался, но увидел глаза Касаткина и понял, что все именно так и обстоит.
– Я прошу извинить меня за то, что я принял решение, даже не переговорив предварительно с тобой, – с ободряющей улыбкой сказал мне Касаткин. – Но надеюсь, что ты примешь предложение занять этот пост.
Лис! Настоящий лис! Как хитер! Как предусмотрителен! Он продемонстрировал всем, кто здесь был, что мое назначение – это не закулисная сделка, что все по-честному, ведь я даже не знал, что буду продюсером, достаточно было только взглянуть на мою физиономию в эту минуту, чтобы понять, что я ни сном ни духом, и, конечно же, ни о чем я с Касаткиным не договаривался. И мою репутацию пострадавшего тоже, наверное, учел. Кто же посмеет бросить в меня камень, если у меня столько неприятностей было за последнее время. Это победителей не любят, счастливчиков, а сирых и убогих – тех пожалуйста. И это Касаткин учел, наверное.
– Я подумаю, – сказал я. – Можно?
– Ну конечно!
– Слишком неожиданно, – признался я.
39
Вечером я отправился к Гончаровой. Светлана поехала со мной. Мы прихватили досье на Сергея Андреевича, нетолстую папку с различными разрозненными сведениями о Гончарове, которые собирали накануне первой съемки. Такие досье мы готовили на каждого, чтобы знать, как выстраивать сюжет – надо было учесть все, в том числе и характер, и привычки будущего героя.
На звонок никто не вышел.
– Это становится недоброй традицией, – пробормотал я.
– Может, спросить у соседей?
Соседи были дома. Сухонькая старушка в очках с черной старомодной оправой приоткрыла дверь, удерживаемую цепочкой.
– Мы по поводу ваших соседей, – сказал я. – Не можем дозвониться.
– Их нет.
У нее был тонкий, почти детский голосок.
– Уехали?
– Уехали, – подтвердила старушка.
Светлану она напрочь игнорировала, а меня рассматривала с превеликим тщанием. Наверное, вспоминала, где могла меня видеть.
– Я их родственник, – подсказал я. – Дальний. Я приезжал сюда. Вы меня, наверное, помните?
Бабулька пропищала в ответ нечто нечленораздельное. Еще не уяснила для себя, правда ли это – насчет родственника-то, но это уже было хоть какое-то объяснение тому, что мое лицо казалось ей знакомым.
– Я с Севера приехал, – сообщил я. – А здесь никого нет. Где искать? Не подскажете?
– Они уехали. Их нет в Москве.
– А куда уехали?
– Далеко.
Не слишком словоохотливая попалась старушка. На лавочке у подъезда она наверняка бойчей, а тут затаилась, как партизан.
– Идем, – потянула меня Светлана.
Мы спустились вниз.
– Наверное, она схоронила мужа и уехала из Москвы, – предположила Светлана.
– Но почему бабулька сказала «они»?
– «Они»? – переспросила Светлана.
– Ну да, я точно помню. Так и сказала: «Они уехали».
– Может, оговорилась?
– К Гончаровой кто-то мог приехать, – гнул я свое. – И забрать ее к себе. Нина Тихоновна уехала, но неужели никому из соседей не оставила адреса, по которому ее можно в случае чего найти?
– В случае чего?
– Ну мало ли. Следствие ведь продолжается.
Я топтался на площадке первого этажа, не решаясь уйти.
– Зачем она тебе сейчас? – сказала Светлана. – Встретишься, когда она вернется.
– Мне очень важно расспросить ее о Гончарове. Может, хоть ей он объяснил, зачем идет к Боголюбову?
– А не проще спросить об этом у Виталия?
– У какого Виталия?
– Бывшего зама Боголюбова. Того самого, который приходил к нам в офис.
Я взглянул на часы. Еще не очень поздно.
– Отвезу тебя домой, – сказал я.
– Ты торопишься?
– В общем, да.
Я не стал ей ничего объяснять. Отвез домой и сразу же из машины позвонил Виталию. Он был на месте.
– Давайте встретимся, – предложил я.
– Прямо сейчас?
– Да, если это возможно.
– А где?
– Я подъеду к вам.
– Хорошо, жду.
Он был в боголюбовском кабинете. Здесь ничто не изменилось с прошлого раза, на первый взгляд по крайней мере, и казалось, что все по-прежнему осталось и не сотрясают «Стар ТВ» жестокие катаклизмы, просто сменился хозяин кабинета – и только.
– Поздравляю вас.
Это были его первые слова, едва я вошел.
– С чем? – удивился я.
– С назначением на новую должность.
Как быстро распространяются новости!
– Я еще не дал своего согласия.
Он посмотрел на меня так, как будто хотел сказать: ну что ты, право, мы же с тобой оба неглупые люди и понимаем, что ты выдерживаешь паузу только для приличия, потому что от таких предложений не отказываются.
– Я действительно еще не решил, – сказал я.
– Тем не менее расположение к вам Касаткина позволит вам решать любые вопросы так, как надо.
Виталий открыл дверцу бара, демонстрируя многоцветье бутылочных этикеток.
– Что будете пить?
Показывал, что готов к долгому и обстоятельному разговору.
– Ничего, спасибо. Я за рулем.
И опять он посмотрел на меня понимающим взглядом. Для таких людей, как я и ты, говорил его взгляд, сесть за руль нетрезвым ничего не стоит, и ничего нам за это не будет, но если ты хочешь воспользоваться этим как отговоркой – воля твоя.
– Я действительно рад тому обстоятельству, что вы получили столь высокий пост на телеканале, – сказал Виталий, устраиваясь напротив меня.
Не сел в боголюбовское кресло, хотел подчеркнуть, что здесь нет хозяев и нет гостей, а есть компаньоны.
– Огольцов, между нами говоря, не очень-то соответствовал, хотя у Боголюбова с ним и были хорошие отношения.
Меня будто током ударило. То, что носилось в воздухе как нечто неопределенное, как домысел, как слух, вдруг материализовалось в признании Виталия и стало фактом.
– Боголюбов и Огольцов были… э-э… компаньонами? – не смог сдержаться я.
Виталий уже понял, что проявляет излишнюю откровенность, и не ответил мне, только сделал неопределенный жест рукой – да что, мол, об этом говорить, не для того встретились. Не скажет, понял я. Но его слова об Огольцове я запомнил.
– Хочу вернуться к разговору о визите Гончарова в ваш офис. Не возражаете?
– Нисколько.
Хотя он и ответил так, но было видно, что с гораздо большим удовольствием он обсудил бы со мной возможности достижения компромисса, но если я настаиваю – что ж, пусть будет по-моему.
– Гончаров договаривался о встрече заранее?
– О чем вообще речь? – поморщился Виталий.
Я понял причину его неудовольствия.
– Дело в том, что я действительно не посылал его к вам, – сказал я. – И о визите ничего не знал. До того самого момента, пока о нем не рассказали вы.
Виталий заглянул мне в глаза, пытаясь определить степень моей искренности.
– И пока я не уясню, о чем здесь шла речь, ни о чем другом мы говорить не сможем, – добавил я.
Он подумал. Наверное, прикинул варианты.
– Гончаров ни о чем не договаривался заранее, – сказал после паузы. – Я как раз был в этом кабинете вместе с Боголюбовым, когда охрана сообщила о приходе Гончарова. Заходит один из наших ребят и говорит, что на входе кто-то требует встречи с Олегом и что он пришел от вас.
– «От вас» – значит от меня?
– Да. Так и сказал. Олег удивился, это точно, я видел, и сказал, чтобы его впустили.
– Гончаров приехал один?
– Нет, с ним был еще человек. Похоже, что телохранитель.
Я не удержался и шумно вздохнул.
– Я сказал что-то не то? – нахмурился Виталий.
– Телохранитель! – с чувством произнес я. – Вы серьезно говорите или просто издеваетесь надо мной?
Он еще больше нахмурился. Не понимал причины моей язвительности.
– Извините, – буркнул я. – Не обращайте внимания.
– Он пришел в кабинет, – продолжал мой собеседник. – Олег хотел, чтобы я тоже присутствовал при разговоре. Думаю, что Боголюбов ждал совсем другого, и Гончаров вместо предложения заключить мир сразу повел жесткий разговор.
– Можете воспроизвести?
– Дословно, конечно, нет, но смысл был такой: мы взяли команду Колодина под опеку, вложили в Колодина бешеные деньги и терять их не собираемся. Поэтому, если кто-то хочет нас лишить наших доходов, мы быстро наведем порядок.
– «Мы» – это кто?
И опять Виталий посмотрел на меня так, словно не верил, что я действительно не в курсе.
– «Мы» – это «крыша», – ответил он, так, кажется, и не поняв, серьезен ли я.
– Гончаров – «крыша»? – вздохнул я. – Ну-ну. И кем же он представился? Лидером солнцевских? Или счастливо избежавшим тюрьмы Япончиком?
– Нет, он юлить не стал. Все карты, конечно, не раскрыл, но сказал, что он из структур, которые могут раздавить кого угодно.
– ФСБ? – осведомился я, тщательно гася усмешку. – Служба президентской охраны? МВД?
– Никакой конкретики.
– Так-так, – сказал я. – И что же было дальше?
– Он сказал, что договариваться мы не будем, потому что не договариваться он пришел, а пришел сказать, что будет так, как хочет он, а не как хочет Боголюбов.
– И требования выдвигал?
– Да. Сказал, что ваша «Вот так история!» должна снова переместиться в прайм-тайм и что никаких акций, как того требовал Боголюбов, мы не получим. Обычный, в общем, разговор.
Вся штука в том, что и для Боголюбова, и для этого Виталия разговор представлялся обычным. Они привыкли так вести дела – жестко, не оглядываясь ни на кого, не чтя писаных законов, а признавая одно лишь право сильного. Я уже понял, почему подминаемые боголюбовской компанией люди так безропотно отдавали пакеты своих акций, расставаясь и с самостоятельностью, и с львиной долей своих прибылей. Боголюбовские крепыши приходили и требовали, так, как это сделал Гончаров, и выглядело это так страшно и убедительно, что никто и не пытался сопротивляться. И когда к самому Боголюбову пожаловал подобный гость, Боголюбову и в голову не пришло, что все происходящее – лишь фарс, он был готов к чему-то такому, подсознательно готов. Психология человека, существующего в криминальных координатах. Искалеченное сознание, в котором правый и неправый поменялись местами.