– Эту тайну вы должны беречь пуще всего остального, – сказала Светлана и снова уткнулась в монитор. – Ну что такое! Ничего не понимаю!
Что-то там у нее не ладилось.
– Приходите к нам, – предложил Костик. – Настя будет рада.
Я замахал на него руками, будто он сказал что-то необдуманное.
– А я бы пошел, – мечтательно протянул Илья.
Вот только его там и не хватало.
– Да что же это такое? – сказала с досадой Светлана. – Это не игра, а тест для сумасшедших! Я же даже не выстрелила!
Мы подошли к компьютеру. На экране разгорелся нешуточный бой. Черные рыцари один за другим атаковали Светлану, но ей удавалось избегать смертельной опасности, первой поражая врагов. Иногда, правда, рыцари погибали сами по себе. Светлана еще даже не успевала нажать на кнопку, а рыцарь падал, сраженный, по-видимому, каким-то страшным недугом.
– Это Злой Горбун, – сказал Костик.
– Какой Горбун?
– Злой Горбун. Он как последний шанс для висельника – может вмешаться в ход событий и спасти. Если вы медлите с выстрелом, он может вмешаться и убить вашего врага, а может и не вмешаться – это уж как повезет. Он на вашей стороне, но никогда не знаешь, захочет ли он тебе помочь. Здесь заложена программа невычисляемых случайностей.
– А почему Горбун?
– Не знаю. Так называется эта игровая программа. Для звучности, наверное.
Костик остановил игру и вызвал на экран изображение горбатого старика в бесформенных черных одеяниях. В углу экрана светилась цифра 4.
– Он вам уже четыре раза помог, – сказал Костик. – Вот здесь указано – видите?
– А я заметила только трижды.
– Он же не лезет на первые роли. Делает свое дело исподтишка.
– Но смысл-то в чем? – удивилась Светлана. – Мне интереснее было бы сражаться самой.
– Говорю же – специально привнесен элемент случайности. Когда вы идете к своей цели, вам на вашем пути кто-то может помочь, а кто-то, напротив, будет мешать. Это как в жизни.
Как в жизни. Я в тот раз не обратил внимания на эти слова.
50
Меня допрашивал новый следователь, которого я видел впервые. Он представился Морозовым и сказал, что будет вести дело об убийстве Гончарова.
– А где Ряжский? – не удержался я.
– Болеет.
Значит, совсем плохи дела у Ряжского. Ему в тот раз так досталось на Ленинградском проспекте, что до сих пор бюллетенит.
– Жаль, – искренне сказал я. – Передавайте ему от меня привет.
– Спасибо.
Хотя Морозов, судя по его вопросам, уже успел ознакомиться с материалами уголовного дела, все-таки чувствовалось, что кое о чем он пока не имел никакого представления. Он иногда задавал вопросы, на которые мне уже приходилось отвечать тому же Ряжскому. Вопросы в основном касались Гончарова. Кто он, откуда взялся, чем занимался в нашей группе, действительно ли ходил в офис к Боголюбову и не с моей ли подачи это было. Может, Морозов проверял меня, спрашивая об этом? Ждал, не собьюсь ли я, ответив невпопад?
– А о прежней жизни Гончарова вам что-нибудь известно?
– Да.
– Расскажите, пожалуйста.
– Он работал грузчиком.
– Где?
– В овощном магазине.
– Адрес магазина?
Я продиктовал. Морозов даже не потрудился записать. Только кивнул – и все. Я понял, что этот адрес ему известен и почти наверняка прокурорские уже успели там побывать. С каким, интересно, результатом? Тоже, наверное, не нашли Колпакова.
– Он вам сам об этом рассказывал?
– В общем, да. И жена его – тоже.
– Жена – это кто?
– Нина Тихоновна, – сказал я, несколько удивленный.
– А, понятно. Дальше, пожалуйста.
– А прежде Гончаров работал в столярной мастерской.
– Адрес мастерской?
– Не знаю.
– Ну хотя бы приблизительно – где? Какой район?
– Не знаю.
И опять Морозов кивнул.
– Это вам тоже от Гончарова известно? – уточнил он.
– Да. До столярной мастерской еще был коммерческий киоск.
– Где?
Я пожал плечами.
– Разговора об этом не было.
– Откуда вы про это знаете – про столярную мастерскую, про киоск?
– Сначала рассказала его жена.
– Нина Тихоновна?
– Да. Мы готовились к съемкам, собирались задействовать Гончарова и втайне от него наводили справки. Нам Нина Тихоновна все и рассказала.
– А позже это подтвердилось – все эти рассказы?
– А что называется – «подтвердилось»? – в тон Морозову сказал я.
– Гончаров о себе то же самое рассказывал?
– О, он много что о себе рассказывал! – Я даже улыбнулся, вспомнив. – И что в тюрьме двадцать лет по политической статье, и что…
– Про тюрьму – это он рассказывал?
– Да. Я думаю – это неправда.
– Неправда, – подтвердил Морозов.
Наверное, уже успели проверить по своим каналам.
– Но вот насчет его мест работы – это совпадало, – признал я. – Частично.
– Частично – это как?
– Он и про столярную мастерскую, и про работу в киоске вспоминал, тут все совпадало с рассказами его супруги, но, кроме этого, упоминал еще с десяток мест работы, о которых лично я слышал только от него. Думаю, что это, как и по поводу тюрьмы, – выдумки. Еще они оба – и он, и Нина Тихоновна – упоминали о заводе.
– Гончаров там работал?
– Да.
– Что за завод?
– Не знаю.
– Даже приблизительно?
– Да. Вроде бы Гончаров проработал там двадцать лет.
Опять Морозов кивнул, но вид он имел крайне невеселый.
– Я пытался найти те места, где работал Гончаров, – признался я.
– Зачем? – удивился Морозов.
Я не мог сказать ему правду – про «лейтенанта», которого я хотел найти, – потому что в таком случае выплыла бы история с пистолетом и с патроном, который стал совершенно недвусмысленным подарком Боголюбову. Если учесть, что очень скоро Боголюбов погиб, история выглядела зловеще.
– Не знаю зачем, – сказал я. – Просто как-то странно все выглядело. Хотелось докопаться до истины.
– И каковы результаты? – осведомился Морозов.
В его голосе совершенно не было иронии.
– Результаты нулевые, – признался я. – У меня сложилось такое впечатление, что все рассказы о прежней гончаровской жизни – блеф.
И опять Морозов кивнул. Только теперь я понял, что это означает. В материалах дела с наших слов было написано про все – и про овощной магазин, и про столярку, и про двадцать лет беспорочной работы на заводе, – и прокурорские, конечно же, все это проверили, перетряхнув гончаровскую жизнь по денечку, день за днем. Потому-то и кивал Морозов – все, что я говорил, ему уже было известно, вот он и кивал, подтверждая, что знает. Судя по его невеселому виду, они имели такой же плачевный результат расследований, что и я. Я решился спросить:
– Вы не нашли этих мест, да? Тех, где работал Гончаров?
Морозов ответил не сразу. Ряжский, конечно, не сказал бы – тот считал меня подозреваемым и едва ли не своим личным врагом. Морозов же был помягче.
– Мы столкнулись с удивительными вещами, – признался Морозов. – Лично я такое вижу впервые. Гончарова как бы нет.
Я непонимающе посмотрел на собеседника.
– Нет и не было, – сказал Морозов. – Мы проверили информацию о нем, насколько это только было возможно, – и нигде никаких следов. Как будто этот человек никогда не существовал. Любой из нас всегда оставляет следы, много следов, мы даже и не подозреваем об этом. Анкеты, автобиографии, записи в трудовых книжках, счета за коммунальные услуги, да та же прописка в паспорте, наконец, – вся эта информация не пропадает, а где-то откладывается. А здесь – пусто!
– Совсем? – не поверил я.
– Да. Я же говорю – как будто вовсе не было человека.
– А как это его жена объясняет?
– Какая жена?
– Нина Тихоновна.
– Почему вы называете ее женой?
– А как же…
– Она была замужем, – сказал Морозов. – Но ее супруг давно умер, еще десять лет назад, мы проверили. А этот человек, который погиб недавно и который назывался Гончаровым, – он никогда не был ее мужем.
Я не мог поверить. Я думал, что ослышался.
– Мы не знаем, почему она называла его своим мужем. И спросить ее тоже не можем.
– Вы ее так и не нашли?
– Нет, – сказал Морозов. – Она исчезла. Бесследно. Как сквозь землю провалилась.
51
Человек, который называл себя Гончаровым, появился рядом с нами неожиданно и будто бы случайно. По крайней мере, всем нам это тогда так представлялось. Он казался беззаботным и каким-то несерьезным человеком из разряда тех людей, которым никогда ни в чем нет веры. Нет, они, как правило, честны, но очень уж необязательны, и поэтому никто не воспринимает их всерьез. Мы посмеивались над ним и по-своему жалели, а он тем временем хладнокровно разыгрывал какую-то свою игру, о которой мы и прежде не подозревали, да и сейчас, когда неожиданно открылось много любопытных подробностей, ничего нельзя было понять. Казалось, что рядом с нами, в параллельном мире, текла какая-то своя, особенная жизнь. В той жизни Гончаров, которого мы знали как весельчака и придумщика, почему-то приходил к одному из самых могущественных в мире телевидения людей и угрожал тому убийством, а спустя время погибал сам, да как погибал! Ею убивали образцово-показательно лучшие, наверное, киллеры страны, такие мастера своего дела, которые ни за какие коврижки не пойдут убивать какого-то грузчика овощного магазина – это ниже их бандитского достоинства. И когда человеком по фамилии Гончаров занялось следствие, вдруг выяснилось, что его как бы не было, этого человека. Он призрак, фантом, мираж…
Но мне-то приходилось общаться с этим миражом.
Я знал, что он был.
Я очень скоро вспомнил о Степане Николаевиче Овчаренко. Том самом докторе наук, который едва не стал президентом Соединенных Штатов. На него нас вывел «Гончаров», и Степан Николаевич вполне мог оказаться столь же мифической фигурой, как и сам «Гончаров», но крохотная надежда еще оставалась – ведь Светлана собирала информацию о Степане Николаевиче втайне от него самого, и этих материалов набралась целая палка, я сам с ними знакомился накануне съемки – и неужели же все окажется блефом?