— Послушай, Кирпич, а что мы будем делать, если эта «подружонка» совсем не появится? Мне кажется, что Виктор Павлович, не давал на такой «расклад» никаких определенных инструкций… мы что, в таком случае жить здесь останемся? А как же тогда наш дом? Как скотина?
— Знаешь, Гаврила, — ответил напарник, с удивлением оглядев своего не блистающего умом, но тем не менее огромного спутника, — я последнее время поражаюсь, какие «правильные» мысли ты выдаешь, — сказал он поистине иронично, — мне, поверь, подобная ахинея даже в голову не пришла, а если уж быть проще и говорить твоими же, на «хер», словами, «отдали приказ, значит, надо его выполнять, а вовсе не обсуждать» — вот и будем здесь сидеть пока в конце концов не убьем ту дерзкую девку, причем лично я, если она не объявится, ничуть не расстроюсь: мне уже порядком надоело выполнять прихоти нашего сумасбродного, а иногда мне думается, — тут он понизил голос до полушепота и огляделся, словно боясь, что их сможет кто-то подслушать, — что и сумасшедшего атамана.
— Ты что, совсем, что ли, сбрендил? Если Виктор Павлович узнает о таких разговорах, он же тебя просто-напросто возьмет и убьет, — испуганно промолвил Горилла, широко раскрыв от удивления враз обезумевшие глаза, — воистину я — о таком! — даже подумать боюсь.
— Интересно, а откуда он это узнает? — отметился собеседник недовольной ухмылкой. — Ты же ему ведь не скажешь? Или же ты, «сука», «стукач» у своего «генерала»?
— Нет, нет! Что ты, что ты! — запротестовал не больно умный, а проще сказать, бездумный член банды. — Я никому ничего не скажу… Я просто подумал: что если он — случайно! — узнает?
— Да и «хрен» бы да с ним! Я уже давно подумываю, что надо валить отсюда подальше и, наверное, так и сделаю, когда все немного «подуспокоится» — убьем «сучку», выберу время и ринусь на волю. Надоело мне здесь!
«Урод!» — выругалась мысленно Вихрева. «Что, интересно было бы знать, тебе мешает сделать это сейчас? Неужели так крови моей захотелось?» — усмехаясь, продолжала про себя рассуждать Мария, испытывая притом явное недовольство. Между тем, находясь от лесных разбойников в непосредственной близости, из подслушанного разговора ей удалось для себя хорошенько так уяснить, что их здесь оставили только двоих, причем именно по ее душу — чтобы подкараулить, а потом уничтожить! Атаман рассчитал все совершенно правильно: она приняла все «чистой монетой» и ни на секунду не усомнилась, что эта западня настоящая, и, единственное, только ночь заставила бандитов открыться. «Ну что же, раз вы намереваетесь лишить меня жизни, то и меня совесть не будет мучить, если я заберу взамен ваши, но только с единственным исключением — это немного пораньше», — чуть слышно пробормотала не в меру отважная представительница прекрасного пола, изготавливаясь к стрельбе и наводя прицел на одного из двоих, невдалеке сидевших бандитов.
Она выбрала наиболее мощного, конечно же оказавшегося Гаврилой; наведя окуляр прицела на его огромную голову, она совместила с ней перекрестие и нажала на спусковой крючок… прогремел громкий выстрел! Расстояние было слишком близким, и пуля прошла навылет, страшно изуродовав лицо очередной Машиной жертвы, так ничего и не успевшей в связи с этим осмыслить: преступник, неожиданно получивший свинцово-стальной заряд, умер мгновенно.
Кирпич оказался немного проворнее, или везучее (это кому как будет угодно), потому что, лишь только услышав за своей спиной грохот оружия, словно ужаленный рухнул на землю и, схватив свой автомат системы Калашникова, принялся энергично «поливать свинцом» всю близлежащую местность; расстреляв два рожка, он воткнул третий и принялся пичкать патронами только что им растраченные. В тот же самый момент он решил выяснить, достигли ли его пули намеченной цели, а для этого громко выкрикнул в сгустившуюся над ним темноту:
— Ты еще жива, «мерзкая сучка»?! Когда я до тебя доберусь, то буду «трахать» тебя, пока ты не сдохнешь! А я обязательно доберусь — можешь даже не сомневаться! Я уже давно «положил на тебя глаз», едва лишь ты у нас появилась! Я еще тогда собирался сначала тебя изнасиловать, а уже потом отдать на растерзание атаману!.. Ну так как, ты все еще хочешь меня или уже давно «высыпалась в осадок»?!
Девушку очень задела эта оскорбительная, неприятная и явно провокационная речь: несмотря ни на что, у нее была своя гордость, и пусть даже она и была проституткой и ей приходилось ложиться под любого, кто оплатит услуги, однако никому не было дозволено безнаказанно задевать ее чувства; то же омерзительное занятие считалось ее работой, а, как говорят, деньги не пахнут, она же зарабатывала их так, как умела; лишенная родителей, девушка не получила от государства никакой, хотя бы маломальской, и так необходимой, поддержки и не смогла освоить другой, более престижной, профессии; наверное, поэтому слова «отмороженного» «мерзавца» больно резали ее слух, вследствие чего Вихревой очень хотелось ему ответить, и непременно какой-нибудь дерзкой колкостью, но она хорошо понимала, что таким образом несвоевременно обнаружит себя, а именно этого сейчас и добивался ее гнусный противник, более физически развитый, а значит, и чрезвычайно опасный.
Собрав в себе всю свою волю, чтобы не нагрубить ему тут же в ответ, Маша, чтобы как-то отвлечься и занять себя чем-то полезным, приняла решение поменять свою дислокацию; с этой целью она поползла, двигаясь словно змея, не издавая ни звука, намереваясь обойти врага с тыла. Кирпич в то же самое время продолжал провоцировать ее на открытую конфронтацию:
— Ну, таки «шо», блудливая шлюха, жива ты еще или уже успела «скопытиться»?! А не то выходи добровольно, и я тебя «отымею» безбольно — по нашему, так сказать, с тобою согласию! Так, как?! Ась?! Продолжишь еще кочевряжиться, или же мы договоримся с тобой полюбовно?! Все равно тебе не избежать знакомства с моим «маленьким братом»!
Отважная воительница, никак не реагируя на обидные высказывания, молча пробиралась сквозь ночную, беспросветную тьму, намереваясь «зайти» к недругу сзади. В какой-то момент он на миг замолчал, вслушиваясь в окружавшую его темноту, и хотя Мария и старалась производить желательно менее шума, но осенняя трава и опавшая листва нет-нет да и создавали чуть слышное предательское шуршание, позволив лесному разбойнику распознать маршрут ее продвижения.
— Ага?! Вон ты чего удумала?! — специально делая свой голос скрежещущим, пытался бандит навести на противницу больше страху. — Ты желаешь обойти меня с тыла?! Я не могу этого допустить! И, поверь, встречу тебя достойно, а потом обязательно «трахну»!
Только проговорив это, Кирпич принялся «поливать» из своего автомата короткими очередями в ту сторону, откуда слышался шум. Вихревой даже пришлось быстро переместиться и укрыться за ближайшим, по ходу попавшимся, деревом.
«Ладно, посмотрим, какой ты герой?» — прошептала про себя молодая, а еще вместе с тем и отчаянная деви́ца, доставая из кармана кусок прочной, удачно сохранившейся у нее лески; она привязала к ней свою СВД, после чего, удерживая второй конец лесы, поползла дальше, оставляя оружие чуть сзади себя. Выбрав длину этого, по своей сути незадачливого, устройства, она поволокла за собой винтовку, немного подергивая за хлыст; подобными не совсем обычными действиями она создавала видимость движения в десяти метрах сзади себя, причем и немного сбоку. Применяя свою военную хитрость, Мария стала постепенно приближаться к бандиту, отклонившись немного в сторону до такой степени, чтобы оружие постоянно находилось на каком-то расстоянии в стороне от нее; с этой целью ей пришлось двигаться небольшими зигзагами. Преступник же временами прекращал ведение огня: ему требовалось сменять магазины и определять направление предполагаемой в последующем стрельбы, при этом каждый раз его поражало, что шум появлялся впереди то правее, то левей от него, продолжая вместе с тем уверенно приближаться.
— Да ты, «сука», хитрая! — зло засмеялся бандит. — Ищешь близкого боя! Ну давай, «худышка», ползи, а я тебя подожду и в порошок мгновенно сотру, лишь только увижу, а потом все равно обязательно «трахну»! Можешь в это поверить, и ни секунды не сомневайся!
Шум же, создаваемый от винтовки, слышался теперь на расстоянии десяти метров, однако Кирпич еще не знал, что опасность находится уже в непосредственной близости от него, но только не спереди, откуда слышался звук, а чуть сбоку, при том что их разделяло сейчас едва ли более метра; увлеченный тем домыслом, что враг предположительно находится перед ним, он настолько был увлечен приближением предполагаемой цели, что ни на чем другом не акцентировал своего пристального внимания.
Внезапно краем глаза он уловил, как с правой руки от него происходит еле заметное, но и в то же время молниеносное движение — будто темнота стала гуще и резко перемещалась в его сторону. Хоть неожиданность нападения и была велика, однако он все-таки успел инстинктивно дернуться и перевернулся с живота на спину, вытянув вперед руки, удерживавшие в эту минуту «калашников».
Что же случилось и как такое стало возможно? Мария, сумевшая приблизиться к неприятелю на кратчайшее расстояние, достала из кармана складной нож, всегда теперь находившийся в кармане ее куртки, и, раскрыв его лезвие, отжалась руками от почвы, подтянула к груди ноги, а дальше осуществила резкий прыжок, словно стремительная пантера бросилась на отвлеченного неприятеля… она успела заметить, что тот выставил ей навстречу корпус своего автомата и, левой рукой упершись в него, чтобы не удариться туловищем, правой, удерживающей клинок, сумела полоснуть по лицу безжалостного бандита; тот в свою очередь применил доводящее движение и перекинул внезапно свалившуюся на него так называемую «беду» на противоположную сторону той, откуда она появилась; девушка опустилась на четвереньки и приготовилась к очередному броску. Кирпич, которому кончиком острия, по всей своей длине, был рассечен лоб, дико вскрикнул от боли и мгновенно отпустил оружие, упавшее рядом; свои руки он машинально приблизил к лицу и удерживал их так, но не более чем секунду; дальше, хотя у него и началось обильное кровотечение, он, ожидая очередного, явно опасного, нападения, отнял свои верхние конечности от поврежденного места и стал интенсивно размахивать ими перед собой, перекрывая грудь и голову и ворочаясь из стороны в сторону, создавая впечатление крутящейся мельницы; кровь застилала ему глаза, поэтому он и действовал таким неестественным образом, ни