Очная ставка
Подозрения, высказанные графом Сигизмундом Владиславовичем и подтвердившиеся для Корнилия Потаповича при последней беседе с сыном, – оправдались.
При произведенной единолично стариком Алфимовым во время отсутствия сына проверке кассы обнаружился недочет в семьдесят восемь тысяч рублей.
«Вовремя надоумил граф, спасибо ему…» – подумал Корнилий Потапович, окончив тщательную проверку и убедившись, что цифра недочета именно такая, ни больше, ни меньше.
«Ведь времени-то прошло со дня его заведывания всего ничего… Эдак он годика в два и себя, и меня бы в трубу выпустил… А теперь не беда… Пополню кассу из его денег… сто двадцать тысяч, значит, вычту, а остальные пусть получает, а затем вот Бог, а вот порог… На домашнего вора не напасешься…»
«Но нет, этого мало… – продолжал рассуждать сам с собою, сидя в кабинете после произведенной поверки кассы и посадив в нее артельщика, Корнилий Потапович, – надо его проучить, чтобы помнил…»
Он провел рукою по лбу, как бы сосредоточиваясь в мыслях. «Надо освободить и вознаградить Сиротинина…» Вдруг он вскочил и быстро, особенно для его лет, заходил по кабинету.
– Да, так и сделаю… – сказал он вслух, вышел из кабинета а затем и из конторы.
Он прямо поехал к судебному следователю, производившему дело о растрате в его конторе.
Следователь в это время доканчивал допрос вызванных свидетелей.
Старику Алфимову пришлось подождать около часу, несмотря на посланную им визитную карточку.
Наконец его пригласили в камеру судебного следователя.
– Чем могу служить? – спросил сухо последний.
Бывший весь на стороне Дмитрия Павловича Сиротинина, он инстинктивно недружелюбно относился к этим «мнимо потерпевшим» от преступления кассира.
– Я к вам по важному, экстренному делу…
– Прошу садиться…
Корнилий Потапович сел на стул.
– Видите ли что…
– Опять растрата?.. – перебил его судебный следователь.
– Да… Нет… – смешался старик… – Совсем не то… У меня есть к вам большая просьба.
– Какая?
– Вызовите меня и моего сына для очной ставки с Сиротининым.
– Это зачем?.. – вскинул через золотые очки удивленный взгляд на Алфимова судебный следователь.
– Это необходимо…
– Но…
– Без всяких «но». Арестант Сиротинин категорически отказался заявлять на кого-либо подозрение в краже денег из кассы, признал, что действительно получал от вашего сына ключ от нее, следовательно, ни в каких очных ставках надобности не предвидится…
– Но я говорю вам, что это необходимо…
– А я попрошу вас не вмешиваться в производимое мною следствие.
– Но Сиротинин не виновен…
– Что-о-о?! Как вы сказали?.. – воскликнул следователь.
– Я сказал, что Сиротинин не виновен…
– Вы открыли вора?..
– Да… – чуть слышно произнес Корнилий Потапович.
– И он?..
– Мой сын…
– Он сознался?
– Нет, но он сознается при вас, и при мне, и при Сиротинине, здесь, на очной ставке… У меня в руках доказательства…
– И вы хотите начать дело против него?
– Нет… Я хочу, чтобы урок для него был памятен…
– Это другое дело… Хорошо… Ваш сын в Петербурге?
– Нет, он в Варшаве, но будет здесь послезавтра.
– В таком случае, я вызову вас повестками через два дня…
– Благодарю вас.
Корнилий Потапович простился со следователем, который на этот раз любезно протянул ему руку и очень ласково сказал:
– До свидания!..
– Повестки вы пришлете ранее?
– Повестки вы получите завтра.
Старик Алфимов вышел.
«Надеюсь, это будет ему уроком… Несчастному еще сидеть три дня… Ну, да ничего… Упал – больно, встал – здоров… Чутье, однако, не обмануло меня, Сиротинин не виновен… То-то обрадуется его невеста, эта милая девушка», – думал между тем судебный следователь, когда за Алфимовым захлопнулась дверь его камеры.
Вернувшемуся сыну старик Алфимов не сказал ни слова по поводу обнаруженного им недочета в кассе, подробно расспросил о поездке и исполнении поручения и даже похвалил.
У Ивана Корнильевича, во все время поездки страшно боящегося, что его отцу придет на ум в его отсутствие считать кассу, при виде спокойствия Корнилия Потаповича отлегло от сердца.
– Там следователь прислал повестки… – небрежно уронил старик в конце разговора.
– Следователь?.. – побледнел Иван Корнильевич.
– Да, и меня, и тебя вызывает, – подтвердил старик, от которого не ускользнуло смущение сына.
– Когда?
– На завтра.
Разговор происходил дома, вечером, вскоре по приезде молодого Алфимова с Варшавского вокзала.
Выйдя из кабинета отца, Иван Корнильевич прошел в свои комнаты, но ему, несмотря на некоторую усталость с дороги, не сиделось дома.
Мысль о завтрашнем допросе у следователя, об этой пытке, которой ему представлялся этот допрос, не давала ему покоя.
«Необходимо повидаться с Сигизмундом, – решил он. – Но где его сыскать?»
Иван Корнильевич позвонил и приказал явившемуся на звонок лакею заложить коляску.
– Слушаю-с, – стереотипно отвечал лакей и удалился.
«Он дома или у Асланбекова, или у Усовой, у Гемпеля он был недавно, часто он у него не бывает, – продолжал соображать молодой Алфимов. – А видеть его мне нужно до зарезу…»
Он в волнении ходил по своему кабинету и каждую минуту поглядывал на часы.
Наконец, в дверях появился лакей.
– Лошади поданы, – заявил он.
– Наконец-то! – с облегчением воскликнул молодой человек, взял шляпу, перчатки и вышел в переднюю.
– Отец дома? – спросил он на ходу лакея.
– Никак нет-с, они уехали…
Иван Корнильевич вышел из подъезда, сел в коляску и приказал ехать на Большую Конюшенную.
На его счастье граф Стоцкий оказался дома. У него были гости… Баловались «по маленькой», как выражался Сигизмунд Владиславович, хотя эта «маленькая» кончалась иногда несколькими тысячами рублей.
– Вот не ожидал! Вот одолжил-то! Ты когда же вернулся? – встретил с распростертыми объятиями граф молодого Алфимова.
– Два часа тому назад.
– Ты настоящий друг. Спасибо… А мы тут бражничаем и перекидываемся в картишки…
– Я к тебе по делу.
– Дело не медведь, в лес не убежит… Да что такое?.. Ты расстроен?..
– Завтра опять вызывают…
– Туда?..
– Да…
– Хорошо, вот когда все разойдутся, потолкуем… Теперь не ловко…
Последний диалог был произнесен шепотом.
– Милости прошу к нашему шалашу, – сказал граф громко указывая на открытый ломберный стол, на котором лежали пачки кредиток, между тем, как молодой Алфимов здоровался с общим знакомыми.
С одним лишь незнакомым ему блондином он церемонно поклонился.
– Савин, Николай Герасимович, Алфимов, Иван Корнилович, – представил их граф Сигизмунд Владиславович, – а мне из ума вон, что вы не знакомы.
– Очень рад…
– Очень приятно…
Алфимов и Савин пожали друг другу руки.
Прерванная игра возобновилась.
Метал банк Сигизмунд Владиславович и по обыкновению выигрывал, только карты Савина почти всегда брали, но он и ставил на них сравнительно незначительные куши.
По окончании игры, после легкой закуски гости стали прощаться и разъехались.
Граф Стоцкий и Алфимов остались одни.
– В чем дело? – спросил Сигизмунд Владиславович, забравшись с ногами на диван и раскуривая потухшую сигару.
– Завтра вызывает следователь…
– Так что ж из этого?
– Но ведь это пытка…
– Что делать! На то и следствие.
– Зачем я ему?
– Я этого не знаю… Ведь я не следователь…
– А что, если он меня сведет с ним?..
– С Сиротининым?
– Да.
– Очень может быть… К этому надо приготовиться…
– Что же мне говорить?
– То же, что говорил… «Да», «нет», «не знаю», «не помню».
– Я ужасно боюсь…
– Пустяки… Ну, как съездил? – переменил граф Стоцкий разговор.
– Ничего, съездил, все устроил благополучно…
– А здесь?
– Здесь все по-старому…
– Старик не нюхал в кассе?
– Нет, видимо, не проверял.
– Это хорошо.
– Ну, а как же насчет завтрашнего дня? Что ты мне посоветуешь?
– Странный ты человек… Ну, что мне тебе советовать?.. Будь мужчиной и не волнуйся…
– Как не волноваться?..
– Да так. Ведь это все одна пустая формальность, все эти допросы.
– Вызывают и отца…
– Вот видишь… Поезжай-ка спать. Утро вечера мудренее.
– И то правда… Уж поздно…
Молодой Алфимов простился и уехал.
«Странно… – думал, раздеваясь и ложась спать, граф Сигизмунд Владиславович. – Что бы это все значило? Неужели он заявил на него следователю и хочет предать суду за растрату?.. Не может быть… Впрочем, о чем думать? Все это узнаем завтра вечером…»
Иван Корнильевич между тем не спал всю ночь. Нервы его были страшно напряжены.
Лакей, пришедший его будить по приказанию в десять часов утра, уже застал его на ногах.
– Корнилий Потапович уже спрашивал, готовы ли вы? – сказал лакей.
Молодой Алфимов быстро умылся, оделся и вышел в столовую, где его отец уже допивал третий стакан чаю.
Иван Корнильевич с трудом выпил один, давясь и обжигаясь. Старик зорко следил за ним из-под очков.
– Пора, – сказал он, взглянув на часы. – Без четверти одиннадцать… Едем.
– Едемте… – вздрогнул сын и послушно отправился за отцом в переднюю.
Через десять минут они были уже в здании окружного суда. Судебный следователь находился в своей камере. Их тотчас же провели туда.
– Введите арестанта Сиротинина, – сделал распоряжение следователь, предложив обоим Алфимовым сесть на стоявшие у стола следователя стулья.
Через несколько минут, в сопровождении двух солдат с ружьями, вошел Дмитрий Павлович Сиротинин.
– Стража может удалиться, – сказал судебный следователь. Солдаты браво повернулись и, стуча сапогами, вышли из камеры.
– Я вызвал вас, господин Сиротинин, чтобы в последний раз в присутствии обоих потерпевших спросить вас, признаете ли вы себя виновным в совершении растраты в их конторе?