Однако голос выдал ее настороженность.
— Ты пытаешься от меня избавиться? — догадалась девочка. Потом бросила задумчивый взгляд на направляющегося к ним человека. — Тебе надо с ним поговорить?
— Да.
— Что-нибудь насчет денег?
— Может быть. Пока не знаю.
Деньги, а точнее их отсутствие, были тем стержнем, вокруг которого в семействе О'Горманов крутилось все, и дети научились с этим считаться. Салли проворно умчалась искать брата и сосновые шишки.
Марта повернулась к Куинну. Лицо ее напряглось, как у солдата, оказавшегося перед неожиданной поверкой.
— Как вы меня нашли? Что вам надо?
— Давайте назовем это дружеским визитом.
— Лучше не стоит. Я еще могла бы примириться с тем, что вы пустили всех собак по моему следу, но к чему вовлекать моих детей?
— Прошу прощения, но это единственный способ установить истину. Вы мне позволите присесть, миссис О'Горман?
— Как вам будет угодно.
Он уселся на одну из скамеек, окружавших стол для пикника. Минуту поколебавшись, она подошла и села на соседнюю, как бы согласившись на нечто вроде перемирия. Куинн невольно вспомнил их последнюю встречу в больничном кафетерии. Тогда тоже между ними был стол, и на нем, как и на этом, громоздилась гора невидимых вопросов, подозрений, обвинений, сомнений… Ему очень хотелось смахнуть их все одним движением руки и начать все сначала. Однако неприкрытая враждебность, написанная на ее лице, явственно говорила ему, что собеседница отнюдь не разделяет его чувств.
— Вы не обязаны отвечать на мои вопросы, миссис О'Горман, — спокойно произнес он. — У меня нет никакого юридического права их задавать.
— Я знаю.
— Вы вполне можете послать меня, куда подальше.
— Это место для пикников, — слабо усмехнулась она, слегка пожав плечами. — Вы имеете такое же право находиться здесь, как и любой другой.
— Вам оно нравится?
— Да, мы с незапамятных времен сюда ездим. Начали еще до рождения Салли.
Куинн удивился. Он почему-то был уверен, что Марта О'Горман начала сюда ездить лишь после исчезновения мужа. Оказалось, она просто поддерживает традицию, возникшую много лет назад. Что ж, это вполне соответствовало тому, что он успел узнать о ее характере: она прилагала все усилия, чтобы жизнь семьи шла точно так же, как до исчезновения или гибели Патрика. Возможно, надеясь таким образом умилостивить его дух?
— Значит, ваш муж эти места тоже знал? — поинтересовался Куинн.
— Еще как. Он обследовал каждый дюйм на обеих реках, — гордо заявила она, будто сомневаясь, что ее собеседник способен на нечто подобное.
«Значит, О'Горман вполне мог составить план собственного исчезновения, основываясь на хорошем знакомстве с местностью, — подумал Куинн. — Может, он даже успел порепетировать?»
— Я знаю, о чем вы думаете, но вы не правы.
— Вот как?
— Моего мужа убили.
— Неделю назад вы меня уверяли, что он погиб в результате несчастного случая. И я мог бы поклясться, что вы и сами были в этом убеждены.
— Я изменила свое мнение. На то была причина.
— Какая?
— Этого я вам сказать не могу.
— Почему?
— Я вам не верю, — просто объяснила она. — Даже больше, чем вы не верите мне.
С минуту Куинн молчал, обдумывая ее слова.
— Мне трудно судить, кто кому из нас больше не доверяет, — осторожно сказал он потом. — Но очень хотелось бы, чтобы доверие появилось. С обеих сторон.
— Ну уж нет.
Она встала, торопливо подошла к мангалу и сняла ребрышки с огня. Они были почти такими же черными, как древесный уголь, на котором их жарили.
— Ради Бога, извините, миссис О'Горман. Я испортил вам обед.
— Да нет, — отмахнулась она. — Ричард — копия отца, он вечно сжигает мясо, так что мы привыкли. Наверное, это у него подсознательное: он, как и Патрик, очень любит животных.
— Так вы теперь уверены, что ваш муж мертв?
— Я и раньше была уверена. Вопрос лишь в том, как он погиб. Ну и потом, не так-то просто мне было с этим смириться.
— Но в то, что его убили, вы окончательно поверили только на этой неделе, верно?
— Да.
— Говорили с властями?
— Нет, — в глазах ее вспыхнула искра гнева. — И не собираюсь. Мы с детьми уже достаточно натерпелись. Дело О'Гормана закрыто. Пусть таким оно и останется.
— Даже если у вас появятся основания снова его открыть?
— Что натолкнуло вас на такую мысль?
— Сегодняшний разговор с матерью Джорджа Хейвуда. Миссис Хейвуд, понимаете ли, не может удержаться от искушения снять параллельную трубку, когда ее сын говорит по телефону.
— Ну?
— И это все, что вы можете сказать?
— Все.
— Миссис О'Горман, мне этого недостаточно. Если вы получили конкретное свидетельство о смерти своего мужа, ваш долг — сообщить в полицию.
— В самом деле? — она с полнейшим безразличием пожала плечами. — Об этом мне следовало подумать раньше, до того, как я его сожгла.
— Вы сожгли письмо?
— Да.
— Но зачем?
— Мы с мистером Хейвудом решили, что это будет наиболее целесообразно.
— Вы с мистером Хейвудом, — повторил Куинн. — И давно вы следуете его советам?
— Это вас не касается, Куинн.
— Ну, в какой-то мере…
— В какой именно?
— Хочу узнать, насколько сильна конкуренция. Мне, понимаете ли, вдруг стало казаться, что я в вас влюбился.
Из ее уст вырвался короткий, слабый смешок.
— Советую вам как следует подумать, мистер Куинн.
— Хорошо. В любом случае я рад, что мне удалось вас позабавить.
— Вам — нет. Меня развеселило то, что вы считаете меня настолько наивной, чтобы проглотить столь явную лесть. Неужели ожидали, что я вам поверю? Или вообразили, будто я настолько сбита с ног, чтобы…
— Прекратите, — резко приказал он.
Она смолкла больше от удивления, нежели повинуясь его приказу.
— Я сделал заявление, миссис О'Горман. Пусть это вас смешит, веселит или что угодно, но отказываться от него я не собираюсь. А теперь, если хотите, можете об этом забыть.
— Думаю, забыть нам стоило бы обоим.
— Как скажете.
— Вы… вы меня смутили. Слишком уж вы непредсказуемы.
— Все мы непредсказуемы, — вздохнул Куинн. — Даже тогда, когда какому-нибудь дураку не лень потратить время и силы, чтобы что-нибудь предсказать.
— Я бы хотела, чтобы вы… чтобы мы с вами перестали непрерывно… ну, пикироваться, что ли. Меня это выводит из себя. Не знаю, что думать.
— Ладно, только не спрашивайте Джорджа. Не думаю, чтобы он смог сейчас посоветовать что-нибудь стоящее. Это ему пришла в голову светлая идея сжечь письмо?
— Нет, мне. Он согласился, потому что считает его обычной мистификацией. Не принял всерьез — так, как я.
— Кто написал письмо, миссис О'Горман?
Некоторое время она безмолвствовала, невидящими глазами глядя в небо. Солнце приближалось к горизонту; его золотисто-красные лучи бросали на ее лицо теплый отблеск.
— Подписи не было, — проговорила она наконец. — Почерк я тоже не узнала. Но оно было от человека, который утверждает, что именно он убил моего мужа пять лет тому назад, в феврале.
Поняв, что малейшая неточность — и она разразится слезами, Куинн воздержался от комментариев.
— Письмо было местным? — как можно мягче спросил он.
— Нет. На конверте стоял штемпель Эванстоуна, Иллинойс.
— Что было в письме кроме того, о чем вы сказали?
— Он писал, что у него рак легких и он хотел бы перед смертью примириться с Богом, исповедуясь в грехах.
— Приводились какие-нибудь подробности убийства?
— Да.
— И причины?
— Да, — она медленно покачала головой и поморщилась, будто каждое движение причиняло ей боль. — Я не могу вам рассказать. Мне… стыдно.
— Однако вы не постыдились вызвать Джорджа Хейвуда и показать письмо ему.
— Мне нужен был его совет. Совет опытного человека. Мужчины.
— Джон Ронда — тоже человек с опытом. И тоже ваш добрый друг.
— А к тому же редактор газеты и неисправимый болтун, — мрачно добавила она. — Мистер Хейвуд не таков. В его молчании я могу быть уверена. К тому же была еще причина. Мистер Хейвуд знал моего мужа. Вот я и подумала: он смог бы дать оценку обвинению, выдвинутому в письме против него.
— Вы имеете в виду — против вашего мужа?
— Да. Там говорилось… Ужасная вещь… Конечно, я не верю. И ни одна женщина не смогла бы поверить такому о своем муже. И еще… — ее голос, который и так звучал не громче шепота, окончательно смолк.
— Что еще, миссис О'Горман?
— Бог знает, я не хотела. Но незадолго до смерти мужа я вдруг осознала, что над нашей жизнью стал сгущаться какой-то мрак. Пыталась вести себя, будто все, как обычно. Никак не могла себя заставить зажечь свет и рассеять эту темноту. Ну, а теперь пришло письмо, и свет зажегся независимо от моего желания, — она потерла глаза, будто пытаясь изгнать из сознания что-то, что его угнетало. — Я была в панике, потому и позвонила Джорджу Хейвуду. Теперь понимаю: это было ошибкой, но мне требовалось поговорить с кем-нибудь, кто знал Патрика. И непременно с мужчиной.
— Почему?
Ее губы вновь тронула слабая, горькая улыбка.
— Женщины слишком глупы. Даже самые умные из них. А может быть, именно они. Мистер Хейвуд появился очень скоро, но думаю, что к тому времени я была уже в истерике. А он, наоборот, вел себя совершенно спокойно, хотя я чувствовала, что внутри тоже очень взволнован.
— Что он сказал о письме?
— Сказал, что все это ерунда и после каждого громкого убийства в полицию приходят признания от всяких психов. Я и раньше об этом слышала, но в том письме чувствовалась какая-то жуткая реальность… Все детали были настолько правдоподобны… Если у того, кто его написал, действительно не в порядке психика, значит, болезнь никак не повлияла ни на его память, ни на способность выражать свои чувства.
— Так тоже бывает.
— Я даже подумала: может, Патрик жив и сам написал это письмо? Но потом поняла, что вряд ли. Стиль был совсем не его, да и почерк тоже. Патрик был левша и писал с сильным наклоном влево, а почерк в письме имел правый наклон да к тому же был таким неуклюжим… будто писал третьеклассник, а не взрослый человек. Адрес был неполный, просто: «Миссис Патрик О'Горман, Чикот, Калифорния». Не мог же муж, если это был бы он, забыть название улицы и номер собственного дома. Но самое главное — Патрик просто не смог бы выдвинуть против себя такие обвинения. И ни один человек не смог бы.