– В том-то и штука. Мне понравилось. Кажется.
– Но вы не уверены, – скорбно подхватил Джозеф.
– Только потому, что я не на сто процентов уловила смысл.
– Вначале я говорил, что суперское бывает разных видов… Я ошибся. Бывает только горячо и холодно.
– Это как раз до меня дошло.
– Ох…
– Тут сложностей не возникло. Вначале сказал «более одного вида», потом сказал «только одного вида».
– Так в чем же вы не уверены?
– Видимо, в том, почему это прозвучало сомнительно.
– Да потому, что я пытался сказать: вы – горячая. Кошмар.
Он покачал головой, тем самым подчеркнув идиотизм такой трактовки.
Они оказались на распутье. Добавить было нечего, разве что перевести разговор в неизведанную плоскость. Это напоминало партию в шахматы, но только в ее исполнении: она всегда искала ход, способный оживить игру.
– Ты очень милый. Спасибо тебе.
Она нашла нечто годное. Этого хватило еще на пару секунд.
Джозеф опять встал.
– Я, наверно, пойду.
– Ладно. Есть какая-то особая причина?
– Не хочу выслушивать, какой я милый.
– Господи. Да нет же, я не то имела в виду.
– А что же?
– Тебе послышалась снисходительность?
– Конечно.
– Я этого не хотела.
– Тогда я не знаю, чего вы хотите.
– Неужели? Ну, не знаю, как еще выразиться, если не… ну, если не с крайней степенью откровенности.
Он вновь опустился на диван и поцеловал ее. С этого все и началось.
6
Та ночь, когда Люси и Джозеф впервые спали вместе, вошла в историю под названием «Ночь без джаза», хотя название это вскоре подверглось разным преобразованиям: «Ночь с избытком джаза», например, или (когда Джозеф стал понимать, что Люси не обидится) в подражание «Джазу ФМ», «Джаз ФЛ» – сокращение от непристойного «фак Люси». Однажды в ночь с субботы на воскресенье, когда дети гостили с ночевкой каждый у своего одноклассника, проходил джазовый фестиваль. Поскольку в тот период Пол не забирал к себе сыновей на выходные, фестиваль стал особым событием, которое следовало использовать по полной.
– Мы не попутали берега? – спросил потом Джозеф.
Люси, притулившись к сгибу его локтя, лежала на диване в одной футболке.
– Я – нет, – ответила Люси.
– Я тоже.
– Я бы не прочь еще раз так попутать.
И на этом самокопание завершилось.
На первых порах Люси терзалась от собственной уязвимости. Для сорокадвухлетней женщины она была в хорошей форме, и тем не менее на ее теле читалось «сорок два года», тогда как приличная форма сохранялась не за счет интенсивных занятий йогой с личным тренером, а благодаря ограничениям в шоколаде и эпизодическим посещениям спортзала. Куда только делись прежняя упругость и гладкость? Будь они с Джозефом ровесниками, она бы об этом даже не задумалась, а так от его ласк ей в голову лезли мысли о том, что он определенно привык к совершенно другим ощущениям: и здесь, и там, и даже – в особенности – вот тут. Она не снимала футболку, чтобы лишний раз его не шокировать, но с таким же успехом, наверное, могла бы закрыть глаза, рассчитывая стать невидимкой, потому что у него было предостаточно способов раскрыть ее секреты. И какой тогда смысл их оберегать? Если ему что-то не нравится на вид или на ощупь, ну и не надо. Хотя в отсутствии пылкости его было не упрекнуть. В постели им владело только лестное для нее возбуждение.
Поначалу секс доставлял радость, но не приносил полного удовлетворения в том смысле, какой вкладывал в это слово старый добрый «Космополитен». Джозеф проявлял чрезмерное нетерпение, а над ней довлели устоявшиеся привычки и техники. Она не изображала того, чего на самом деле не испытывала, и по прошествии недолгого времени Джозеф спросил, есть ли способ сделать так, чтобы все получилось. Эту науку он схватывал на лету, и через несколько дней, то есть ночей, то есть свиданий – как правильнее? – у них наступил золотой век.
«Но достаточно ли этого?» – постоянно спрашивала себя Люси. И сама тут же уточняла: «Достаточно для чего?» Ответ, правда, тоже подворачивался быстро и мог развеять любые сомнения. Она была счастлива, она нежилась в мыльном пузыре и видела лишь одну причину его проткнуть: никакие мыльные пузыри не составляют реальной жизни. Мыльные пузыри, однако, делают жизнь сносной, и фокус в том, чтобы выдуть их как можно больше. Есть пузыри – новорожденные младенцы, пузыри – свадебные путешествия, пузыри – карьерные успехи; а также пузыри – новые друзья, пузыри – удачные выходные; бывают и крошечные пузырьки-телесериалы, пузырьки-застолья, пузырьки-вечеринки. Каждый пузырь лопается сам по себе, и тогда надо поскорее добраться до следующего. Бывали времена, когда жизнь не искрилась легкими пузырьками. А давила тяжестью.
И секс – да, секс приносил ей радость, но эти отношения не были чисто функциональными или интерактивными. Не было такого, чтобы Джозеф, натянув штаны, растворялся в ночи и появлялся вновь только по зову плоти. Они рассказывали друг другу, как прошел день, что было на работе, чем занимались мальчишки; молодость Джозефа не была помехой этим разговорам. Даже наоборот, как дошло до Люси через пару недель. Джозеф сыпал вопросами и выслушивал ответы. Она задавала ему вопросы и выслушивала ответы. Подобные разговоры со сверстниками были для нее редкостью. Если кого и волновало, с какими трудностями сталкивается учитель-словесник самой обычной школы, то эти личности старательно скрывали свой интерес.
Когда он приезжал, дети уже спали, и такой распорядок практически сразу начал создавать проблемы.
– Когда ты в следующий раз куда-нибудь пойдешь, мам? – спросил Эл через пару недель после «Ночи без джаза».
– Трудно сказать. – Она знала, почему он спрашивает.
– На самом деле это нечестно. Когда ты дома, мы даже не можем рубиться с Джозефом на «Икс-боксе».
– Уверена, что он не против зайти поиграть.
– Но ты-то будешь здесь.
– Какая разница?
– Нам прикольней, когда тебя нет.
– Чем вас так зацепил Джозеф?
– С ним классно.
– А со мной нет?
– Не очень. Ну, то есть иногда.
– Когда?
Наступила затяжная пауза.
– Даже не знаю.
В кухню зашел Дилан, надеясь чем-нибудь перекусить.
– Поешь фруктов.
– Не хочу я фруктов.
– Мама спрашивает, когда нам с ней классно.
– С чего это?
– Просто хочет знать.
– На Рождество, что ли?
– На Рождество? Когда это с ней было классно и на Рождество?
– Ладно, это не ее работа – нас веселить.
– Мои ученики считают, что со мной интересно.
– Ну, может быть, как училка ты и прикольная.
– Чем же вам так весело с Джозефом, кроме приставки?
– Он классно сечет в настоящем футбике, не только в «ФИФА» на приставке.
– Финт «радуга», разворот Кройфа, все такое.
– Значит, он просто разбирается в какой-то области. Это необязательно всем интересно.
– Не согласен.
– Так и быть. Я скоро придумаю, куда бы мне пойти.
– Я, между прочим, думал, ты ищешь себе бойфренда, разве нет?
– Насчет поисков бойфренда – это кто тебе сказал?
– Папа. Когда мы ходили в пиццерию.
– С какой стати он завел этот разговор?
Возможно, Пол от кого-то услышал, что она сходила на пару свиданий. Она не держала этого в тайне, а он знал всех, кого знала она.
– Он хотел узнать, не обидно ли нам.
– И что вы ответили?
– Ответили, что нет. Правда, Эл?
– А если честно?
– Мне не обидно.
– Мне тоже.
– Это точно?
– Точно. Ищешь – и правильно делаешь.
– А вдруг я и вправду кого-нибудь найду?
Мальчишки переглянулись. Они с трудом сдерживали смех.
– Будем решать проблемы по мере их поступления. – В этот раз Дилан употребил свою любимую фразу вполне к месту: обычно она служила отговоркой, чтобы не убирать в комнате и не делать уроки.
– Да, но это вас не огорчит?
– Ты имеешь в виду – из-за папы?
– В общем, да.
– Нет.
– Не огорчит.
– Почему же?
Дети обладают поразительной способностью загонять нас в тупик. Только что разговор шел об игре «ФИФА» с Джозефом. А теперь перекинулся на сущность и будущность их семьи.
– Ну… Теперь получше стало, так ведь? – спросил Дилан.
– Да, – подхватил Эл. – Нам папа нравится. Но нам не нравилось, когда приходилось о нем беспокоиться.
– Сейчас у него все неплохо, – заметила Люси.
– Вот и хорошо, – подтвердил Эл.
– Но это, может, потому, что он от нас ушел.
– Только не думайте, что это из-за вас, – сказала Люси.
– Мы и не думаем. Мы просто считаем, что лучше оставить все как есть.
– Только чтобы Джозеф почаще приходил.
– Ага, только тебе от этого ни жарко ни холодно.
– Потому что тебя дома не бывает, когда он с нами сидит.
– Выходит, он больше наш друг, чем твой.
– Хорошо, хорошо. Я буду почаще уходить из дома.
– Спасибо.
В первую же субботу после этого обещания и случилось так, что Эмма, стоявшая в очереди за мясом, стала жестами подзывать Люси к себе.
– Я не могу лезть без очереди, – отказалась Люси.
– Никто возражать не будет.
Она улыбнулась стоявшим за ней двум интересным мужчинам с каменными лицами.
– Потом увидимся, – бросила Люси и пошла в конец очереди.
– Чем просто так в очереди томиться, лучше уж поболтать, – сказала Эмма и увязалась за ней.
Люси не хотела разговаривать с Эммой. И уж совсем не улыбалось ей болтать с Эммой о сексе, тем более что они медленно, но верно приближались к тому, с кем Люси, собственно, была связана сексом.
– Как прошла неделя?
– Неплохо. В делах.
Пока все шло своим чередом.
– А у тебя как?
– Хуже некуда.
– Ох, как неприятно.
– Мой муж – боров.
– О господи.
Боров. Секс. Интимная жизнь Люси. Тройной прыжок. Меняй тему.
– Какие у тебя прогнозы насчет референдума?
– У меня большой соблазн проголосовать за выход, просто назло Дэвиду. Он одержим.