Сегодня вечером не приду ♥♥. Он приходил каждый вечер – у них даже не возникало вопроса о том, что он может не прийти, и она вдруг поняла, что вероятный разрыв произойдет именно так: неожиданно, без долгих, мучительных разговоров и без помощи психотерапевта. Не будет ни слез, ни обвинений, ни самобичевания, что, конечно, хорошо, но подразумевает какую-то обреченность, как договор о часе икс. Крах ее супружества оказался болезненным и тяжелым, но это оттого, что оно было живым, дышащим организмом, который умер и оставил по себе неизбежную скорбь. То, что было у нее с Джозефом, существовало только в те часы, когда они находились рядом, в одном помещении, – так ей сейчас показалось. А если они не находились в одном помещении, то между ними ничего и не существовало. Лежа в темноте без сна, она невольно призналась себе самой, что больше беспокоится из-за Джозефа, чем из-за Брекзита, тем более что о Брекзите она сейчас думала меньше всего.
А на следующее утро она включила радио, и беспокойство переросло в страх, но никак не связанный с Джозефом. В то время, когда еще сохранялись оба варианта – остаться или выйти, она вроде бы примирилась с другой стороной: с Сэмом и отцом Джозефа, со всеми остальными людьми, которые жаждут хоть каких-то перемен. Зато теперь, когда желанный вариант отпал и она обнаружила, что живет в стране, где репортеры Би-би-си пихают микрофоны едва ли не в рот каждому торжествующему расисту, оппортунисту, лжецу и цинику, чья отталкивающая сущность за истекшие месяцы сделала их знаменитыми, вся неопределенность ушла.
Казалось, даже мальчики слушали, пока ели хлопья.
– Значит, победили те, кто за выход? – спросил Дилан.
– М-да.
– Ты злишься?
– Слегка грущу.
– Не помню: я был за «выйти» или за «остаться», – сказал Эл.
– Ты был за «выйти», – ответил Дилан. – А я – за «остаться».
– Ха! Лузер.
– Я и не знала, – сказала Люси. – Почему ты был за выход?
– Потому что этот хотел остаться, – объяснил Эл.
– Так политические решения не принимаются, это неразумно, – сказала Люси, прежде чем вспомнила, что сама проголосовала из таких же побуждений. Похоже, в итоге так поступили все.
До начала занятий физруки обычно не заходили в учительскую. Как правило, они уже были в спортзале, а при всепогодном модуле выносили на площадку инвентарь или перебрасывались мячом. Но когда Люси готовила себе кофе, дверь распахнулась и ворвался Сэм, распевая: «Чемпионы, чемпионы, оле, оле, оле».
Двое-трое коллег улыбнулись его бурному оживлению; многие покосились неласково. Он направился прямиком к Полли, которая что-то искала в своем телефоне, и сел рядом.
– Облом, – сказал Сэм.
– Пошел в задницу.
– Я знал, что ты не умеешь проигрывать.
– Это не игра.
– Я и не говорил, что это игра. Но тем не менее ваши продули.
– Да, это прискорбно, и нечего тыкать меня носом. Одно дело – проиграть футбольный матч, и совсем другое – похерить страну.
– По нашему мнению, мы этого не сделали.
– Чего же, по-твоему, вы добились?
– Мы объяснили Евросоюзу, куда он может засунуть свои законы.
– То есть «Теперь можно выпереть иммигрантов»?
– Ну вот. Все расисты, кроме вас.
К Сэму подошел заместитель директора Бен Дэвис, наклонился и что-то тихо сказал ему на ухо.
– Это вы мне? – уточнил Сэм, включив совершенно другой уровень громкости. – А почему не ей? Она послала меня в задницу и сказала, что я похерил страну. Может, ей самой перейти в другое помещение?
Бен продолжал неслышно для остальных; в конце концов Сэм встал и вышел.
Люси, у которой был солидный преподавательский стаж, нередко становилась свидетельницей конфликтов между членами коллектива, но только в том, что касалось нагрузки, трудных детей – словом, по рабочим вопросам.
Такие разногласия удавалось погасить. Обратить в шутку. Достичь понимания. Но сейчас вопрос встал ребром: кто же из двоих негодяй – Полли или Сэм? Да ни один, но с ходу было не разобраться. Сколько требовалось времени? Кто его знает. И так ли уж необходимо уточнять?
После уроков она получила SMS от Фионы, бывшей однокурсницы, которая познакомила ее с Майклом в тот вечер, когда Джозеф столкнул Пола в живую изгородь. Завтра вечером попробуем взбодриться спиртным и легкими закусками. Возможность поплакаться и обменяться новостями. Непременно приходи. Именно это и требовалось сейчас Люси: поплакаться. Она жаждала послушать, как ее единомышленники рассуждают о материях, которые не приходили ей в голову, и хотела сама выпустить пар. Она ожидала, что субботний вечер ограничится заказанной навынос едой, двумя сериями «Клана Сопрано» и некоторым количеством секса, уводящего от насущных проблем. Но ей необходимо было выговориться, и она понимала, что Джозеф, скорее всего, не тот человек, который подходит на роль слушателя.
Ты еще соглашаешься сидеть с детьми? – набрала она.
Для хорошего человека
Подходит. Оплата и пр.
OK. Время?
Она надеялась на какую-нибудь шутку об оплате натурой, но сама до шуток не снизошла.
В восемь?
Может приду прямо с работы поиграть с мальчишками
Конечно.
Эта часть бесплатно
Она дорогого стоит. До встречи?
Иду тусить
О. Хорошо, напечатала она и тут же удалила «О», которое, как ей показалось, выражало ее обиду, но теперь, по здравом размышлении, она поняла, что именно это и хотела выразить.
ХОРОШО. ♥♥
Она подозревала, что в их общении дальше двух сердечек дело не пойдет. Неужели один из мыльных пузырей вот-вот лопнет? На самом деле нет. Пузыри лопаются сразу, без предупреждения.
В следующий вторник, через пять дней после референдума, Джозеф сидел с близнецами, и, когда он был уже в дверях, Марина попросила его на два слова.
– Послушай, – начала она. – Я знаю, что у тебя масса других подработок и масса источников дохода…
– А как же, – ответил Джозеф. – Деньги рекой текут.
– Только, пожалуйста, не надо так, – сказала Марина.
Хорошая женщина. Ему было абсолютно нечего ей сказать, кроме как о ее детях, но она ему доверяла и обращалась с ним по-взрослому. С ее мужем, Оливером, он не сталкивался. Тот никогда не появлялся дома до шести вечера, когда освобождался Джозеф.
– Шучу.
– Я понимаю, но… Нам почти наверняка придется уехать.
– Ого. Вот так раз. Куда? Ведь в таком случае, наверное…
– За границу. Оливер работает в японской компании, а если мы выйдем из Европы, Лондон станет никому не нужен. Японцы планируют срочно перебазироваться в Париж или Брюссель. Мужу поручено открыть там офис.
– Так-так.
– Вся эта история – просто голимый конец света.
В планы Джозефа не входило перебазироваться в Париж или в Брюссель, но ни один из этих вариантов не казался ему голимым концом света.
– Ага, – сказал он.
– Ваше поколение, очевидно, считает, что вас предали. Все эти старперы поставили на карту ваше будущее.
– Ага, – опять сказал он.
И порадовался, что голосовал за обе стороны. Это облегчало такого рода разговоры. Но просто отмахиваться от происходящего на том основании, что и мясо, и футбол, и дети останутся при любом раскладе, было бы, наверное, слишком оптимистично: дети будут не всегда. По крайней мере, вот эти самые. А мясо – да, мясо останется, как и футбол, и центры досуга. Досуга – не исключено – окажется столько, что хоть ложкой ешь.
9
Пятничную вечеринку организовали в строении, принадлежавшем какой-то церкви в Тотнэме и потому нареченном «Божьей деревней». Лабиринт залов, часовен, кабинетов и коридоров отводился для служения Господу всю неделю, кроме одного этого дня, когда здесь воцарялись оглушительная музыка, кроссовки «йизи» от Канье Уэста и разбросанные банки из-под энергетиков. Джозеф не сразу отыскал Джез и Дарси. Те кучковались в углу центрального зала, подальше от колонок, в окружении небольшой компашки из почти одних парней. Многие из этих ребят, как понял Джозеф, подойдя ближе, были ему знакомы: с одними он когда-то бегал в школу, с другими гонял в футбол, с третьими где-то тусовался. Сто лет с ними не пересекался. Ну и у кого какие успехи? У него самого-то вроде никаких.
– Чего не танцуем? – спросил он, чтобы своим появлением не вызвать у девчонок хамскую, агрессивную или, наоборот, кокетливую, а то и откровенно похотливую реакцию.
Парни – Коди, Джош Эл, Ксавье и еще какие-то полузнакомцы – в знак приветствия стукнулись с Джозефом кулаками и мимолетно приобнялись. По кайфу все-таки поздороваться со своими, кто с тобой на одной волне. Сами эти молчаливые приветствия и то по кайфу.
– Ждем, – ответила ему Джез, – сегодня диджей – этот ФунтМэн.
– Знаю такого.
– Говорят, американец.
Джозеф не стал у нее выпытывать, нафига американцу лететь через Атлантику в Тотнэм только ради того, чтобы отыграть свой сет на дне рождения Алексы Уильямс, которой исполнялся двадцать один год.
– Не-а. Из Северного Лондона.
Он, конечно, не собирался выбалтывать настоящее имя £Мэна – Зак. Отпусти он язвительное замечание по поводу внешности этого деятеля, а особенно его физических данных – и кое-кто, не ровён час, тут же вспомнил бы упомянутую личность. И хотя мнение Джез насчет американского происхождения £Мэна говорило скорее об успешной смене имиджа, Заку вот-вот предстояло встать за вертушки и явить себя публике.
– Как сам-то? – обратился Джозеф к Джошу.
– Да норм.
– Чем занимаешься?
– Последний год в универе.
– В каком?
– В Саут-Бэнке. Дизайн и разработка компьютерных игр.
– Да ладно?
– Ага.
– Звучит круто, а на деле как?
– Супер. Уже работенку предложили по окончании.
Джозеф отчего-то настроился на рассказы о безработице и тюремных сроках – на этом фоне он был бы доволен собой. Но сейчас вспомнил, что похвалиться ему на самом деле нечем, а все его самомнение подпитывается теми ободрительными речами, которые он вроде как слышит от Люси. После разговора с Джошем до него дошло, что общение с Люси – это само по себе никакая не работа. Люси скорее направляла его в новое русло. Если бы еще это русло дало ему возможность уйти хотя бы от одной из бесконечных подработок.