У Джозефа однажды рухнули отношения с девчонкой, которая купила себе жуткое пальто. Он сам не сразу понял, почему не может больше с ней встречаться, и лишь намного позже решил докопаться до первопричины; тогда-то ему и вспомнилось, что она каждый раз приходила на свидания в том пальто. А ведь он видел ее и голышом, и в нижнем белье, и в облегающем свитерке с джинсами, но это пальто буквально преследовало его, как привидение. Сшитое из искусственного меха (одному Богу известно, под какое животное косил этот мех), оно притягивало посторонние взгляды и к себе, и к ней, и к нему, а этого он простить не мог. Во всех отношениях девчонка была приятная, а главное – горячая. Ну не хотел он видеть эти танцы – от них Люси делалась похожей на ту меховую хламиду. Люси – добрейшая душа. Она сейчас сказала что-то приятное, ободряющее, дружеское – не иначе как у него просто извращенное восприятие. Да, старовата, а он еще – молодо-зелено, однако проблему-то составляла не ее старость, а его молодость. По молодости он и поддается всяким глупостям. Но если не набьешь себе шишек, так ничему и не научишься, правда же?
Все началось в понедельник утром со слова «зашибись» и выразительного кивка, а дальше пошло-поехало. Конечно, Люси тоже могла быть не права. Ученики одиннадцатого класса примерно три раза в минуту выразительно кивали, повторяя «зашибись», и не было никаких оснований полагать, что Шеника Джонсон и Марлон Харрис так описывали ее личную жизнь. Но она с легкостью расставляла субтитры:
Шеника: Ты в курсе, что миз Фэрфакс трахается с черным парнем двадцати двух лет?
Марлон: Зашибись.
Шеника выразительно кивает…
И с ее появлением в классе все разговоры смолкли, чего обычно не происходило. (В принципе ребята неплохие. Да и она неплохой учитель. Но минуты две уходит на восстановление дисциплины.)
Да важно ли, в какой именно момент это началось. В пятницу, во второй половине дня заместитель директора школы Бен Дэвис уже обратился к Люси с вопросом: знает ли она, что о ней сплетничают? Он остановил ее в коридоре, мимо сновали ученики, и она сочла, что время для беседы выбрано неудачно, о чем ему и сказала.
– Тогда целесообразно будет, наверное, поговорить после уроков?
– Вовсе нет. Не вижу оснований.
– Не очень-то хорошо, когда частная жизнь учителя в открытую обсуждается всей школой.
– Ничего дурного я не делаю.
– Я вас и не обвиняю.
Кое-кто из учеников, навострив уши, замедлял шаг.
– Говорите громче! – послышался чей-то выкрик сзади.
Общий смех.
– Зайду к вам после уроков, – согласилась она, только лишь для того, чтобы остановить это прилюдное обсуждение.
Она подошла к его кабинету. Замдиректора отчитывал восьмиклассника, который подделал справку, разрешающую беспрепятственный выход в туалет по медицинским показаниям, и бессовестно прогуливал уроки. Люси, прислонясь к стене, слушала.
– Зачем тебе нужно, чтобы окружающие думали, будто ты вот-вот обкакаешься? – говорил Бен.
Он был педагогом старой закваски – в том смысле, что главными воспитательными методами служили ему насмешка и сарказм. Похоже, ребятам это нравилось, к немалой досаде Люси.
– Совсем мне это не нужно, сэр, – ответил ученик.
– Тогда в чем дело?
– Так я ж не больной. Справка-то – фальшак.
– Но одноклассники считают, что у тебя проблемы со здоровьем.
– Да нет, никто так не считает. Все в курсах.
– Ну хорошо, так считают учителя.
– На них мне вообще параллельно.
– Как бы то ни было. Я распорядился, чтобы во время уроков тебе не разрешали…
– Так нечестно, сэр. А вдруг мне на самом деле приспичит?
– Ты обманул доверие учителей. Теперь надо расплачиваться за последствия.
– Страдать-то весь класс будет, – возразил подросток.
– Знаешь, давай переживать неприятности по мере их поступления, – сказал Бен. – Подтирать за собой будешь сам, это я тебе гарантирую. Ступай.
Ученик вышел, и Люси села на его место.
– Можно начинать следующую взбучку, – сказала она.
– Что вы, что вы. Даже в мыслях не было. Я просто хотел поинтересоваться, как ваши дела.
– У меня все в порядке, – ответила Люси и насторожилась.
– Но прежде всего: это правда?
– Что именно?
– У вас появился семнадцатилетний бойфренд?
– Господи. Нет. Нет. Кто вам такое сказал?
– В течение этой недели возрастная планка снижалась. Вначале говорили «слегка за двадцать».
– Ему двадцать два. Бен, я бы никогда не… Боже. Семнадцать? То есть в двенадцатом классе? Нет. Ни под каким видом.
– Вот и я так подумал.
– Мне придется уволиться, – сказала она. – Я сгораю от стыда.
– Вначале надо подать заявление, отработать положенный срок – пока суд да дело, станут говорить, что ему четырнадцать.
– И как мне быть?
– По-моему, ничего тут не попишешь. Можно, конечно, завести роман с мужчиной лет пятидесяти и пригласить его на следующее школьное мероприятие.
– Следующее школьное мероприятие будет летом.
– Моя рекомендация серьезна лишь отчасти, – сказал Бен.
– Ох. Да. Понимаю.
– И на школьной линейке, думаю, мне не стоит делать каких-либо объявлений.
– Да уж, не надо, пожалуйста.
– «Вопреки имеющимся у вас данным ему не семнадцать лет, а двадцать два года».
Невелика разница – подразумевал, видимо, Бен, но Люси допускала, что в ней говорит мнительность.
– Если при мне кто-нибудь поднимет эту тему, я пресеку всякие обсуждения, – заверил Бен.
– Каким же образом?
– Скажу… ну, не знаю… «Вы, болваны, готовы поверить в любую чушь, да? Если я вам скажу, что миссис Маркс гуляет с Джастином Бибером, вы, наверное, и это передадите дальше».
Миссис Маркс не одно десятилетие работала в школе по совместительству и вела предметы цикла ИЗО, так что шутка получилась не слишком доброй; впрочем, Джастин Бибер вряд ли снизошел бы до преподавательского состава их школы. Но Люси понравилось это пренебрежение и недоверие.
– Спасибо.
– И вашим коллегам скажу то же самое.
– То есть это уже известно всем?
– Еще бы. Педагоги так же изголодались по волнующим фактам, как и учащиеся. Если не больше.
Люси нравилось время от времени вызывать радостное волнение, но только у немногочисленной когорты избранных, состоящей из возлюбленных и детей (ее собственных, разумеется, а не чужих). Но то, что творилось сейчас, было для нее внове: ряд шагов, упорядоченных и продуманных, сделал из нее знаменитость мелкого пошиба. Ее это не слишком радовало. Так, вероятно, ощущает себя прохожий, который попал на камеру, когда, уставясь в телефон, шагал по улице и провалился в люк.
В коридоре ей попался Ахмад – одноклассник Шеники.
– Здрасьте, миз Фэрфакс.
– Здравствуй, Ахмад. Оставили после уроков, провинился?
– Да чуток совсем. Короче. Чтоб вы знали… Я ни на что не претендую.
По дороге домой она придумала три-четыре различных ответа, каждый из которых мог бы убить его на месте.
– Семнадцать? – переспросил Джозеф. – Как так?
Нащупав пульт, он выключил телевизор. Все равно они собирались включить видео, чтобы посмотреть очередную серию.
– Дети любят все испохабить.
– Тебе стыдно?
– Конечно.
– А вдруг бы мне было семнадцать?
– Тебе уже однажды было, – сказала Люси.
– Нет, я хочу сказать – на момент нашего знакомства.
– Я бы на пушечный выстрел к тебе не приблизилась.
– Но в магазин бы так или иначе зашла. И вполне могла попросить меня присмотреть за детьми.
– Ну, допустим. Если только так.
– Но ты бы на меня не прыгнула.
– «Я бы на него не прыгнула». Скажешь тоже. Небылицы какие-то. Я бы ни при каких условиях на тебя не прыгнула.
– На двадцать один год моложе или на двадцать шесть лет – какая разница? По закону имею право.
– Давай прекратим этот разговор, а? Мне от него тошно.
– Давай. Извиняюсь за свой возраст.
– Меня тревожит тот возраст, который тебе приписывают.
– Ну прости.
– Я причиняю тебе какие-нибудь неудобства?
– Да нет, – ответил Джозеф. – По большому счету – нет.
– Как это понимать?
– Джез спросила, тянет ли меня на серенькое.
– Как это понимать?
– «Серый» означает «белый». А не «серый-серый».
– Разве мы не «розовые»?
– Не-а.
– Значит, я – «беленькое».
– Для меня – нет. Для меня ты личность.
У него это прозвучало нагловато: дескать, мне ли не знать, как общаться с современной женщиной. Люси рассмеялась.
– Ну, спасибо. И ты уверен, что это никак не связано с возрастом?
– Никак. Только с цветом.
– Потому, что я еще нигде не седенькая.
– Само собой.
– И каково тебе было такое слышать?
– Прикинь, я подумал: «Ого. Девчонка права. Надо это прекращать». А сама-то ты как думаешь: каково мне было такое слышать?
– Не знаю. Потому и спрашиваю.
– По мне, глупости это все.
– Я выписала из Америки книгу: «Почему черным мужчинам не рекомендуется встречаться с белыми женщинами».
– Похоже, дальше заглавия можно не читать.
– Хотелось бы все же узнать, почему не рекомендуется.
– Придет время – узнаешь. Когда со мной расстанешься, – сказал Джозеф.
– Почему это я с тобой расстанусь?
– Да потому, что тебе не рекомендуется со мной встречаться.
– Это тебе не рекомендуется встречаться со мной – в книге именно так сказано.
– Послушай, – сказал Джозеф. – Я ни разу не против белых женщин. Но кругом об этом только и разговоров. А ты, насколько я знаю, ни разу не против черных парней.
– Верно.
– Расистка.
– Я всего лишь хотела сказать…
– Шучу. Да черт возьми. Полно людей, которые парятся по этому поводу. Закидон у них такой. Они личность в упор не видят, согласна? Пожалуй, не стану я заводить себе новую сорокалетнюю белую девушку. По крайней мере, в ближайшее время. Лет до шестидесяти.