– Ничего определенного, просто поболтаем.
– И что дает такая болтовня?
– Ну, в конце разговора ты уже понимаешь человека лучше, чем в начале.
– Господи! Меня уже в расчет не берут?
– А что такого? Впрочем, если будет настроение, присоединяйся.
– Давай я лучше ей своими словами передам.
– Мне нечего передавать. Я просто хочу побольше узнать о тебе.
– Не пойдет, – сказал Джозеф. – Уж извини.
– Ты серьезно?
– Давай лучше прямо сейчас разбежимся.
– Суть в том, – не отступалась Люси, – что она сама хочет со мной познакомиться, это так?
– Допустим.
– А я хочу познакомиться с ней.
– Да, ты уже говорила.
– И ты давным-давно, еще когда приходил сидеть с мальчишками, дал мне ваш домашний телефон.
– Нет, ничего не выйдет. Дело не в тебе, а во мне. Давай останемся друзьями. Я кое-кого встретил.
– Ты о чем? Нет, серьезно? Чего ты боишься?
– Это нормально. Человека бесит, когда кто-то набивается на знакомство с его матерью.
– Ерунда.
– Стоп. Ты же сама отказалась взять меня в гости к своим родителям.
– Пойми, я тебя оберегала.
– А я оберегаю тебя.
– От чего?
Он щадил всех – Люси, свою мать, себя. У него не получалось внятно объяснить, что именно бередит ему душу. Одно он знал наверняка: Господь не зря расположил столько автобусных остановок между его старым домом и новым. Но эти чувства не щадил никто: Люси сама позвонила его матери.
16
– Миссис Кэмпбелл?
– Слушаю.
– Это Люси Фэрфакс. Я… мы с Джозефом…
Почему было заранее не подобрать нужные слова? Она тщательно продумала возможное место встречи, причину, время, дату, но совсем упустила из виду наиболее щекотливую часть разговора.
– Наслышана, – сказала миссис Кэмпбелл
Это слово было произнесено нейтральным тоном, без особой теплоты, но и без холодности, однако Люси уловила только отсутствие теплоты, которое тут же обдало ее холодом.
– Я тут подумала… Скоро день рождения Джозефа, а там и Рождество, и прочее…
– Да.
Это «да» не предлагало опустить преамбулу и перейти к делу. Миссис Кэмпбелл предоставила Люси дергаться и мямлить дальше.
– Так вот, я подумала: быть может, вы захотите познакомиться.
– А, понятно.
– Без Джозефа. Я бы не хотела, чтобы он присутствовал при нашей встрече и указывал мне, что можно говорить, а чего нельзя. Но если у вас другое мнение…
– Нет-нет, на мой взгляд, это разумно. Он съехал из дома, ничего не сказав. Полагаю, он живет у вас.
– Но раз в неделю вас навещает.
– На той неделе его не было.
– На той неделе – да, но…
– Какие будут предложения? Не хотите ли заехать к нам?
– Может быть, лучше на нейтральной территории? Где-нибудь… где-нибудь в кафе, например?
– Мм…
– Но если это удобно, я с радостью к вам загляну.
– Да, конечно.
Они обговорили день и час; повесив трубку, Люси почувствовала, что слегка вспотела. За годы работы в школе у нее было бесчисленное множество встреч с родителями, но так напрягаться не пришлось ни разу. Когда ее оценивали как учителя, она не волновалась, во всяком случае теперь, с таким-то педагогическим опытом. Но нынешняя собеседница, одного с ней возраста, намеревалась оценить ее как женщину и спутницу жизни сына, которую не собиралась щадить.
Миссис Кэмпбелл жила в микрорайоне недорогой ленточной застройки годов, по прикидкам Люси, примерно шестидесятых и ранее находившемся в муниципальной собственности. Когда Пол наконец примирился с тем, что ему не светит вернуться в прежнее семейное гнездо, и задумался о покупке дома с тремя спальнями и собственным двориком, он прислал ей ссылку на дом вроде того, в каком жила миссис Кэмпбелл, и даже относительно недалеко. Тот дом выставили на продажу за четыреста тысяч фунтов. Вблизи их бывшего семейного дома стоимость взлетела бы до полутора миллионов. Конечно, в новом доме Люси был еще один этаж, но не это обусловило разницу в миллион фунтов. Разницу определяли многие другие факторы: транспортное сообщение, школа, близость к пресловутым помпезным усадьбам восьмидесятых.
Побродив туда-сюда по улице, чтобы убить время, она поднялась на крыльцо через сорок пять секунд после назначенного часа и позвонила в дверь. Ей даже не удалось припомнить, чтобы она так дергалась перед какой-нибудь встречей. Разве что в подростковом возрасте, придя домой к дружку-ровеснику, но тот, конечно же, находился прямо за дверью, а не в районном культурно-спортивном центре за пару миль. Люси не исключала, что сегодняшнее чаепитие пройдет настолько мило, что можно будет даже отпустить замысловатую шутку на тему дружков-подростков и Джозефа – мол, за минувшие годы она недалеко ушла в своих пристрастиях – и услышать ошеломленный смешок матери Джозефа.
Прежде чем заговорить, миссис Кэмпбелл долго разглядывала ее в упор. Ничто не предвещало ошеломленных смешков. Люси приняла это как неизбежность и улыбнулась, не дрогнув под взглядом этой крупной, неулыбчивой женщины. В обозримом будущем та вряд ли смогла бы к ней потеплеть. За последние несколько лет Люси совершила ряд пугающе взрослых поступков как в отношении Пола, так и в отношении школьных дел. Она побывала на допросе у следователя, переодела мужу испачканные брюки, не раз имела дело с полицией. Причем все это – не по своей вине. А вот открытую неприязнь миссис Кэмпбелл навлекла на себя она сама.
– Проходите, – выговорила миссис Кэмпбелл и провела ее в гостиную.
Там ждал заваренный чай, а на журнальном столике, у кресла, к которому направили Люси, стояла пустая чашка. Дышащий паром заварочный чайник, поставленный на поднос, наводил на мысль о том, что мать Джозефа тоже нервно искала, чем бы себя занять в последние несколько минут перед этой встречей.
– У вас милый дом, – не покривив душой, сказала Люси.
– Здесь жили мои родители, – объяснила миссис Кэмпбелл. – Сразу по прибытии они вместе со всеми были направлены в Лэдброук-Гроув. Но затем подали заявление на социальное жилье и в конце концов осели здесь. Впоследствии миссис Тэтчер дала им возможность выкупить дом по низкой цене. Я не во всем ее поддерживала, но тут она совершила благородный шаг.
Люси была жесткой противницей приватизации социального жилья и откровенно высказывалась по этому поводу. Однако в разговорах с благополучателями щедрот миссис Тэтчер она не участвовала, мнение свое всегда держала при себе и сейчас поняла, что никогда не изменит этому правилу. Ее резкие возражения предназначались тем, кто выплачивает шести- и семизначные суммы по ипотеке.
В комнате царил идеальный порядок. Там стоял серый мебельный гарнитур из трех предметов и везде – на каждом выступе, на каминной полке, на стенах – красовались фотографии детей. Будь ее воля, Люси обошла бы всю комнату, выискивая любой след Джозефа. Со своего места она видела каминную полку с его необычайно трогательной фотографией в школьной форме. На вид ему было лет четырнадцать-пятнадцать.
Люси кивнула в сторону снимка и улыбнулась.
– Прямо ангел, – сказала она. – Какой это год?
– Тут он в десятом классе, – ответила миссис Кэмпбелл. – Год, наверно, две тысячи восьмой. А вы что поделывали в две тысячи восьмом?
– В общем, то же, что и сейчас, а еще родила ребенка.
Люси подумала, что ей пытаются внушить, насколько юн Джозеф и насколько стара она сама. И впрямь: год две тысячи восьмой и дети случились, можно сказать, сто лет назад.
– Значит, несколько более замужняя, чем сейчас.
– Намного более, – сказала Люси.
Это был правильный ответ или нет? Очевидно, неправильный.
– И в какой же степени вы замужем в данный момент?
– Вы хотите знать в процентах?
– Нет. – (Ни тени улыбки.)
– Я не замужем, но и не свободна. Мы в процессе развода. У моего бывшего мужа есть новая подружка.
– И что же дальше?
Нет, совсем не похоже на подростковое свидание, когда эмоции возникают оттого, что все вибрирует. Скорее, это как собеседование при устройстве на работу. На собеседовании как раз приходится отодвигать свое истинное мнение и подавлять желание сказать то, что хочется, пока не поймешь, какого ответа от тебя ждут. Сложность заключалась в том, что она не поняла вопроса.
– Да ничего. В общем… повторное замужество не планируется.
– Однако вы будете свободны и сможете выйти за Джозефа.
Вот черт! Что на это ответить? Неужели ее подталкивают обвенчаться с Джозефом? Или миссис Кэмпбелл заподозрила в ней изощренную брачную аферистку? Гадать было некогда. Требовалось сказать нечто близкое к истине.
– Я не собираюсь выходить за Джозефа, – ответила Люси, – он слишком молод и когда-нибудь захочет детей, а это не ко мне.
– Вот и не надо ему мешать.
– Вы так считаете?
– Вряд ли можно считать как-то по-другому.
– Миссис Кэмпбелл…
Люси замолчала, ожидая, что миссис Кэмпбелл предложит обращаться друг к другу по имени. В подобных случаях без этого не обходилось, по крайней мере, в телевизоре. Однако через несколько секунд, когда предложения не последовало, Люси поняла, что молчание не прервется, если она не возьмет инициативу в свои руки.
– Ему надо сначала найти свой путь, – сказала Люси. – Лет до тридцати Джозефу лучше не помышлять о семье. Если мы к тому времени еще будем вместе, я уйду с дороги за пару лет до его тридцатилетия, чтобы дать ему время для разгона.
– Знаете, – проговорила миссис Кэмпбелл, – это будет сложно. Вам тогда исполнится сколько? Лет пятьдесят?
Люси кивнула и состроила мученическую гримасу, какая обычно сопровождает разговоры о возрасте. Шутливую, конечно.
– Тогда перед вами замаячит перспектива провести остаток своих дней в одиночестве, – продолжала миссис Кэмпбелл. – На этом жизненном этапе трудно привыкать к холодной постели.
Стиснув зубы, Люси кивнула в знак покорности злому року, но на самом деле не желала с ним считаться.
Откуда взялись ее уверенность и оптимизм? Она знала, что в пятьдесят лет жизнь не кончается. У нее по-прежнему будут устремления и планы в отношении профессионального роста и личной жизни. Пусть даже она останется одна, но все равно будет себе внушать, что сохраняет привлекательность – как физическую, так и душевную.