– Такие расисты, как мой отец? Это совсем другое.
– Согласна, – ответила она.
– Ты только что говорила, что это одно и то же. Трамп ретвитнул запись кого-то с ником «Белый геноцид немедленно». Его поддерживает ку-клукс-клан. Ты же не знаешь. Если честно.
Он был в ярости и рвался сцепиться с первым попавшимся белым. В то утро, как и в любое другое, единственным белым человеком рядом с ним оказалась Люси. Было ощущение, что политика затронула его лично, как никакое другое событие на его памяти. И уж коль скоро Трамп – президент, он прилетит с визитом в Англию и будет жать руку нашей госпоже премьер-министру, а ей придется его принимать. Так ведь?
Позже он раскаялся, что начал пререкаться. Пожалел, что нашел повод для дальнейшего.
Успех, когда он грянул, оказался совсем не таким, как представлялось. Пришел он быстро и, насколько можно было судить, почти ничего не значил. £Мэн перемикшировал трек, записанный с Джез, и выложил его на сервис «Спотифай», а поскольку на £Мэна к этому времени внезапно свалилась популярность, «Дж. и Дж.», как они быстро и без затей назвали себя, за несколько дней набрали девяносто тысяч прослушиваний. Несколько трендовых исполнителей попросили £Мэна перемикшировать их треки тоже, и Джозефа закружил водоворот. Компания по производству джинсов пригласила его что-нибудь сделать для их рекламы. «Выдай драйв», как они столь же быстро и без затей назвали свой трек, несколько раз ставили на канале «Rinse F.M.». А потом, в тот день, когда он разбудил Люси, чтобы сообщить ей новость о Трампе, Джозеф и Джез поехали в нехилый клуб в Лидсе, чтобы лично появиться на публике.
Денег это не приносило, хотя джинсовая компания, вероятно, что-нибудь ему заплатит, если и вправду использует трек, а клуб в Лидсе мог бы предложить ему в конечном итоге постоянный диджейский слот; вдобавок не исключалось, что лейбл, подписавший £Мэна, также подпишет и Джозефа, если его трек будет раскручиваться и дальше. Кто-то где-то уже наваривался, но не сами «Дж. и Дж.». Вот так сейчас обстоят дела в этом мире. Тем не менее Джез была счастлива.
– Никогда бы не подумала, что у меня будет работа, которая позволит на халяву жить в отеле, – сказала Джез, когда они нашли свои места в вагоне.
– Н-да, я еще не уверен, что это постоянная работа, – ответил ей Джозеф.
Их ждала дешевая сетевая ночлежка за городом, a потому им вряд ли светило тут же прочувствовать блеск своего положения.
– И все-таки, – стояла на своем Джез, – это потрясающе. Какой у тебя прикид?
– A что? – насторожился Джозеф.
– Шмутье какое? – Она повторила свой вопрос, но с опаской.
– Ты же видишь, в чем я хожу.
– А на вечер?
– А-а. Ну ты же видишь, в чем я хожу.
– На выход ничего с собой не захватил?
– Футболку и смену белья на завтра. Люди придут не на меня смотреть.
На нем были спортивные штаны «Найк», красные кроссовки «Адидас» и желтая футболка «Адидас» в стиле ретро.
– Надо тебе прикинуть на себя еще какие-нибудь бренды, – сказала Джез. – Можешь раздобыть хотя бы пумовские очки или что-то вроде? С большими буквами PUMA на стеклах?
Она откровенно язвила, и он пропустил это мимо ушей.
– А ты не хочешь спросить, что надену я?
– Зачем? Я потом увижу.
– Мне кажется, лучше тебя заранее подготовить, чтобы сердце не прихватило. На мне будет черный комбинезон в облипку. Поддеть вниз ничего нельзя.
Джозеф прокрутил в голове собственные мысли и достал телефон.
Заехав в гостиницу оставить сумки, они обнаружили, что промоутер забронировал им один номер вместо двух.
– Разберемся, – сказала Джез.
Пока они добирались до клуба, оба забыли упомянуть об этой проблеме промоутеру. Хотя Джозеф подозревал, что ни один из них не забыл.
Выступление на публике было одновременно и волнующим, и дурацким. Их встретили одобрительные возгласы и аплодисменты, но Джозеф был вынужден сидеть за неподключенным синтезатором и делать вид, будто давит на клавиши, а Джез раскрывала рот под фонограмму. Однако у нее все получилось гладко и совершенно без нервов, как будто она только и делала, что вихлялась перед толпой в ночных клубах и не понимала, почему именно этого выступления пришлось так долго ждать. Черный в облипку комбинезон соответствовал предварительной рекламе, двигалась Джез пластично и была восторженно принята публикой. Со сцены она уходила в полной эйфории, а на пути в их убогую, тесную гримерку чмокнула Джозефа в губы.
– Это было потрясающе, – сказала она.
– Да-а.
Его захлестнула какая-то опустошенность. На это событие можно было смотреть двояко: самые разные знаменитости начинали именно так – с выступлений под фанеру в ночных клубах. Но разные другие люди, никому неведомые, тоже начинали именно так и продолжали точно так же, причем их категория была куда более многочисленной, чем первая.
– Есть хочу, – сказала Джез. – И выпить. И чтобы ты тоже напился.
– Обойдусь, – беспомощно выдавил Джозеф.
Потом ему было так плохо, что дурнота буквально подступала к горлу.
– Ты в порядке? – спросила Джез.
– Да. Все хорошо.
– Утром будет время повторить.
Он не ответил. Какой смысл? Он или опять займется с Джез сексом, или нет. Прямо сейчас ему казалось, что нет, потому что он был сыт по горло и чувствовал себя виноватым и несчастным, совсем херово. Но несколькими часами раньше он зарекался делать глупости – и на тебе, вот что получилось.
– Ты где витаешь? – спросила Джез.
– Да здесь я, здесь, – сказал он, хотя предпочел бы унестись куда глаза глядят.
– Я так и знала, что в конце концов мы к этому придем, – объявила Джез. – Я так и знала, что ты забросишь своих белых баб.
Когда Джез уснула, Джозеф оделся и отправился на поиски съестного. Он умирал с голода. Просто метафора какая-то: на душе мерзко до тошноты, но страшно хочется есть и надо что-нибудь закинуть в рот. Он не управлял своими аппетитами.
Вернувшись в Лондон, он поехал прямо домой, к матери. Она была на работе. Никакой его одежды там уже не осталось, поэтому он перестирал все, в чем был вчера и сегодня, а потом накинул какой-то старый халат и стал ждать, когда шмутье высохнет. Поскольку не знал, когда получит доступ к своему остальному гардеробу.
Он включил телевизор и начал смотреть спортивные новости на канале «Скай-спортс», потом старую подборку забитых голов в матчах Премьер-лиги, а после – викторины, приуроченные к пятичасовому чаепитию. Во время передачи «Эрудиты» Люси прислала ему эсэмэску.
Ты в порядке? Когда вернешься?
Сегодня заночую у мамы. Одна лишь мысль о спряжении навевала на него тоску.
Почему?
Потом объясню
У вас все хорошо?
Все здоровы. Он больше не хотел ничего спрягать.
Правда все хорошо?
Отключив звук, он решил положить телефон рядом с собой, всего на пару минут, но тут же провалился в сон.
Через два часа его разбудила мать.
– Что ты тут делаешь?
– Я останусь ночевать.
– С чего это?
– Просто так.
– Она тебя выгнала?
– Нет. – А затем, пересиливая отвращение к самому себе: – И зря.
– Почему? Что ты натворил?
Он вздохнул.
– Как обычно.
– Загулял?
– Да.
Ему было неприятно в этом признаваться, но оттого, что он хотя бы частично дал выход своему позору, пришло облегчение. А то он уже боялся, что взорвется изнутри.
– Джозеф.
– Да знаю я.
– Нет, не знаешь. Ничего ты не знаешь.
Джозеф использовал те же самые слова, когда злился на Люси из-за Трампа. Поэтому он думал о ней и знал, что мать думает о своих последних и, скорее всего, безвозвратных отношениях с мужчиной, который изменял ей много раз, точно так же, как изменял своей первой жене, когда крутил шашни с матерью Джозефа. Этот человек положил конец ее супружеской жизни, не предложив взамен ничего такого, что имело бы смысл хранить.
– Ты ей сказал? – спросила мать.
– Нет еще.
– А когда планируешь сказать?
– Не знаю. Скорей всего, на выходных.
– Езжай к ней прямо сейчас.
– Не могу.
– Почему это?
– Потому что не могу.
– Потому что трусишь. Но здесь ты не останешься.
– Отлично. Вот спасибо.
– Потом можешь вернуться. Но сначала скажи ей.
– Мне надеть нечего.
– А вещи твои где?
– В стиральной машине.
На самом деле он несколько часов назад переложил вещи в сушилку. Никак эта одежда не облегчит его положения, разве что сядет настолько, что он не сможет в нее влезть, и даже тогда мать, наверно, погонит его на автобус прямо в халате.
На остановках он едва сдерживался, чтобы не выскочить из автобуса. Сидя внизу, вставал почти каждый раз, когда открывались двери. В голову приходили альтернативные планы: можно поехать к сестре, хотя та, скорее всего, не пустит его на порог, если узнает, почему он стучится к ней в дверь. Или к отцу – тому плевать на сыновние дела, и уже по одной этой причине оставаться у него будет невыносимо. Можно, конечно, пойти гулять на всю ночь. За время пути он получил три сообщения от Джез, но отвечать не стал. Она, похоже, возомнила, что их ночь в Лидсе стала началом длительных отношений. В первой эсэмэске спрашивалось: «Что завтра делаем?»
Он пожалел, что не курит. Пожалел, что почти не пьет. Пожалел, что не балуется дурью. Иначе забежал бы в угловой магазинчик или поискал дилера – глядишь, и время бы скоротал. Может, Люси уже ляжет спать, убей он побольше времени на поиск наркотиков. Ведь в ее районе дилеров не так уж много. Надо будет отправиться в Кэмден или типа того. Как бы выбрать, на что подсесть? Он погуглил «Лучшие наркотики» и обнаружил много полезных предложений. Особенно интересно по описанию выглядел кетамин. Джозеф встречал тех, кто его употребляет, но на деле плохо представлял, что это такое. В «Википедии» говорилось, что он вводит в трансоподобное состояние, а также снимает боль, успокаивает и притупляет память. Наглотаться бы такого средства прямо перед приездом к Люси, выложить все, что требуется, и рухнуть. Чтобы память отшибло. Но Люси-то не забудет. Нет, это не выход.