Вечером по дороге домой Петр заехал в ювелирный магазин и купил жене красивый кулон в виде цветка из крупных рубинов в обрамлении чистых, ярких бриллиантов. В этот день они всегда отмечали дату первой встречи. Будут гости. Вере с утра помогали готовить приходящая домработница, мама Петра, Ирина Викторовна, и брат Веры, Иван.
Петр вошел в квартиру, в которой пахло цветами и выпечкой, Вера быстро прильнула к нему и сказала:
– Быстро переодевайся. Я немного задержалась. Сидоркины уже звонили с дороги.
В спальне на кровати лежало ее новое вечернее платье из кремового шифона. Когда она скользнула в него, Петр с удовольствием посмотрел на ее ладную фигурку, которую только украшал небольшой животик, скрытый в мягких складках, спадающих из-под атласной ленты под красивой и упругой грудью в глубоком вырезе. Петр торжественно достал футляр, велел Вере закрыть глаза, застегнул у нее на шее цепочку с новым кулоном. Она посмотрела и ахнула восторженно, крепко обняла его, прижалась всем телом. Он не очень хорошо разбирался в женском настроении, но тут даже он не мог ошибиться. Вера предвкушала вечер, на котором именно она будет единственной хозяйкой. Теперь ей не придется тоскливо наблюдать, как гости стелются у ног Виктории. Собственно, сегодня они ждали самых близких друзей. Два пары и один холостяк, остряк, что-то вроде записного тамады. Сеня Курочкин поначалу всегда был очень забавным, но рано или поздно его приходилось тормозить и выпроваживать. Сам остановиться он не мог – такова особенность его дарования. Но к этому уже все привыкли.
Они вышли к гостям, когда все были в сборе. Всех встретила Ирина Викторовна. Гости пили по первому коктейлю. Сеня рассказывал очередной анекдот, все смеялись.
– Как ты божественно выглядишь, – метнулся Сеня к Вере и поцеловал ей руку.
Все его поддержали. Ирина Викторовна предложила пройти к столу. Нарядная домработница Нина и Иван в темном костюме и белой рубашке раздвинули двери огромного зала, где был накрыт овальный стол. Сеня решительно поднял руку:
– Одну минуту, господа! Еще одна маленькая притча, которую нельзя рассказывать за столом, но зато потом будет за что выпить. Итак, прилетает Бог к Адаму и Еве и говорит: «Я принес вам два подарка. Первый Адаму. Это позволит ему писать стоя, не испытывая неудобств». Адам в полном восторге. Сразу начинает пользоваться. Писает туда, сюда, вверх, вниз, на Еву, хохочет. Бог наблюдает, потом говорит: «Извини, Ева. Второй подарок – тоже Адаму. Это мозги. А то он зассыт весь мир».
Все смеются, Ирина Викторовна безнадежно машет рукой: Курочкин неисправим. Они проходят к столу. Сеня встает, чтобы произнести тост:
– Мы пьем за первую встречу Веры и Петра. Она прекрасна, как Мадонна, ему, как я сказал уже, Бог подарил и мозги. Так пусть же они пользуются всеми дарами нам на радость.
Все опять смеются, пьют, закусывают… Через три часа все сыты не только прекрасными напитками и едой, но и юмором Курочкина. Дамы украдкой зевают. Петя подсаживается к массовику-затейнику и дает знак Ивану, который уже стоит в дверях. Пора, мол, приступать к транспортировке. Но Сеня этот момент предвидел. Он встает и торжественно заявляет:
– Я знаю: вы подло и коварно мною воспользовались, а сейчас хотите избавиться. – Его дикция явно пострадала от выпитого. – Но вы не в курсе, какой сюрприз я сегодня вам приготовил. Это сюр, это писк, это визг, это режим онлайн, реалити-шоу. Где тут компьютер? Включите, и вы поймете, кто такой Сеня Курочкин и кто вы есть без него!
Петр, улыбаясь и пожимая плечами, включил компьютер. Сеня достал из кармана диск.
– Это технически было не просто, скажу я вам. Перегонять на диск с таких маленьких кассет… Но для меня нет преград.
…На мониторе появились предметы мебели. Потом стало ясно, что это комната, причем спальня Петра и Веры. Освещение тусклое, горит только ночник. Петр и Вера целуются, он опрокидывает ее на постель… В оторопелой тишине все перестали даже дышать. Петя пытается отлепить язык от нёба, послать к черту Курочкина, выдернуть диск, но тут… Действующие лица меняются. На кровати Вера, но с ней не Петр. Верины ноги раскинуты под широким, почти квадратным, загорелым телом мужчины, сверкают его белые ягодицы. Мужчина поднимает голову – и все с ужасом узнают Ивана! Никто не шевелится. А на мониторе – другой интерьер. Другая кровать, другая обнаженная женщина. Это Виктория. К ней подходит голый, загорелый Иван с белым задом… Раздается сдавленный крик Ирины Викторовны: «Петя, выключи это!» Петр не может сдвинуться с места. Он смотрит. Меняется освещение. Ясно, что это день, дневной свет. Виктория полулежит на кровати, едва прикрытая простыней, ее стройные ноги свешиваются на ковер, на котором стоит на коленях одетый мужчина. Он целует по очереди все пальцы на ее ногах. Потом поднимается. Анна, гостья, пронзительно кричит: «Что это?» И только после этого все узнают в мужчине ее мужа Вячеслава, который сейчас стоит рядом с ней. Он смертельно бледен. Сеня Курочкин смотрит на всех с пьяным недоумением:
– Вы чего? Вам не смешно?
– Пошли все вон! – кричит Петр, выключая компьютер.
– Ты что! – Сеня пытается вытащить диск. – Я купил в одном месте видеокамеры. Дорого! Я думал, у вас есть чувство юмора… Отдай!
Петр отталкивает его с такой силой, что он летит к стене. А Князев в два огромных прыжка оказывается у порога, где стоит Иван. Он, ничего больше не видя, бьет и бьет парня кулаком по лицу, превращая его в кровавое месиво. Ирина Викторовна и гость, которого не было в кадре, – Антон – пытаются его оттащить. В это время раздается женский вопль, все оглядываются. Вера, держась за живот, сползает на пол. Глаза у нее закатились. Петр поворачивается на крик.
– Пошли все вон, – тихо и тупо повторяет он.
И все исчезают, кроме Ирины Викторовны. Петр поднимает окровавленными руками жену, тащит ее в спальню.
– Звони в «Скорую», – говорит он матери. – Эта… может скинуть моего ребенка. А может, и не моего…
Часть вторая
Глава 1
Коля Кузнецов спал в эту ночь глубоко и сладко. Ему снились разные люди – знакомые и совсем чужие, к нему наконец опять пришла мама. Она его, конечно, ругала за что-то, и от этого ему было тепло, уютно, беззаботно. Он и во сне понимал, что спит, знал, что проснется, и не хотел этого… Он в эту ночь пил маленькими глотками счастье временного сна под крышей родного дома, потому что следующей ночи у него могло и не быть. Он открыл глаза и оказался один в тревожном рассвете. Подумал о себе без жалости, отстраненно: все, что можно пожелать человеку в такой ситуации, известно: «если смерти, то мгновенной»… Через какое-то количество часов произойдет непонятно что, он станет неизвестно кем, если будет жив, – сюда вернется только затем, чтобы забрать чужие два миллиона и попытаться уцелеть. Где-то, как-то. Собственно, что значит попытаться… От него вообще ничего не зависит. Он сделал все, что мог: втянул в безумный бред вполне вроде бы вменяемых людей, которые могут загреметь вместе с ним под фанфары… Ради чего? То ли Дульсинея, то ли деньги… То ли деньги за Дульсинею… За ее смерть. Коля остро ощутил запах теплой кожи Марины, легкое прикосновение ее пушистых волос, блеск солнечных зайчиков в ее чудесных глазах… Они вообще-то мало знакомы, а на чувственном и эмоциональном уровне она ему сейчас ближе всех. Точнее, только она и близка. Так получилось, потому что они на краю. Вот сейчас он соберется с духом, отодвинет ее – живую, ясную, ничего не понимающую – как можно дальше, на самый край шахматной доски. Там ее место шахматной королевы, деревянной фигурки, которую можно выбить из жизни одним щелчком.
Коля встал, не смог выпить кофе, хотел вылить в раковину, но передумал. Поставил чашку на стол. Если вернется – выпьет. Полежал в очень горячей воде, глядя на свое большое бестолковое тело. Нормальные люди моются, чтобы жить, работать и любить. И отжиматься в тренажерном зале, и копить деньги, и строить дом, растить сына, сажать дерево… Коля не обнаружил в себе ни симпатии, ни зависти к нормальным людям, да это и не важно – ни ему, ни им…
Он в халате вошел в кабинет, взял телефон, набрал номер Константина.
– Сегодня вечером, – сказал он коротко. – Завтра позвоню с другого телефона. Аванс сейчас. Я буду дома еще полтора часа. Когда опознаете – деньги жду в течение часа. Если их не будет, иду с повинной. Сейчас в тюрьме хорошо кормят. Тебе тоже понравится, Костик. Пока.
Он начал открывать телефон, чтобы достать симку, потом вспомнил, закрыл опять, сделал еще один звонок.
– Привет, Егор. Я уеду на какое-то время. Позвоню с другого телефона. Так надо.
– Привет, – выдохнул мальчик. – От ментов прячешься? Из-за того, что тетю тогда забрал? Прикольно. Я Грэя опять поведу, чтоб он им там нассал.
– Не вздумай. Не светись. Веди себя нормально. Как будто ты ни при чем.
– Да! – зашелся в восторге пацан. – Я скажу, что тебя не знаю!
– Думаю, тебя не спросят. Пока.
Коля вынул сим-карту, аккуратно порезал ножницами на меленькие кусочки, спустил их в унитаз. Телефон разобрал, разломал, положил обломки в пакет с мусором. Минут сорок сидел за ноутбуком, уничтожая память. Посмотрел без сожаления на ставший пустым глаз монитора и сказал: «Дубина». Посмотрел на три новых телефона, номера которых еще даже не пытался запомнить. Неизвестно, сколько раз придется ими воспользоваться и придется ли вообще. «Обезличенный контракт с оператором» – такой изыск доступен только Николаеву, который оказался не только страшным и ужасным держателем компромата. Бывший командир, которого Коля всегда считал неглупым «сапогом», считает себя большим постановщиком помпезных шоу. «Будет смешно, – подумал Коля, – если он окажется режиссером погорелого театра. Мы все перед смертью нахохочемся». В это время один из «обезличенных» телефонов зазвонил.
– Ты готов? – спросил Николаев.
– Конечно.
– Встречаешь ее в переулке у дома. Идете к метро. Метрах в ста у газетного киоска ловишь такси. Садитесь вдвоем на заднее сиденье. Когда выедете на Лени