– Да…
– Может, расскажете сами, как у вас оказались эти документы, причем в день убийства или на следующий день?
– Звучит ужасно… На самом деле это в какой-то момент показалось мне удачной идеей. Мы дружим с Ульяной. Когда-то я за ней ухаживал, как многие, но, когда женщина говорит: «Давай останемся друзьями», нужно, я считаю, хвататься за этот шанс. И оправдывать статус друга. Ульяна попала в сложную ситуацию. Вам известно о том, что ее преследовал один человек?
– Да. Мы знаем кто.
– Он уничтожал ее возлюбленного, Димитриса Костаки, – здесь была не его территория. Тому пришлось уехать, на него покушались несколько раз. Ульяна не могла выехать, у Вадима, видимо, были информаторы в аэропортах, на вокзалах… Документы – это моя идея. Я подумал, что в какой-то морг могут привезти мертвую девушку, ну, подходящей внешности, возраста. Я вообще-то хотел договориться о подмене паспорта. Будто бы нашли мертвую Ульяну Леонтьеву, и все закончилось бы. Ульяна не вернулась бы сюда никогда. Этот сумасшедший ничего бы не понял. Но, когда такую девушку нашли, Мария, мать Ульяны, категорически потребовала, чтобы ее не выдавали за ее дочь. Я объяснял, какими последствиями это грозит, но она была непреклонна. Ее можно, конечно, понять: она мать… Вот это и было ошибкой, поэтому вы вышли на Ульяну и на меня, завели дело, о котором стало известно Вадиму.
– То есть вы уверены, что у вас были его люди?
– А чьи еще?.. Но я по-прежнему отказываюсь писать заявление. Теперь – тем более отказываюсь. С ним шутки плохи.
– Но у вас появились другие проблемы. Это убийство. Какое вы имеете к нему отношение, как узнали, что такая девушка есть, что она убита?
– Никакого. Я не знал ее. Я просто поговорил со своим водителем, он же охранник, нельзя ли купить документы мертвой – не обязательно убитой – девушки, похожей на Ульяну. Он сказал, что у него есть друзья, которые могут это сделать, назвал цену. Именно за документы, не за убийство! Ну, и все вот так получилось…
– Как зовут водителя?
– Иван Ступник.
– Где его найти?
– Пишите адрес, телефон. Кража паспорта покойника – не такое страшное преступление…
Глава 24
Слава с утра никак не мог сосредоточиться. Как всегда, с делами Кольцова не знаешь, за что хвататься в первую очередь. В то время, как, по его строгой теории, за дела хвататься вообще не следует. Они должны созревать и падать на стол, как груши. Ну, и по ходу – армии в его распоряжении нет, чтобы бросать войска туда-сюда. Ребята и так в мыле. Наконец он собрался с мыслями, включил запись разговора с Григорием Сидоровым, и сразу же раздался звонок дежурного:
– Вячеслав Михайлович, тут к вам женщина просится. Важное дело, говорит. Мария Леонтьева.
– Пропустите.
Мария вошла в его кабинет, не ответила на приветствие, отказалась сесть, встала перед столом, глядя на него огромными глазами, в темной радужке которых, казалось, расплавились зрачки.
– Вы рассказали Вадиму об Ульяне???
– Вы так ставите вопрос, я даже не знаю, как на это реагировать. Вадим Осоцкий – один из главных свидетелей по делу об убийстве Виктории Князевой. Он же – кандидат в подозреваемые, поскольку угрожал ей расправой. Мы общались с ним и его отцом в рамках права: то есть сообщили им, какая информация у нас в разработке. Ульяна Леонтьева находится в Швейцарии по документам покойной Князевой, и это уже не тайна. Более того, мы должны проверить причастность Осоцких и к этой афере. Что-нибудь случилось?
– Случилось! Мне в назначенное время не позвонил человек, который связывал меня с дочерью. Его телефон не отвечал. Я поехала в его дом, мне там сказали, что он в больнице, на него напали в квартире, избили!
– Это так. Григорий Сидоров, который был на связи с Ульяной и с вами, сейчас в больнице. Показал, что подмена паспорта – его идея.
– Что с ним сделали и что он им сказал?
– Его избили. Но он им ничего не сказал, так записано с его слов. Можете послушать эту запись.
– Включите. – Мария слушала, и глаза ее становились все больше и трагичнее, так казалось Славе. – Они взяли телефон и ноутбук. Это значит, они знают, где Ульяна! Вы убили мою дочь!
– Что вы говорите? Прекратите истерику! Сами заварили такую кашу, а теперь… Я… Я даже попросил коллег, которые находятся в Швейцарии по другому делу…
Раздался звонок, Слава, выключая диктофон, нажал громкую связь.
– Слава, это Клементьев. Срочная информация. Сейчас неизвестные обстреляли шале, за которым ты просил присмотреть. Оттуда мне еще не отзвонились. Все, до связи.
Мария пошатнулась, но удержалась на ногах, схватившись за спинку стула.
– Мария, вам плохо? Присядьте, я вызову врача. Ничего пока не известно. Там находятся наши люди…
Мария дико взглянула на него и бросилась вон. Она подбежала к своей машине и не смогла ее открыть: так тряслись руки. Тогда она бросилась на проезжую часть и остановила такси.
Василий в этот день остался работать дома. У него кругом шла голова из-за сумасшедшей карусели событий, из-за вышедших из-под контроля близких людей, из-за собственных мыслей, которые тоже как будто уже не зависели от него: ни от его воли, ни от желаний… Марию всегда пропускали к нему без предупреждения. Он не удивился, увидев ее на пороге своего кабинета. Он даже по привычке обрадовался, но… на ее лице была написана какая-то страшная весть. Он отдал бы оставшуюся жизнь за то, чтобы ее не слышать.
– Они расстреляли мою дочь и ее мужа в Швейцарии, псы твоего ублюдка! Будь ты проклят! Будь проклято твое семя! Проклята я, допустившая убийцу к своим детям! Я знаю, тебе смерть чужих детей нипочем. Ты не боишься сгореть в аду. Так бойся встретиться там со мной! Бойся смерти!
Она выбежала, а он остался в полном оцепенении. Он чувствовал такой холод в жилах, как будто вся его кровь заледенела от ее слов. Он не знал, сколько прошло времени, прежде чем смог двигаться. Дошел до двери и запер ее на замок. Затем отключил все телефоны. Подошел к столу, где в серебряных рамках стояли фотографии. Взял фото Марии, Ульяны, Вадима. Перенес их на письменный стол, поставил перед собой, сел. Включил диктофон.
– Мария, – сказал он, – я никогда не мог с тобой нормально поговорить. Причина не в том, что ты слишком хороша для меня. И даже не в том, что я знал, что Петров убьет твоего мужа, и не захотел ему помешать. Это было в интересах дела. И в моих интересах, потому что я хотел тебя с той минуты, как увидел. Потом понял, что полюбил… А говорить не мог с тобой, потому что после короткого блаженства твоя неприязнь опускалась на меня, как могильная плита. Так получилось: я не знал любви до тебя, я не знал беды до тебя… Ты пообещала навестить меня в аду – это моя единственная надежда теперь. Теперь, когда произошло то, что поправить нельзя… Ульяна, девочка, я любил тебя как отец. Больше, чем отец. Как дочку и мечту. Я хотел все сделать для твоего счастья. А родил твоего убийцу… Прощай и ты, сынок. Я тебе точно уже ни в чем не помощник. Прости.
Выстрела никто не услышал. У Василия Осоцкого была твердая рука. Он попал себе точно в сердце.
Мария вышла за ограду, побрела в сторону проезжей части. Она почти ничего не видела и долго не могла понять, что за звук преследует ее. Потом остановилась, достала телефон
– Мария! – прокричал Слава Земцов. – Ну, наконец-то. Я уже испугался. Все в порядке. То есть не совсем… Но Ульяна жива, Костаки ранен. Их действительно обстреляли на пляже, он накрыл ее своим телом, наши люди схватили стрелков. У Костаки ранения поверхностные… Стрелков взяли, за Вадимом Осоцким поехали… Вы меня слышите?
– Да. Я просто плачу. Позвоните, пожалуйста, Василию. Я что-то не то ему сказала. А мне нужно домой: вдруг Ульяна позвонит… или приедет. Я ничего не соображаю.
Глава 25
Земцов и Масленников сидели и ждали Сергея, который позвонил обоим, попросил собраться: у него, мол, как всегда, сюрприз.
– Вы знаете, Александр Васильевич, – наконец произнес Слава, – когда Кольцов обещает сюрприз, я мечтаю стать невидимкой.
– А я надеюсь, – серьезно сказал Масленников. – Слишком затянулось затишье… События должны посыпаться как горный обвал.
– Чего-чего затянулось, я не понял? Что вы считаете затишьем? Или я от этого затишья уже оглох маленько?
– Ты просто издергался из-за последней драмы. Я и сам потрясен. Осоцкий… Его посмертное обращение… Любовь, оказывается, может свалить даже такую «теневую» фигуру, до которой нам бы никогда не добраться. А затишья в этом бурном деле в буквальном смысле, разумеется, не было. Я имею в виду тот неизбежный тупиковый период следствия, когда путей вроде много, но все ведут не туда…
– То есть вы не уверены, что Вадим Осоцкий убил Князеву?
– Да он все мог. Человек совершенно безумный. Мне непонятно, как без его ведома документы Князевой могли оказаться у Леонтьевой. Хотя я и тут допускаю некую вероятность. Кто-то мог просто за ним проследить, забрать документы с трупа и продать Сидорову. Полагаю, Сережа нашел этого Ивана Ступника. А вот и он. Мы тебя заждались. Подсели на твои сюрпризы. Что скажешь?
– Да все и скажу. С повинной явился, Слава. Пиши протокол. Я кражу совершил. Час пятнадцать минут назад в офисе Григория Сидорова.
– Ну, что я говорил, – вздохнул Слава. – Мы тут сидим, мучаемся, а он пришел остроумие свое демонстрировать. Все остальное ему по фигу.
– Сережа, ты что-то хорошее спер? – улыбнулся Масленников.
– Ну, как обычно. Как налетчики у Сидорова. Мобильник его охранника Ивана Ступника.
– Айфон пять? – уточнил Масленников.
– Да нет, это вообще отстой, мало ему, что ли, платит Сидоров. Тут в чем разница…
– Кончай, а? – не выдержал Слава. – Что он сказал?
– Начну сначала. Прихожу, сидит такой быковатый мужик, не сильно приветливый. Я ему объясняю: мол, пришел вас потревожить как помощник всемирно известного следователя Земцова, который имеет ограбленный труп. Следы ограбления привели к вашему хозяину Григорию Сидорову. Он показал, что паспорт убитой женщины купил у вас. Ступнику это не сильно понравилось. «Вот сука», – говорит. Это он хозяина имел в виду. Но мне все равно показалось, что это невежливо