На улице осень вовсю обживалась, стелила пухлыми перинами облака, сеяла дождь, припасала морозцы. В стихийных трущобах за городским рынком кисли под изморосью соломенные крыши. Еще до рассвета черный полк окружил квартал и облава началась.
Первых детей вытаскивали из куч тряпья, из ящиков, кто-то спал совсем на голой земле. Шум и крики, визг, рычание погнали остальных на крыши и в щели между домами, темные переулки и тупики. Но взрослые были сильнее и опытнее. Одного за другим ловили щенят, котят и даже двух худых облезлых медвежат, черных с белыми острыми мордочками. Были и ребятишки, в смысле люди, не оборотни. Кто-то ожесточенно царапался и кусался, кто-то плакал. Маленькая девочка надсадно кашляла, мальчишка чуть постарше загородил ее, потом в отчаянии обернулся крупным коричневым щенком, зарычал, пошел на обидчиков. Торд схватил его за тощий загривок, поднял, заставляя глядеть в глаза, рыкнул. Щенок одновременно заскулил и оскалился, засовывая свой страх глубже в глотку.
– Укуси еще меня, храбрец, – прохрипел оборотень, засовывая мальца под мышку и подбирая с пола девочку.
Детей сносили к рыночным воротам и сдавали Росинте и другим фаргам. Те принимали маленькие трясущиеся и вырывающиеся тельца, гладили, сколько могли успокаивали, совали в руки (или в зубы, уж что у кого есть) что-нибудь вкусное и сажали в одну из карет с наглухо закрытыми окнами и прочным запором. Пленники, быстренько сжевав взятку (не пропадать же добру) немедленно принимались стучать и царапать, кто вякая, кто завывая.
Арден командовал четко и резко, был как будто везде и все видел. Квартал прочесали уже дважды, но он пошел сам, сначала на четырех ногах, потом на двух. Заглядывал в углы и щели, принюхивался, легко вскочил на крышу заброшенной хибары и вытащил из-за трубы упирающегося всеми лапами тигренка, большого и нескладного, явно подростка.
– Торд, прими, – командир опустил парнишку вниз. Тот напоследок извернулся и клацнул зубами, метя в руку. Арден оказался проворнее на долю секунды, отдернул ладонь.
– Все на месте, выдвигаемся, – коротко скомандовал Фаррел.
– Командир, – перекрикивая шум от запертых в каретах арестантов, обратилась лейтенант. – Их там слишком много, они боятся. Перебьются все. Мы с самыми маленькими поедем, а постарше пусть гвардейцы на руках несут.
– Хорошо, – кивнул Арден. – Разбирайте по одному.
Навстречу странной воинской шеренге и веренице экипажей потянулись повозки торговцев, оглядывались редкие прохожие. У старинного приземистого особняка на окраине, почти у самых городских ворот, процессия остановилась.
– Командир, а может, мы останемся? Поможем... – сгружая медвежонка, прогудел Гест. – Вон их сколько ... разбегается. Разве фарги одни справятся.
– Росинта, командуй, – снимая мундир и закатывая рукава белоснежной сорочки, повернулся к жене Арден.
– Моем, кормим и уговариваем, – распорядилась Рыся. – Воду несите.
– А может, сначала поговорить, объяснить? – робко спросила Талита, пытаясь стащить лохмотья с извивающегося ужом ребенка.
– Как же, оборотням быстро объяснишь, – раздевая все еще кашляющую слабенькую малышку, проворчала Росинта.
Гремя сапогами по камню пола, гвардейцы носили воду туда-обратно, принимали у румяных фарг, тоже мокрых и распаренных, отмытых мазуриков, помогали надеть новенькие с иголочки рубашки и штаны, кому по росту, кому навырост.
Угрюмый парнишка лет двенадцати стоял у стены, глядя исподлобья.
– Что же ты? Идем, – позвала Рыся.
– Не пойду. Что я, маленький? – буркнул пацан.
– Сам вымоешься, – отодвигая ширму, кивнула на лохань фарга.
За длинными столами под взглядами взрослых орудовали ложками бывшие бродяги.
Усталая Росинта вернулась домой затемно.
– Госпожа, ну что там? Как? – встревоженная Жужелка встретила хозяйку на пороге.
– Семнадцать оборотней, одиннадцать фарг, шесть мальчишек и две девочки. Самой младшей четыре, старшему двенадцать. Лечить надо, откармливать, – раздеваясь, рассказывала Рыся.
– А не сбегут, в первую же ночь? – в Жужелке откуда не возьмись, вылезла подозрительность.
– Не сбегут,– зевнула Росинта. – Арден караулы расставил и сам пока остался.
– Ай! – взвизгнула горничная. – Госпожа, у вас блохи! Сидят!
– Хорошо, не клещи, – философски подытожила Рыся, залезая в воду.
Глава десятая, о казенном доме.
С середины лета Росинта торопилась, мягко подталкивая Ее Высочество Камилл все дальше и дальше в благотворительность. Аукцион, ставший отличным развлечением для богатых, дал средства для покупки дома, одежды и запасов на первое время. Дом требовал несложного ремонта, но Рыся денег на мастеров пожалела. На вечернем построении она коротко и просто попросила помочь. К этому времени оборотни стали понимать и принимать эту пару. Чужаки привезли в Гаракен странную и чудную картинку мира. Поэтому гвардейцы сочли естественным делом в свободное время чинить полы и стены, чистить камины и расставлять мебель. И даже драить полы и окна с тем же рвением, как в казарме. Закрытый мир этой расы бродил слухами и разговорами, и Росинта совершенно не удивилась, когда однажды увидела, что у ворот казармы ее ждут фарги. Они пришли наниматься в приют. Кто-то искал крова и пищи, кто-то замену одиночеству. Дом больше не пустовал.
– ... я сам видел, как их тащили! Оборотни в черном! И запихивали в черные кареты! – говорил ломкий мальчишеский голос.
– На живодерню?! Ты все врешь! Ну, скажи, скажи что врешь! – спрашивал другой детский голос, девчоночий. В голосе дрожали слезы. – Тем более оборотни!
– Облава! Бегите, бегите! – донесшийся издалека крик придушенно оборвался.
Мальчишка и девчонка перекинулись, и в темноту нырнули два волчонка. Ночь, притворявшаяся доброй тетушкой, обманула, не спрятала. Чужие руки сжали как капканы, и волчий вой проклял предавшую тьму.
В любом городе, как в доме, есть парадные комнаты, куда приглашают гостей – площади и светлые улицы с богатыми домами. Есть хозяйские комнаты – тихие спальные кварталы, мануфактуры, где гостям делать нечего. Есть парадный вход – городские ворота и нарядный чистый причал. Есть кухня и кладовка – рыночная площадь, черная лестница – грузовые причалы и склады. А есть места, которых хозяева сами стыдятся.
Как заднем дворе неряшливо брошены старые вещи, пахнет не убранными вовремя отходами, так копятся вокруг рынка заброшенные наспех сколоченные сараюшки, в которых когда-то что-то хранилось. На задворках порта за богатыми каменными складами, крытыми черепицей, давно брошены деревянные амбары, старые лодки. Бывшие цеха и ветхие лачуги в мастеровых кварталах. Там тоже живут. Бродяги и воры, несчастные, лишившиеся крова. И дети.
Дети живут там, где проще найти еду и легче спрятаться. От всех. Благополучных горожан и отребья. Первая облава прошла в рыночных трущобах. Следующая через сутки накрыла порт. Огромная территория, множество нор и лазеек. Поэтому вместе с гвардейцами Ардена в оцепление встало все черное войско.
Новую добычу опять до ночи отмывали, кормили и утешали. Вчерашняя с превосходством старожилов показывала дом, носила из кухни утварь и еду. Под нее взрослые опять рассказывали, что в приюте будут кормить и лечить, что зиму лучше ждать в тепле. Дети осторожно слушали, наедались впрок, подозрительно смотрели на прочные решетки на окнах. И на решетки на каминах, где их установили по личному указанию лейтенанта Фаррел. И на караул у дверей.
Рассудив, что утро вечера мудренее и даже на живодерню лучше идти, выспавшись в тепле на сытый живот, дети потихоньку расползлись спать.
После развода Торд подошел к Ардену.
– Господин капитан! Просьба у меня. Парнишку мы вчера взяли, Завиром звать.
– Твоего клана?
– Нет, не нашего. Только все равно... Ему тринадцать уже, он здесь всех старше. Чего ему тут делать? Все одно сбежит, не удержишь. Похлопочите его в полк определить. Пусть с нами растет, толку больше будет.
– А он согласен?
– Я прямо-то не спрашивал, но он весь день около нас трется, и глаза, командир, такие...
– Сходи за ним, поговорю.
Мальчишка ушел от Ардена и Торда, поминутно оглядываясь, хоть и согласился вроде, что спать все равно где, а завтра утром со сменой караула и его заберут в казарму.
На новом месте все спят по-разному. В этом конкретном доме все спали как убитые. Сытость и безопасность сморили, даже оборотни вопреки инстинктам не прислушивались во сне. Может, потому, что караул на дверях восприняли как защиту, а не как стражу. Даже Завира, боявшегося проспать, сморило.
Фарги сидели в отмытой заново кухне, ужинали, тянули горячий морс и негромко советовались. Стукнула дверь, впуская Ардена. Сел, благодарно кивнул, принимая тарелку густого варева и кружку.
– Облав пока больше не будет, но патрули – ежедневно. Квартальная стража предупреждена, задержанных будут сами доставлять. Я велел всех. Не сортировать же!
– Я завтра иду с докладом к Ее Высочеству и герцогу Оришу. Отчитаюсь по средствам, попрошу утвердить смету на полгода. Думаю пригласить их сюда. Так ... нагляднее. И еще. Нам нужен управляющий, или управляющая.
– Росинта, ты права, конечно, но сегодня уже заполночь. Забирай ее, Арден, да и мы укладываться будем, – поднимаясь и собирая посуду, отозвалась Пранвера.
До Посольского квартала было далековато, ночь поздней, и Фаррелы, не сговариваясь, понеслись по городу быстрыми размытыми тенями. Обернулись у ворот, разбудили привратника и дошли до флигеля.
– Пошли отмываться, милый. Да, одежду надо за дверью оставить. Жужелка вчера на мне блох углядела, и все рассказывала о клещах, и что у ее кошки лишай был. Я уж начала бояться, что она нас дустом...
Арден расхохотался и потянул с плеч куртку.
Глава одиннадцатая, интригующая.
– Росинка, вставай, родная! Утро, – целуя жену в теплые плечи, звал Арден. Давно уже звал. Рысена, не просыпаясь, уползала глубже в одеяла и подушки. – Росинка, поднимайся... – губы заскользили вниз по позвоночнику.