Всего в Индии на госпредприятия в ведении центрального правительства приходится примерно 18 % ВВП. В технологически передовых отраслях, которые выступают главными локомотивами роста и модернизации индийской экономики – прежде всего, это информатика, фармацевтика, общее машиностроение и «знаниеемкие» услуги – ведущая роль принадлежит частному бизнесу. Индийский экономический рывок, начавшийся в 1990-е годы и набравший силу в начале нынешнего века, был неразрывно связан с разгосударствлением экономики и созданием благоприятной бизнес-среды для частных предпринимателей.
Далее, с активной ролью государства ассоциируется успех новых экономических держав Восточной Азии. Но насколько они в действительности «использовали» госкапитализм?
Четыре «азиатских тигра» – Южная Корея, Тайвань, Гонконг и Сингапур – к концу 1980-х и началу 1990-х годов вошли в число развитых экономик. При этом в Южной Корее, как ранее в Японии, государство активно управляло процессом развития, используя методы отраслевой политики. Но на уровне предприятий ключевую роль с самого начала экономического рывка играл частный бизнес. Немногочисленные государственные компании создавались главным образом в кредитно-финансовой сфере и отраслях инфраструктуры, чтобы поддерживать рост частного бизнеса.
Можно сказать резче: Китай добился успеха не благодаря многочисленным госпредприятиям, а потому, что, напротив, сумел ограничить их роль.
Гонконг всю дорогу придерживался либеральной экономической модели и обходился вообще без отраслевой политики – не в последнюю очередь потому, что с 1842 по 1997 год он находился под британским правлением и его экономическая система имеет заметный английский отпечаток. Тайвань создал ряд крупных компаний с государственным участием в ключевых отраслях, в том числе в партнерстве с зарубежными фирмами. По большей части это с самого начала были предприятия рыночного типа. На бюджетных дотациях они не сидели, под прямым контролем министерств не находились, в конкурентной борьбе участвовали наравне со всеми. Доля госпредприятий в ВВП никогда не была значительной: тайваньскую экономику вел вперед прежде всего частный бизнес, в том числе динамичные мелкие фирмы в технологичных отраслях.
Интересно, что не использовавшие госкапитализм Южная Корея и Гонконг и использовавший его в незначительной степени Тайвань по уровню ВВП на душу населения вышли на уровень развитых экономик к началу 1990-х годов. Если вести отсчет от начала быстрого роста, им потребовалось на это порядка 30 лет. А Китай со своим госкапитализмом вышел на тропу быстрого роста уже 40 лет назад, но до уровня развитой страны ему еще идти и идти.
Правда, справедливости ради следует заметить, что крупным развивающимся странам увеличивать ВВП на душу населения значительно труднее, чем государствам с меньшим количеством населения. Иными словами, вывести из бедности несколько десятков миллионов южнокорейцев легче, чем миллиард китайцев.
Тем не менее это сравнение подтверждает, что тезис о предпочтительности госкапитализма для НЭД как минимум не бесспорен.
О Сингапуре, одной из наиболее успешных экономик мира, мы уже говорили выше. Его экономическую систему можно назвать госкапитализмом, поскольку среди отечественных предприятий государственные компании (GLC) играют ведущую роль. По сравнению с домашними частными предприятиями сектор GLC экономически сильнее и масштабнее. При этом однако нельзя упускать из виду некоторые особенности сингапурской модели:
• удельный вес в экономике предприятий с иностранным капиталом значительно выше, чем GLC;
• государство стимулирует развитие частнопредпринимательского сектора и не стремится во что бы то ни стало удержать GLC «на командной высоте»;
• сингапурские GLC были с самого начала «рыночными» и не имели привилегий в сравнении с частными фирмами.
Теперь о госкапитализме в развивающихся странах Юго-Восточной Азии. Таиланд попадает в эту группу по критерию Куртанзича, но, по существу, это вряд ли правильно: подавляющее большинство госкомпаний страны приходится на отрасли инфраструктуры, коммунальных услуг, транспорта, связи и кредитно-финансовой сферы. В остальных отраслях едва ли не единственным государственным предприятием, входящим в когорту лидеров национальной экономики, выступает нефтяной и нефтехимический гигант PTT.
«Настоящий» госкапитализм, в котором госпредприятия доминируют по широкому кругу отраслей промышленности и услуг, с блеском провалился в Таиланде еще в 1950-е годы. А с приходом к власти в 1957 году режима фельдмаршала Сарита Танарата, всерьез взявшегося за рыночные реформы, он и вовсе приказал долго жить: начавшийся в 1960-е годы быстрый рост тайской экономики обеспечивался в первую очередь частным сектором, включая предприятия с иностранным капиталом.
На Филиппинах ряд ключевых государственных предприятий, созданных в 1965–1968 годах во время правления президента Фердинанда Маркоса – прежде всего Национальная Корпорация по торговле сахаром (NASUTRA) и Объединенные заводы по производству кокосового масла (UNICOM) – были расформированы после крушения диктатуры и смены режима в результате «народной революции» 1986 года. Быстрый рост в экономике страны начался позже, чем у соседей: в 1990-е и 2000-е годы. Главным его локомотивом, вне всякого сомнения, выступает частный бизнес.
Из успешных восточноазиатских развивающихся экономик широко «использовали» госкапитализм только Малайзия и в еще большей степени Индонезия. В Индонезии пришедший к власти в 1967 году военный режим президента Сухарто пытался совместить трудносовместимое. С одной стороны, он повернул страну от огосударствленной и зарегулированной экономики с явными признаками социалистической ориентации к строительству экономики рыночной и открытой. С другой, он стремился сформировать полный набор отраслей национальной промышленности с государственными компаниями в главной роли, широко используя бюджетное финансирование и ограничивая импорт.
Об эффективности и рентабельности госпредприятий правительство Сухарто особо не задумывалось и активно поддерживало их «нефтяными деньгами». Таким образом при активном участии госкомпаний стране удалось сформировать почти полный набор отраслей – от производства стали и алюминия до судо-, самолето- и станкостроения. Но связанный с этим индустриальный рост 1970-х годов довольно быстро захлебнулся, поскольку эффективность госсектора оказалась невысокой, международная конкурентоспособность – почти нулевой, а емкость внутреннего рынка – значительно меньшей, чем ожидалось.
В первой половине 1980-х, с уменьшением доходов от экспорта нефти из-за снижения мирового спроса, поддерживать массу государственных предприятий-«монстров» стало значительно труднее. Тогда правительство решилось на поворот к типично «восточноазиатской» модели роста, главная движущая сила которого – экспорт промышленных товаров, производимых преимущественно частными предприятиями, в том числе с участием иностранного капитала. Если бы оно этого не сделало, динамичному экономическому росту, очевидно, пришел бы конец.
К концу 1980-х годов экспортные доходы Индонезии существенно выросли. Проповедники активной роли государства снова заговорили в полный голос. В 1989 году в стране было создано Управление стратегических отраслей, в ведении которого оказались аэрокосмическая промышленность, морской и наземный транспорт, электроника и телекоммуникации, энергетика, военная промышленность, сельское хозяйство, строительство и другие отрасли. Ведущая роль в них закреплялась за госпредприятиями.
Азиатский кризис 1997–1998 годов ударил по Индонезии сильнее, чем по какой-либо другой стране. Далеко не в последнюю очередь это произошло из-за меньшей, чем у соседей, эффективности и жизнестойкости экономики, где было слишком много малоэффективных госпредприятий. После падения режима Сухарто в 1998 году политику в отношении госпредприятий пришлось серьезно пересмотреть. Новые власти провозгласили курс на сокращение числа государственных компаний. Для этого использовались ликвидация, слияние и приватизация. Наряду с этим государство занялось повышением эффективности госпредприятий, в частности ставя перед ними конкретные цели по росту прибыли.
При этом второму направлению придавалось большее значение, чем первому: сколько-нибудь значительного сокращения числа госпредприятий так и не состоялось.
Наиболее активно реформа госпредприятий проводилась с 2004 по 2014 год – во время правления президента Сусило Юдойоно. При нем состоялась и демократизация политической системы страны.
Администрация Юдойоно уделяла большое внимание росту частнопредпринимательского сектора, включая предприятия с иностранным капиталом. Она осуществила крупномасштабное дерегулирование, упростила административные процедуры, ввела значительные налоговые льготы для фирм, инвестирующих в ключевые отрасли экономики, и, наконец, усилила борьбу с коррупцией.
Вставшая у руля в 2014 году администрация Джоко Видодо расставила акценты иначе. Правительство объявило о том, что государственным компаниям принадлежит ключевая роль в процессе национального развития. Власти начали создавать крупные финансовые холдинги по образцу и подобию сингапурского «Темасека». Вступивший в должность в 2024 году новый президент Прабово Субианто обещал продолжить экономическую политику своего предшественника.
До сих пор остается много вопросов относительно того, насколько индонезийские госпредприятия эффективны, как они управляются и в какой мере подвержены давлению здоровой конкуренции. Можно сказать, что в Индонезии продолжается борьба за создание экономически эффективного, «рыночного» по своей сути, госсектора.
Экономика Малайзии остается одной из наиболее огосударствленных в Азии и мире в целом. Как и в Сингапуре, для обозначения контролируемых государством компаний здесь используют термин GLC. Правда, по уровню эффективности до сингапурских собратьев им довольно далеко. А термин GLIC или government-linked investment companies