История показывает, что только те незападные страны, которые делают это достаточно смело и масштабно, достигают экономического успеха. Это фундамент, а уже на нем можно строить самые разнообразные национально-специфические институты: такие, как южнокорейские межфирменные группы чеболи, исламские банки, системы микрокредитования, «рыночные» госпредприятия и т. д и т. п.
Китай, вне всякого сомнения, относится к числу стран, заимствовавших именно эту несущую конструкцию. Если по политическим причинам он задвинет ее на второй план, это неизбежно приведет к существенному замедлению роста и серьезным экономическим трудностям.
Ту же логику можно применить к заимствованиям из западных политических систем. Их краеугольный камень – парламентская демократия со свободной конкуренцией разных политических сил, которая обеспечивает реальную возможность смены власти по результатам выборов.
На этом фундаменте в «плюралистическом гибридном обществе», о котором пишет Мартин Жак, могут выстраиваться самые разные вариации, касающиеся, например, роли и полномочий конкретных органов власти, правил парламентских или президентских выборов и других особенностей государственного устройства.
Принципиально важно то, что рано или поздно перед динамично растущими недемократическими государствами встает необходимость держать экзамен на демократизацию. Те, кто его проваливает, сталкиваются с высокими рисками внутриполитической дестабилизации.
Сегодня для Китая этот риск существует только в эмбриональных формах. Но в будущем – когда именно это произойдет, сейчас предсказать невозможно – ему, очевидно, придется столкнуться с ним «по полной программе».
Таким образом, тезис Мартина Жака о «плюралистическом и гибридном будущем» верен, но необходимо добавить, что для правящих кругов недемократических или не совсем демократических НЭД / развивающихся стран рано или поздно наступает момент истины, когда приходится делать выбор: встать на путь реальной демократизации или консервировать диктатуру, создавая огромные экономические и социально-политические риски.
Те, кто делает выбор в пользу демократизации, неизбежно заимствуют у западных политических систем их краеугольный камень.
Еще одно важное высказывание Мартина Жака, о котором стоит поговорить:
«Наибольшая опасность связана не с возвышением Китая, а с тем, как на его возвышение и вытекающую из него утерю собственного первенства будут реагировать Соединенные Штаты. Всплеск антилиберализма в Америке вовсе не случаен. Он совпадает по времени с осознанием того, что Америка движется по нисходящей, и отчаянным стремлением предотвратить это. Необходимо помнить, что западная демократия переживала лучшие дни тогда, когда была в зените западная гегемония. Но может ли западная демократия вынести ослабление глобального западного доминирования? Если Запад сможет сохранить и обновить свои лучшие ценности в мире, где его роль существенно уменьшилась и где теперь преобладает Китай, такой мир будет для него лучше» («лучше» в смысле «более приемлемым»)[159].
Здесь автор выделяет мысль о том, что утрата Западом гегемонии и его движение по нисходящей – это одно и то же (с этим согласиться я никак не могу – как мы уже говорили выше). Особое внимание обращают на себя два тезиса Жака.
Первый – об усиливающемся в Америке антилиберализме. При этом не вполне понятно, что именно имеется ввиду: авторитарный стиль президенства Трампа и низкий уровень транспарентности его администрации либо что-то гораздо более фундаментальное, подтачивающее самые устои демократического общества; например, прослушивание телефонных разговоров граждан службами безопасности, которое взбудоражило Америку в годы правления Барака Обамы, или участившиеся случаи того, что многие воспринимают как полицейский произвол с расистскими мотивами.
Второй тезис – о «лучших временах» западной демократии, оставшихся в прошлом, когда Запад был мировым гегемоном. При этом не уточняется, о каком именно историческом периоде идет речь. Но, очевидно, мысль Жака заключается в том, что с утерей единоличного лидерства Запада его демократическая система меняется, утрачивая свои лучшие стороны – и это дает все больший простор авторитаризму и произволу власти, ограничивает демократические свободы или выхолащивает их суть. Соответственно, принципиальный вопрос состоит в том, смогут ли США и Запад в этих условиях сберечь свои лучшие ценности. Развивая мысль Жака, отметим, что, если не смогут, глобальная значимость созданного Западом краеугольного камня своей политической системы существенно снизится.
Так или иначе, многократное повторение тезиса о слабеющем Западе в концептуальном отношении, на мой взгляд, контрпродуктивно. В отличие от поиска ответа на вопрос о том, каким может и должен быть адекватный ответ Запада на изменение расклада сил с превращением Китая в ведущего глобального игрока.
Читая Жака и других маститых западных авторов, постоянно ощущаешь, что для Запада доминирование остается исходной системой координат. С ней связан определенный образ мышления и действия, который сегодня порождает риски глобальной политической дестабилизации. Проблема в том, что Запад, прежде всего США, утратив позицию единственной доминирующей в мире силы, зачастую продолжает действовать так, будто он все еще ею является, совершая при этом действия, дестабилизирующие обстановку в мире. При том что прежней экономической основы для такого поведения больше нет.
Глава 3Восхождение новых крупных держав не означает заката Запада
Цитаты показывают, что говорят крупные западные эксперты о «возвышении Китая / развивающихся стран и закате США/Запада». Наша концепция изменения баланса сил в современном мире выглядит иначе.
Во-первых, как мы уже отметили, возвышение Китая и других КНЭД само по себе не означает заката Запада. Даже несмотря на снижение удельного веса развитых стран в мировой экономике. Это не игра с нулевой суммой.
Восхождение крупных новых экономических держав бесспорно означает заметное повышение их удельного веса в мировой экономике, вхождение в круг мировых экономических лидеров и существенное усиление международного влияния. В то же время снижение удельного веса развитых государств не тождественно их закату или движению по нисходящей.
Находясь на более высокой ступени социально-экономического развития, они, естественно, растут медленнее КНЭД. Так и должно быть, если в КНЭД наконец сложилась благоприятная среда для экономического развития. А раз так, естественно и снижение удельного веса прежних лидеров в мировом ВВП, промышленном производстве, экспорте и т. д.
При этом, если развитая страна удерживает «нормальный» темп ежегодного роста – порядка 2–3 %, говорить о ее экономическом и, как следствие, политическом закате нет никаких оснований.
О закате или движении по нисходящей можно говорить только в том случае, если снижение удельного веса в мировой экономике происходит в условиях, когда слабеют и утрачивают способность эффективно отвечать на вызовы времени ее экономические, политические и прочие общественные институты. Что касается экономики, лакмусовой бумажкой служит как раз темп ее роста. Так, если он долго не превышает ноль и несколько десятых процента, ситуация действительно начинает «попахивать» закатом. В этой связи сегодня есть о чем задуматься Японии, Италии, Франции и некоторым другим странам. При этом важно помнить, что такие ситуации складываются в первую очередь в силу внутренних причин, а не из-за восхождения КНЭД. Более того, восходящий Китай, наоборот, в значительной мере тянет рост тихоходных развитых стран вверх, создавая для них рынки и инвестируя в их экономику.
Есть и еще одна важная деталь. Сужение мировых экономических позиций страны, связанное со снижением доли в мировом ВВП, может в какой-то мере компенсироваться сильными позициями в отдельных ключевых секторах, продукция которых критически важна для экономик других государств. Например, для Японии это позиции в производстве промышленных роботов, для Италии – в области моды и дизайна, для Норвегии – в нефтяной промышленности. Такие позиции завоевывают благодаря либо технологическому лидерству, либо международному признанию национальных брендов, либо значительным сырьевым ресурсам. Иными словами, за ними должны стоять устойчивые конкурентные преимущества.
Принадлежность к группе лидеров в таких секторах можно назвать отраслевыми козырями. Чем больше таких козырей имеет страна, тем сильнее ее позиция в мировой экономике. Сегодня у развитых стран отраслевых козырей по-прежнему больше, чем у НЭД.
Соответственно, позиции каждой НЭД в мировой экономике зависят не только от темпа ее экономического роста и динамики доли в мировом ВВП, промышленном производстве, торговле и других областях, но и от способности увеличивать число своих отраслевых козырей.
Наш ключевой тезис состоит в том, что в 1990-е и 2010-е годы произошел переход от монополярной мировой экономики, где доминировали крупные развитые страны с тремя центрами (США, ЕС и Япония) во главе, к новой мировой экономике, где значимыми игроками стали новые крупные экономические державы во главе с Китаем. В результате голос КНЭД с их особыми, во многом отличными от Запада интересами, звучал все громче – даже при том, что интересы самих КНЭД нередко расходились, если не сталкивались.
С нашей точки зрения, сегодня утверждать, что это привело к закату или движению по нисходящей Запада во главе с США, как и строить на этой посылке политические расчеты на будущее – ошибка. Вместе с тем единоличное западное доминирование в мировой экономике и политике осталось в прошлом. Свое лидерство и влияние Западу приходится все больше делить с другими – именно это, а не дихотомию «восход – закат», можно назвать главным вектором произошедших перемен.