Совсем новая экономика. Как умирает глобализация и что приходит ей на смену — страница 51 из 81

Рейтинги уровней внешнеполитического влияния на 2021 год публикует одно из ведущих мировых изданий для деловых людей – СEOWORLD Magazine. Они основаны на результатах опроса, в котором приняли участие 280 600 политиков, бизнес-лидеров и экспертов. Опрашиваемые должны были выставить оценки разным странам по 11 параметрам: военная мощь, сильные межгосударственные союзы, уважение к руководству страны, международная торговля и путешествия, экономическая мощь, культура, дипломатическое влияние, глобальная диаспора, медийное влияние, готовность помочь другим странам в беде, уровень «соединенности», или «коннективности», с остальным миром. По каждому параметру они выставляли баллы от 1 (крайне низкий уровень) до 100 (максимальный). Первая пятерка на 2021 год выглядела следующим образом: США (98,53 балла), Китай (98,39), Россия (98,28), Германия (95,71), Франция (95,26).

Наконец, для оценки международного имиджа государств используем перечень «лучших» стран, то есть стран, которые, по мнению жителей планеты, наиболее привлекательны. Его общими силами составили одна из ведущих американских медиа-корпораций US News&World Report, компания по разработке стратегий для брендов Y&R, консультативная фирма BAV Consulting и бизнес-школа Wharton School при Университете Пенсильвании. Оценка проводилась по 76 параметрам, разбитым на 10 групп:

гибкость (или то, насколько страна адаптивна, динамична, модернизирована, прогрессивна);

предпринимательство (интенсивность связей с внешним миром, широта круга конкурентоспособных отраслей, где работают сильные предприниматели, способные к инновациям, обеспеченность квалифицированными кадрами, доступ к капиталу, инфраструктура);

качество жизни (еда, жилье, образование, здравоохранение, обеспеченность людей работой, политическая стабильность, личные свободы, личная безопасность, окружающая среда);

характерные, или особые черты (movers или в дословном переводе – «двигатели»);

социальные цели (внимание к правам человека, в том числе равенству полов и рас, праву собственности, социальной справедливости, окружающей среде и множеству других сторон жизни общества, вплоть до прав животных);

культурное влияние (способность страны задавать мировые тренды в том, что касается моды, музыки, кино, телевидения, развлечений, кухни и в целом образа жизни);

открытость для бизнеса (то есть то, насколько легко и с какими затратами государство позволяет предпринимателям вести бизнес);

сила (экономическое и политическое влияние, участие в международных союзах, военная мощь);

• «приключение» (насколько страна дружелюбна и привлекательна для туристов, насколько широк предлагаемый ею выбор развлечений, насколько комфортен ее климат и красивы пейзажи, наконец, ее «сексуальность» – то есть насколько она вызывает положительные эмоции, будоражит душу и воображение);

наследие (доступ к объектам культуры, богатство истории, гастрономия, культурные и исторические достопримечательности).

В опросе 2023 года приняли участие 17 195 человек в Северной и Южной Америке, Европе, Азии, на Ближнем Востоке и в Африке, которые представляли, во-первых, «информированные элиты», во-вторых, бизнес-лидеров и, в-третьих, рядовых граждан. В результате первое место списка наиболее привлекательных в мире стран заняла Швейцария, а за ней следовали Канада, Швеция, Австралия и США. Следующую пятерку составили Япония, Германия, Новая Зеландия, Соединенное Королевство и Нидерланды. Китай занял 20-е место, Бразилия – 28-е, Индия – 30-е, Турция – 32-е, Мексика – 33-е, Россия – 37-е[166].

Чтобы присвоить нынешнему веку имя страны-лидера, обобщим полученные результаты. Как видите, Китай пока не проходит по четвертому критерию, хотя громко заявляет о себе по первым трем. Россия не проходит на эту роль по первому и четвертому, хотя занимает высокие позиции по второму и третьему. Остальные страны G7 существенно отстают от лидеров по первым трем критериям, хотя имеют высокий рейтинг по четвертому. КНЭД, кроме Китая и России, не проходят по всем четырем.


Глобальное управление сегодня зависит от коллективных усилий различных государств и их групп. Такие группы формируются под конкретные проблемы и, как правило, в противоборстве с другими государствами и их группами.


Так кто же лидер? Единственная страна, которая проходит на эту роль по всем четырем критериям, – Соединенные Штаты. Это значит, что XXI век – это все-таки век Америки. Несмотря на то что по многим позициям у нее есть свои существенные слабости, а по некоторым она терпит провалы – так было и в XX веке. Когда мы говорим: век такой-то страны, это никак не значит, что мы поем ей панегирик.

Хаасс отказался от тезиса о том, что XXI век – американский, поскольку для него главное – роль страны в глобальном управлении, формировании и поддержании мирового порядка. Этот угол зрения, безусловно, важен, но мы сейчас используем гораздо более широкий набор критериев.

При этом сделаем две принципиально важные оговорки, без которых заявлять о лидерстве США в новом веке не вполне корректно. Сейчас это лидерство «не такое», каким оно было в прошлом веке.

Первое. Китай существенно сократил отставание от США по критериям экономической мощи и военной силы, что само по себе является одной из важнейших черт мировой экономики и политики XXI века.

Второе. В США при Трампе во второй половине 2010-х годов произошел радикальный поворот, в результате которого Америка отказалась от роли главного конструктора и гаранта мирового порядка. Это заметно ослабило ее международно-политическое влияние (оно вполне могло бы упасть еще больше, если бы США продолжали пытаться выполнять эту роль и раз за разом терпели неудачу, но история не знает сослагательного наклонения). Администрация Байдена в какой-то мере попыталась восстановить эту роль, но действовала не слишком активно.

Глобальное управление сегодня зависит от коллективных усилий различных государств и их групп. Такие группы формируются под конкретные проблемы и, как правило, в противоборстве с другими государствами и их группами.

Вывод: XXI век – это пока все-таки век Америки. При этом, однако, она теряет и единоличное экономическое лидерство (по крайней мере так было до второй администрации Трампа), и главную роль в глобальном управлении, в то время как в мировой экономике и политике все важнее становится роль других крупных игроков. Прежде всего резко усиливаются позиции новой супердержавы – Китайской Народной Республики.


Изъяны реальной западной демократии

Выступая перед западными аудиториями, я не раз повторял, что Запад сделал очень много, даже слишком много для того, чтобы дискредитировать свою демократическую систему и тем самым поубавить интерес к ней в разных уголках мира. Оставаясь, на концептуальном уровне, лучшей из политических систем, созданных человечеством, реальная западная демократия обнаруживает огромные изъяны, которые девальвируют ее ценность и историческую роль.

Несущие конструкции и основополагающие принципы западной демократии – парламентская система, многопартийность, свободные выборы, разделение ветвей власти, гражданское общество, индивидуальные свободы – великолепны. Но западная политическая система в действии зачастую приносит результаты, абсолютно не соответствующие тем целям, ценностям, идеалам, во имя которых эти несущие конструкции создавались. Слишком часто система в действии не только нарушает принципы демократии, но и выхолащивает ее самую суть.

Каковы же главные изъяны реальной западной демократии? Их три.

Первое. Доступ к «большим деньгам» – фактически главное условие, обеспечивающее возможность прихода к власти той или иной партии или политического лидера.

Второе. Групповые интересы в политике превалируют над национальными (и тем более над общечеловеческими).

Третье. Власть зачастую не подотчетна обществу.

Запад по сути переживает кризис власти.

Власть оказывается неспособной даже адекватно сформулировать общенациональные интересы, не говоря уже о том, чтобы разработать и реализовать обеспечивающие эти интересы стратегию.

Все чаще бьет в глаза некомпетентность, неповоротливость и лживость власти при отсутствии сколько-нибудь эффективных механизмов контроля над ней со стороны общества – в том числе механизмов, заставляющих ее нести реальную ответственность перед обществом за свои действия. Один из ярких примеров – «войны по выбору», о которых писал в статье Ричард Хаасс. Речь идет о военном вмешательстве Америки и ее союзников в целях подавления и смены одиозных режимов в разных уголках планеты или, по крайней мере, их «принуждения к миру» на американских условиях. «Одиозных» – не художественное преувеличение: именно такого определения вполне заслуживают, например, саддамовский Ирак, Ливия времен Каддафи или власть талибов[167] в Афганистане, не говоря уже об Исламском Государстве[168].

Такое вмешательство можно трактовать как форму глобального управления, когда функцию международного полицейского берет на себя отдельное государство ввиду аморфности и слабости ООН и прочих глобальных или наднациональных институтов. С точки зрения логики глобального управления вроде бы все правильно. Но проблема в том, что на практике западные международные полицейские во главе с США выполняют свои функции откровенно плохо. В лучшем случае все сводится к ниспровержению одиозного режима по примитивной схеме «отстранили от власти – ушли». При этом куда более важная и сложная задача – сформировать новые государственные институты – игнорируется, замалчивается, забывается.

За этим не в последнюю очередь стоят внутриполитические причины: внутри страны общество требует скорейшего возвращения солдат домой. Но страны, пережившие свержение режимов, сами создать новые работающие институты государственного управления как правило не могут. Поэтому за уходом «освободителей» следуют хаос, неуправляемость и выход на авансцену правителей еще более одиозных, чем те, которые были свергнуты. Так было в Ливии и Ираке, так родилось чудовищное Исламское Государство