В предковидном 2019-м рост оказался фактически нулевым.
Среднегодовой объем прямых зарубежных инвестиций, которые удалось привлечь в 2014–2019 годах, составил ничтожные для крупной страны 3,6 миллиарда долларов[224]. Надежду вселяет только то, что, достигнув дна в последние годы правления Зума, объем прямых инвестиций начал подавать признаки роста после его отставки в 2018 году, когда к власти пришел Сирил Рамафоса.
В октябре 2024 года после того, как на майских выборах Африканский Национальный Конгресс потерял большинство в парламенте, им и девятью другими партиями было сформировано Правительство национального единства. Это новый поворот. Пока, однако, он говорит лишь о том, что монополия АНК на власть изжила себя – и не больше. Приведет ли он к повышению эффективности государственного управления? Означает ли это шаг к росту «качества», или степени зрелости южноафриканской демократии? Сейчас ответов на эти вопросы нет.
Прирост занятости, который в первой половине 2010-х снизился до 0,3 % в год с 1,3 % в 2000-х, безнадежно отстал от роста экономически активного населения – примерно на 600 тысяч человек в год.
Частнопредпринимательский сектор новые рабочие места создавать фактически перестал – пополняются только ряды госслужащих[225]. Задолженность государственных компаний выросла с 6 % ВВП в 2011 году до 18 % в 2017-м. Рэнд по отношению к доллару обесценился за те же годы на 40 %, утяжелив бремя внешнего долга.
Внешние условия роста экономики ЮАР в 2010-е годы ухудшились из-за замедления роста в Китае и ряде других НЭД, которое охладило спрос на южноафриканские сырьевые товары, прежде всего металлические руды. Но, как показывают результаты исследований южноафриканской экономики, в значительно большей мере ухудшение экономической ситуации в стране было связано с действием внутренних факторов, таких как массовые отключения электроэнергии и остановка работы предприятий в связи с трудовыми конфликтами.
Что касается общей факторной производительности, в 2000-е годы картина роста экономики ЮАР выглядела совсем неплохо: росли и объемы капиталовложений, и количество занятых, и TFP. Причем по сравнению с предыдущим десятилетием рост TFP ускорился, что в значительной степени было связано с переливом капитала в более производительные сектора.
В 2010-е годы ситуация стала меняться в худшую сторону: TFP падал, экономический рост поначалу поддерживался благодаря расширению инвестиций, но их потянули вниз политические и социальные риски, связанные со снижением качества государственного управления. В то же время зарплаты, при сильных профсоюзах и симпатизирующем им государстве, стали расти быстрее производительности труда, что ухудшало финансовое положение компаний снижало их конкурентоспособность.
Так, южноафриканские компании обрабатывающей промышленности не смогли воспользоваться резким снижением курса рэнда для расширения экспорта, теряя доли на мировых рынках.
Все это убивало рост и мешало создавать рабочие места. При одном из самых высоких среди НЭД уровней оплаты наемного труда безработица к концу прошлого десятилетия достигла 29 %, а среди молодежи – и вовсе более 50 %[226]. В 2020-е годы общий уровень безработицы подскочил до астрономических 33–34 %.
Не решены были и мешающие росту TFP структурные проблемы: низкий уровень образования (доля работников, имеющих не только высшее, но и среднее образование, остается незначительной) и высокий уровень заболеваемости СПИДом.
Таким образом, на встречу с коронавирусом южноафриканская экономика пришла уже в очень неважной форме. Вдобавок к этому ЮАР «отличилась» тем, что стала местом рождения новой мутации ковида.
В 2020-м южноафриканский ВВП упал на 6,2 %, а в 2021-м увеличился всего на 5 %. По сравнению с 2019-м, это падение на 1,2 %. В 2022 году темп роста снизился до 1,9 %, а в 2023-м до 0,7 %.
Перспективы достижения южноафриканской экономикой сколько-нибудь приличных темпов роста в новом десятилетии остаются призрачными. Стране предстоит побороться за то, чтобы нормализовать свое экономическое положение, предотвратив скатывание значительной части населения обратно в нищету.
Итак, в 2010-е годы КНЭД разделились на быстрых и медленных бегунов. Первые смогли удержать волну длинного «автономного» роста и, очевидно, снова поднимут ее в 2020-е. Для вторых в прошлом десятилетии наступили тяжелые времена, которые в нынешнем стали еще тяжелее. Но трудности и неудачи не вычеркивают их из списка новых крупных игроков на мировой экономической арене. «Работу» по вхождению в этот список они завершили в 2000-е годы и остаются там, несмотря ни на захлебнувшийся рост и вскрывшиеся слабости своей экономики, ни на обострение внутри- и внешнеполитических проблем.
Часть IXРепозиционирование наций
В этой главе мы разберем еще одну важнейшую черту новой мировой экономики. Она отчетливо проявилась в 2010-е годы и, судя по всему, должна получить новый импульс в 2020-х.
На наших глазах происходят серьезнейшие перемены в международном разделении труда. При общем замедлении мирового роста и темпа расширения мирового рынка, в борьбе за долю в мировой добавленной стоимости многие страны все активнее создают для себя новые зоны высокой конкурентоспособности. Я называю этот процесс репозиционированием наций на мировой экономической арене.
Репозиционирование – это изменение позиций в мировом разделении труда, или, иными словами, изменение набора отраслей экономики и сегментов мирового рынка, в которых страна занимает сильную позицию. Ее способность создавать такие зоны высокой конкурентоспособности оказывается важнейшим двигателем экономического прогресса и, возможно, его главным условием. Страны, которые репозиционируются успешно, обязательно окажутся в выигрыше.
До недавнего времени НЭД во главе с Китаем специализировались большей частью на относительно несложных трудоемких производствах, завоевывая мировые рынки «простых» товаров, где главное условие конкурентоспособности – низкая цена. Со своей стороны, развитые страны продвигали сервисизацию экономики, главенствовали в высокотехнологичных секторах и контролировали рыночные ниши «крутых» товаров с высокой долей добавленной стоимости, делая ставку на неценовую конкурентоспособность: технологии, качество, бренды.
Эта картина, однако, стала меняться. НЭД все больше проникают в технологически продвинутые сферы экономики и замахиваются на производство «крутых» товаров, а развитые страны встают на путь реиндустриализации, возвращая к жизни традиционные отрасли промышленности и производство «простых» товаров, но на новой технологической основе.
При этом главный двигатель процесса репозиционирования в новой мировой экономике – изменение межстрановых соотношений уровней себестоимости выпускаемых продуктов. И в первую очередь это касается драматического сближения этих уровней в Китае с одной стороны и развитых странах во главе с США с другой.
Глава 1Конец «дешевого Китая»
Развернувшийся в 1980-е годы масштабный перенос производства из развитых государств в Китай стал, очевидно, крупнейшей релокацией промышленности в мировой истории. Переносилось производство и в другие НЭД / развивающиеся страны. Создав благоприятную бизнес-среду, целый ряд развивающихся стран успешно использовали свое преимущество дешевизны – более низкий, чем в развитом мире, уровень затрат на рабочую силу и другие факторы производства.
Именно благодаря этому преимуществу свои мировые экономические позиции укрепили Китай и другие НЭД-экспортеры промышленных товаров: Мексика, Турция, Индонезия, а за пределами «восьмерки» – Таиланд, Вьетнам, Филиппины, Польша. Еще раньше этого добились ныне развитые Южная Корея, Тайвань и Сингапур.
Низкий уровень производственных затрат, с одной стороны, позволил им привлечь значительное число транснациональных компаний-производителей, а с другой – способствовал появлению конкурентоспособных отечественных фирм. В 2000-е годы, однако, стал набирать силу новый тренд: сближение уровней себестоимости в развитых странах и в Китае.
Несмотря на то что Китай и США – главные объекты нашего внимания, чтобы получить более целостное представление об уровнях и динамике производственных затрат в развитом и НЭД / развивающемся мире, ниже мы рассмотрим данные и по ряду других КНЭД. При этом анализировать мы будем в первую очередь обрабатывающую промышленность, так как такого же количества статистических данных по другим отраслям в нашем распоряжении нет.
Главным показателем уровня себестоимости мы будем считать удельные затраты, или затраты в расчете на единицу вновь созданной стоимости. Особое внимание уделим затратам на оплату труда. Это ключевой элемент себестоимости, о котором у нас к тому же есть гораздо больше данных, чем о других видах издержек. Сопоставляя затраты в разных странах, менеджеры многонациональных компаний, как правило, смотрят именно на этот показатель. О совокупных затратах или полной себестоимости мы также поговорим, но немного позже.
Удельные затраты на оплату труда тем больше, чем выше уровень средних затрат на одного работника, и тем меньше, чем выше производительность труда, то есть объем добавленной стоимости, производимой одним работником.
Средние затраты на оплату труда в развитых странах значительно выше, чем в НЭД, но разница в удельных затратах намного меньше, так как в развитых странах выше производительность. Более того, если та или иная НЭД отстает от развитой страны по уровню производительности больше, чем развитая страна превосходит ее по уровню