Когда Димка без предупреждения и видимых причин стал монстром. Сначала он накинулся на Свету, сидевшую рядом с ним, и, вывернув ей руки, зубами разодрал горло. Затем он бросился на закричавшего Олега и всего за несколько минут превратил его в располосованный когтями труп. Кто был следующим, я не знала, потому что сама в этот момент сидела в его машине, выбирая более или менее приличный диск из имеющегося рока и металла, а затем, увидев, что произошло со Светой и Олегом, лихорадочно заводила эту самую треклятую машину.
Уже потом, несколько минут спустя, когда я ехала прочь и молилась всем богам сразу, заметила на передней панели забытый Димкой нож. Нож. Чтобы не пораниться, я вогнала его в щель между основанием и спинкой переднего сиденья, и не прогадала.
Теперь же…
Теперь мне необходимо снова разжечь костер, да побольше, чтобы для начала спалить его голову. Зачем? Об этом я не думала, я просто хотела ее спалить.
Пока разгорался почти прогоревший костер, я отволокла остальные тела в сторону, подальше от машины, но положила их рядом друг с другом. Как смогла, промыла водкой свои самые глубокие царапины, сменила повязку на плече, заглотила несколько таблеток аспирина и парацетамола, найденных в аптечке Олега, пообещала себе, что обязательно сожгу эту мразь завтра утром, и, завернувшись в несколько одеял, легла в машине Олега, заблокировав все двери и положив под голову ключи.
Я не знала, есть ли поблизости дикие звери, и не собиралась полагаться на удачу.
Несколько бутылок питьевой воды и обе аптечки предусмотрительно ждали своего часа на переднем сиденье, как и булка хлеба на утро, если вдруг произойдет такое, что я захочу есть и не смогу встать.
А теперь спи, Вика, спи. Ты сделала все, что было в твоих силах.
А под утро мне стало плохо. Очень плохо. Сначала я замерзла, хотя укрылась двумя одеялами, а конец июля был невыносимо жарким, затем меня начало трясти, да так, что я стала всерьез переживать за свои зубы, после пришло осознание, что я плавлюсь, причем начиная с внутренностей…
А затем пришла боль. Много боли. Она зародилась в порванном плече, распространяясь по всему телу обжигающей лавиной. Она застилала сознание и заставляла дышать через раз, она убивала, но воскрешала раз за разом и снова убивала.
Надо лекарства… Надо… Надо лекарства… Да…
Рывком сев, я едва не упала обратно, но руки вцепились в спинку переднего сиденья и удержали безвольное тело. Я видела… Видела в аптечке ампулы кетонала. Да. Точно. Видела.
Перед глазами поплыли разноцветные круги, и, попытавшись от них отмахнуться, я завалилась вперед, между сиденьями. Черт!
Нет, Вика, нет! Не смей умирать!
Ты еще не похоронила остальных. Ты еще не сожгла эту мразь… Да. Ты обязана его сжечь!
Бред… О чем я думаю… Кого сжечь? Зачем сжечь?
Бессмысленный взгляд наткнулся на аптечку, и мозг пронзила мысль. Ампулы. Да, мне больно. Мне нужны ампулы.
Рука дернулась и перевернула аптечку, так что ее содержимое рассыпалось по сиденью, а кое-что и упало на пол. Черт… где… бинты… таблетки… нет, мне нужна ампула!
О, вот она. Красивая…
Пересохшие губы растянулись в зверином оскале, и мозг возликовал. Нашла! Голубенькая… такая красивая… с блесточками… родненькая…
Приблизив красивую штучку к глазам, я снова выпала из реальности. Она так волшебно переливалась, так завораживала своей потусторонней красотой, что это было настоящее блаженство. Даже боль отступила на задний план, не мешая мне насладиться совершенством.
А затем ударила. Резко. Заставив закричать, а затем и завыть, сжать пальцы в кулаки, расцарапать ногтями ладони, разрезать ладонь хрустнувшей в руке ампулой…
И пришла спасительная тьма.
Жарко. Очень жарко и безумно неудобно.
Взмахнув руками, я скинула с себя мокрую кучу одеял, а попытавшись вытянуть затекшие ноги, сильно ударилась о неопознанную преграду и зашипела.
А затем резко замолчала и, распахнув глаза, уставилась в потолок машины.
Где я?
Резкий взгляд направо, налево… в окошко… Лес.
Я в лесу.
Настороженно села и…
И вспомнила все.
Не сама, нет – я увидела тела. И мух. Кучи мух, облепивших тела. Черт…
Поморщившись, мотнула головой, и в памяти всплыл странный эпизод с ампулой. Со странной ампулой, переливающейся голубым перламутром.
Стоп.
Сколько времени я была без сознания? Я четко помню эту дикую боль и начавшиеся галлюцинации. Телефон, где мой телефон? Ай, черт с ним, потом. Все потом.
Скукожившись на заднем сиденье, я пыталась вспомнить, что еще произошло, но мешала жажда. Да, надо попить…
Взяв одну из бутылок с переднего сиденья, поморщилась от того, какой горячей была вода. Точно, мне жарко. Осмотревшись снова и не увидев ни одного хищника, разблокировала двери и открыла их нараспашку. Если есть мухи, значит, зверей точно не было.
Что дальше, Вика?
Прислушавшись к себе, удивленно вздернула брови. Тело отрапортовало, что живо и практически здорово, что удивило. Серьезно удивило.
Этого просто не могло быть. Я знала, сколько заживают сломанные ребра, я знала, сколько заживают разодранные мышцы. Уж точно не за ночь. Неужели прошло больше времени?
Взгляд метнулся к сбившейся повязке, и, заглушив крик на корню, я судорожно хапнула воздух ртом, а затем закашлялась. Плечо было целым. Целым! Пальцы метнулись к ранению и попытались найти его на ощупь, но нащупали лишь гладкую кожу.
Мой бог… мой бог… Как?
А затем память начала выдавать эпизод за эпизодом. Да, ампула точно была. Она треснула в ладони и впиталась. Впиталась…
Поднеся ладонь к глазам, я нахмурилась, а затем раздраженно поморщилась. Центр пострадавшей ладони выглядел самым диким и мистическим образом – больше всего он был похож на схему московского метро. Светящуюся голубым перламутром схему с кругами и лучами. Дерьмо… Мало мне подростковых шрамов по всему телу, так теперь и непонятное это.
А затем в памяти промелькнул второй эпизод.
Говорящая и хохочущая голова Димки. Так и не сожженная голова, выбравшаяся из внедорожника и угрожающая мне расправой и тем, что с минуты на минуту восстанут его низшие слуги и растерзают всю такую подлую и неблагодарную меня.
Бред…
В третьем эпизоде, всплывшем сразу за вторым, я вспомнила, что совершила акт дичайшего вандализма. Я вышла из машины, отрезала головы всем, кого он убил, и, разведя костер, не жалея бензина из запасной канистры, сожгла. И их, и орущую голову Димки.
Мой бог…
Как он орал…
Спрятав лицо в ладонях, я просидела так, наверное, не меньше часа, а эпизоды все обрастали подробностями. Теми подробностями, которые я буду помнить до конца жизни. Мерзко, как же мерзко…
Кем он был? Одержимым? Или все-таки вампиром? Кем стала я сама? Таким же монстром? Или еще хуже? Я помню, что он орал, будто во мне – его кровь, во мне – их последняя разработка, и теперь я – его персональная рабыня, которую он заставит отрабатывать стоимость бесценной уничтоженной ампулы.
Бесценной…
Какого черта возить в автомобильной аптечке бесценную ампулу?!
Отняв ладони от лица, я снова уставилась на светящиеся линии. Жутко и одновременно завораживающе. Что это? Как узнать? Как жить с этим?
Я не знаю…
Время неумолимо близилось к вечеру, когда я наконец пришла в себя настолько, чтобы снова начать действовать. Первым делом я поела и нашла свой телефон, мимолетно обрадовавшись, что в этой глуши не было сигнала и мне никто не звонил. Ого! Я была без сознания больше суток! Теперь понятно, почему я так хотела пить и есть, даже несмотря на то, что над стоянкой витал стойкий дух начавших разлагаться тел. Полтора дня на жаре – это вам не розы с сиренью в офисе нюхать.
Кстати, меня почти не мутило, что странно.
Доедая вторую буханку слегка зачерствевшего хлеба и запивая ее очередным литром воды, я подошла к телам, но не слишком близко, чтобы не потревожить мух. Да, закапывать будет долго и проблематично. Что ж, значит, сожгу. Я помню, чем меня запугивал Димка, и я не собираюсь оставлять за спиной возможных зомби. Может, я и не права, но в моем положении лучше десять раз перестраховаться. И так дел наворотила…
Дрова я собирала долго. Так долго, что уже начало темнеть, но в конце концов я справилась с этой непростой задачей и возвела самый настоящий погребальный костер, присоединив к четырем обезглавленным телам точно такое же Димкино, выволоченное из машины. Палатки, вещи и сумки ребят и даже свою испорченную одежду, чтобы не оставлять после себя совсем уж ничего, я положила туда же. Думаю, им сейчас абсолютно без разницы, а мне еще дальше жить.
Не поленилась и выжгла, а затем и чуть ли не на полметра перекопала контур, чтобы ненароком не подпалить лес, и лишь к тому времени, когда небо заполонили звезды, я, наконец умывшись и переодевшись в чистое, уселась на капоте Олежкиного джипа и теперь бездумно смотрела, как пламя, щедро сдобренное бензином, пожирает мертвые тела.
Спать не хотелось. Если уж на то пошло, то ничего толком не хотелось. Незаметно подкралась коварная апатия, даже некоторый ступор, из которого меня вывел странный гул.
Гул…
Моментально насторожившись, а затем и вовсе спрыгнув с капота, я пыталась понять, откуда он доносится и что может значить. В мозгу не возникало ни одной ассоциации, и спустя несколько секунд я признала, что этот звук мне абсолютно незнаком. А затем появилась вибрация. Вибрировало все – земля, костер, деревья, машина и даже я. Вибрация нарастала, как и гул, и совсем скоро они слились воедино, начав доставлять ощутимый дискомфорт.
Отступив как можно дальше к деревьям, пригнувшись к земле и зажав уши руками, я хотела зажмуриться, понимая, что пик уже близко, как гул перешел в визг, а затем костер взорвался огненным шаром, раскидывая угли и горящие ветки по округе, и в небо взмыла… точнее, попыталась взмыть визжащая Димкина душа.
Наверное, мои глаза были идеально круглой формы.