— Эй, парень!
— Это твоя мать звонит?
— Это ведь Нэнси!
— Что ей нужно от этого старого телефона?
— Куда она собралась?
— Смотрите, с чемоданами!
— Скверный день.
— По радио передали предупреждение о наводнении.
— Вы куда-то уезжаете?
— Далеко?..
Одни говорили по-валлийски, другие — по-английски. Гвин слышал мерное бормотание, к нему никто не обращался — это был спокойный разговор о нем и с ним, но между собой.
Нэнси нажимала теперь кнопку «А».
— Мы уезжаем, — сказал Гвин. — Прямо сейчас. В Абер. Мать звонит, чтобы заказать такси до станции. Мы больше не вернемся. Подождем такси, а потом уедем и никогда не вернемся. Такси будет здесь через полчаса.
— Такси?
— Интересно, откуда?
— Это же уйма денег!
— Твоя мать всегда была своевольной.
— Да, наша Нэнси все делала по-своему.
— В нынешнее время такси… Надо же!
— Ну и ну…
Толпа редела, люди стали расходиться, женщина с коровой продолжала свой путь.
Нэнси приоткрыла дверь телефонной будки.
— Такси сейчас приедет, — сказала она. — Стой тут и приглядывай за чемоданами.
— Я подожду в магазине, — сказал Гвин.
— Ты подождешь здесь. Не хочу, чтобы ты слушал, что они болтают своими языками.
— Ладно, мне без разницы, — сказал Гвин.
— О чем они тут говорили? — спросила Нэнси.
— О тебе.
Дверь будки щелкнула и отделила Нэнси от окружающего мира. Гвин занялся серьезным делом — старался, чтобы капли дождь, стекающие с носа, попадали прямо в дырки для шнурков на ботинках. Он упражнялся в этом, пока не прибыло такси.
— Быстрей, — сказал водитель. — Еще минут двадцать, и мы не проедем… Из-за реки.
Гвин положил чемоданы в багажник, Нэнси вышла из телефонной будки, села в кабину. За ней сел Гвин.
— С вас течет, — заметил водитель. — Дополнительная плата за мокрые сиденья.
— Поехали, — сказала Нэнси.
Машина тронулась. Они ехали вдоль долины. Когда миновали последний дом, Нэнси откинулась на спинку сиденья.
Дорога была узкой, по обеим сторонам шла живая изгородь; дорога петляла вверх и вниз в поисках прохода между холмами и рекой.
Не проехали и мили, как водитель после очередного поворота нажал на тормоза так, что Нэнси и Гвина кинуло к дверце.
— Осторожней, болван! — крикнула Нэнси. Машина остановилась. Поперек дороги, в лощине, где они были, лежало большое дерево. Упав, оно задело провода, и обрывки их, свившиеся как пружины, валялись тут же. Двое мужчин стояли по другую сторону преграды.
— Привет, — сказал один из них.
— Что случилось? — спросил водитель такси.
— Вода подточила корни. Оно свалилось от слабого толчка. Хорошо, не на вас.
Водитель повернулся к Нэнси.
— Что будем делать, миссис?
— Надо очистить дорогу, — сказала она.
— Не глупите, миссис. К тому времени, когда эту штуковину сдвинут, вода отрежет нас от всего на свете.
— Тогда поедем в другую сторону. Через перевал.
— Через перевал? Это опасно в такую погоду. И дорого будет.
— Поехали через перевал, — повторила Нэнси.
— Как хотите, — сказал водитель. — Отодвиньтесь от заднего стекла. Тут мне не развернуться, придется задним ходом до поворота.
Машина доехала до поворота и остановилась. Дорогу преграждало другое упавшее дерево.
Водитель вылез и крикнул. Никто ему не ответил. Никого поблизости не было.
— Что ж, миссис. Такие дела…
— Да, мама… — сказал Гвин.
У Нэнси были безумные глаза. Она прижимала к себе сумку так, как будто ее собирались вырвать у нее из рук. Потом рывком открыла дверцу машины,
— Куда ты, мам?
Она перелезла через огромный ствол и побежала. Назад, к дому.
— А деньги? — заорал водитель. — Будет считаться, как за ожидание.
— Привезите чемоданы в тот дом, который стоит отдельно, — сказал Гвин. — Когда сможете проехать.
— Вы их не увидите, пока я не увижу денег, — сказал водитель. — Меня уже накалывали такие, как вы.
— Правильно, — сказал Гвин. — Не верьте никому…
Он пошел вслед за матерью.
Она не убежала далеко, но быстро шла своей прихрамывающей походкой и была уже возле первого дома.
Дождь стал еще сильнее, большая часть долины скрылась в тучах, но около домов и амбаров, у ворот стояли люди. Нэнси шла мимо них.
— Привет, Нэнси.
— Ты что-то быстро…
— Забыла что-нибудь, да?
— Может, передумала?
— Абер слишком далеко?
— Иди домой, Нэнси. Иди домой, милая.
— В такую погоду никуда не ездят.
— Не оставляй нас, Нэнси.
— Дважды уезжать — пути не будет.
— И ты, малый, оставайся с матерью.
— Гляди за ней.
— Будь хорошим парнем.
— Хорошим…
Гвин шел за Нэнси и тоже ничего не отвечал, не поворачивал головы.
Так они дошли до ворот своего дома, но Нэнси прошла мимо. Гвин обогнал ее и крикнул:
— Ты прошла ворота!.. Куда?..
— Ничего я не прошла.
Ее лицо сразу как-то похудело и заострилось, стало похоже на мужское.
— Куда ты идешь, мам?
— А как ты думаешь?
— Но ты не можешь в такую погоду!..
Дорога уходила дальше вверх, над домом, тянулась вдоль склона; дождь лил и лил — только ближние деревья и кустарники были видны да белые от дождя поля.
Гвин почувствовал вдруг, как от дождевых капель стало больно коже, словно каждая из них оставляет на ней синяк. Рот у него немного открылся — от боли и оторопи.
— Что же мне делать, мам?
— Поступай, как хочешь, мальчик.
— Гув сказал, я должен остаться.
— Значит, оставайся.
— Тебе все равно?
Они продолжали идти, подошли уже к задней стороне дома, где были вторые ворота.
— Тебе, значит, безразлично? — повторил он. — Тебе никто не нужен?.. Ни я? Ни он? Ни это место?.. Никогда не были нужны, да?..
— Зато тебя в Лондоне очень ждут! Соскучились!
— Я остаюсь. Мам, слышишь? Я остаюсь!
Нэнси уходила дальше, он стоял у ворот.
— Мама!
Она вдруг повернула обратно, но не задержалась ни на минуту. Она шла и что-то кричала, и дождь смывал все ее слова, и в нем таяло, растворялось ее призрачное лицо, а темные контуры фигуры светлели, превращаясь в паутину, исчезали…
Некоторое время Гвин смотрел на то место, где она только что была видна, потом полез в сад через запертые ворота.
27
Элисон сидела у окна, вытирая полотенцем волосы. Она слышала в доме какие-то звуки, движение. Роджер хлопал дверью своей спальни, входя и выходя, а теперь пустил воду в ванной.
Поверхность рыбного водоема под дождем была похожа на пластину олова.
Вот на дорожке появилась Нэнси, она шла очень быстро, Гвин следовал за ней значительно медленней, по чемодану в каждой руке. Он моргал под дождем, потом закинул голову, стал ловить ртом его струи. Казалось, чемоданы вырвут его руки. Кисти торчали из манжет рубашки, а рукава плаща задрались выше локтей.
Он шел за матерью по дорожке, мимо конюшни. Потом скрылся из вида.
Элисон обкрутила полотенцем голову, спустилась по лестнице на нижнюю площадку. Краны в ванной ревели.
— Роджер!
— Что тебе?
Он откашлялся: видно, захлебнулся водой.
— Роджер!
— Что случилось?
— По-моему, они уехали. Совсем. Нэнси и Гвин. Потихоньку, когда никто не видит. Мама очень разволнуется. Что нам делать?
— Я лично принимаю душ. Эти проклятые перья!
— Роджер, может, мне побежать за ними?
Роджер никак не мог откашляться.
Элисон помчалась в переднюю за плащом, оттуда выбежала на лужайку, через нее — к воротам. Полотенце по-прежнему окутывало ее голову, как тюрбан. Дождь стоял стеной.
Наверное, они пошли за такси. Вызвать по телефону. Из будки… Конечно, я их там поймаю.
Дорога проходила с одного высокого скалистого берега на другой, через хлипкий мост. Возле него из дождя и камня выросла фигура человека, которого она узнала, когда подошла ближе. Опершись на перила моста, стоял Гув Полубекон. Он смотрел, как прибывает вода в реке. На спину себе он набросил и приколол булавкой большой мешок, конец которого почти касался земли.
Элисон остановилась. Она зачем-то сдернула тюрбан, перекинула полотенце через руку, встряхнула распущенными волосами, подставляя их дождю.
— Добрый день, — сказал Гув. — Льет как из ведра, верно?
— Вы видели Нэнси и Гвина? — спросила Элисон.
— Они пошли в магазин. Ненадолго.
— Вы уверены? — сказала Элисон. — По-моему, они уезжают.
— Они скоро вернутся, — сказал Гув. — Они не уедут.
— Зачем же они взяли свои вещи?
— Просто так. Для тренировки… Зачем ты так мокнешь, девочка? Ты не привыкла к этой погоде, как я. Можешь простудиться. Я возвращаюсь домой. Идем со мною.
Он взял Элисон за руку, повернул обратно, лицом к дому.
— У меня есть для тебя кое-что, — добавил он. — Подарок.
— Подарок? Для меня? — удивилась Элисон. — Сегодня не день моего рождения.
— Только нехорошие люди ожидают для подарков дни рождения, — сказал Гув. — У меня просто подарок, и все.
— А какой? — спросила Элисон. И потом: — Вы уверены, что они вернутся?
— Просто подарок, — повторил Гув. — Да, я уверен.
Они подошли к конюшне с другой стороны. Гув достал ключи на кольце, встряхнул ими. Все они были отполированы пребыванием в его кармане.
— Ты никогда не была у меня?
— Нет, — ответила Элисон. — Смотрите, та дверь открыта. А мы…
— Да, она теперь открыта, — сказал Гув.
— Нужно рассказать Роджеру. Что за ней?
— Ничего, — ответил Гув.
Он отпер низкую зеленую дверь и провел Элисон внутрь.
— Извини, что такой беспорядок, — сказал он.
В комнате были каменные стены, покатая крыша с обнаженными балками потолка, и поначалу казалось, что здесь никто не живет. Не может жить. Это просто кладовка в пристройке, предназначенная для всякого хлама, забитая сейчас ящиками и корзинами, крашеными канистрами, мотками веревок, банками с маслом, деревянными молотками, ржавыми железными инструментами, коробками с гвоздями, щетками для прочистки труб, удочками. В помещении не было никакой