— Каждый волосок отдельно, смотрите! И так ясно, как будто настоящие! — восхитился Роджер.
— Верно, — согласился Гвин. — А поглядите на головки клевера!
— Тоже здорово! Похоже на геральдические знаки. На гербы какие-то… Прямо можно в руки брать… Ой, нет! — Роджер отступил от картины.
— Что с тобой? — спросила Элисон.
Она тоже вгляделась. Вгляделась и увидела: цветочные головки состояли из многих белых лепестков, каждый из которых был выписан отдельно, тщательно и отчетливо. Но лепестки не были лепестками: это были маленькие когти.
— У художника очень неприятная фантазия, — сказал Роджер, содрогнувшись. — Фу!
— Может, раньше так полагалось рисовать цветы? — предположил Гвин.
— Из когтей? Скажешь тоже!
— Почему нет? Ведь совы на тарелках тоже не обычные, а из цветочных листьев. Или головок. Да, Элисон?.. Давайте еще притащим с чердака и рассмотрим получше… Мусор с полая потом уберу… Пошли?.. Только никому ни слова об этой стенке, пока не придумаем, что дальше делать…
Они решили, что Гвин и Роджер будут брать тарелки с чердака и опускать оттуда в бельевой корзине, а Элисон подхватывать внизу, возле дома, и укладывать на тележку.
— Не нравится мне все это, — говорил Роджер Гвину, пока они поднимались по лестнице в комнату Элисон. — Может, плюнем, и пускай Гув заложит чердак еще одной крышкой и приколотит намертво? И кончен бал… И привет родителям…
— В этой долине что-то определенно неладно, я начинаю чувствовать, — сказал Гвин. — Моя старуха не зря так разбушевалась. С тех пор как увидала тарелки, все время бледная ходит. Как больная. Точно говорю… Но вообще ничего не понятно: странные тарелки, чудной клевер… диковинные совы… исчезают… разбиваются… Как в страшном сне!
— Значит, и не надо, — повторил Роджер. — А, Гвин? Скажем Гуву, пускай заколачивает… И знаешь, что еще? Я боюсь за Элисон.
— Потому и нужно убрать оттуда тарелки, — настаивал Гвин. — Сделаем это, а потом решим, как дальше… Я не видел толком картинки, которые она рисовала… Правда похожи на сов?
— Один к одному. Я следил, как она срисовывает и составляет потом. Блеск! Я бы так в жизни не мог.
— И они куда-то девались после? Это тоже правда?
— Вроде да, — ответил Роджер. — Эли была жутко напугана. Ничего не могла понять.
— Мы должны ее отключить, — сказал Гвин.
— Отключить?
— Да. Ведь аккумулятор без проводов давать ток не будет. И тогда ей бояться нечего…
С этими не слишком понятными словами Гвин полез через люк на чердак, откуда начал передавать Роджеру тарелки и блюда — весь обеденный сервиз. Роджер уложил его в бельевую корзину и на веревке спустил из окна к поджидавшей там с тележкой Элисон. Затем Гвин обмерил крышку люка и слез вниз.
— Слушай, — сказал Роджер. — Я сейчас подумал: может, мы всё преувеличиваем и сами себя заманили в ловушку? Как считаешь? А тарелки самые обыкновенные… И самые обыкновенные мыши, которые очень громко шебуршат на чердаке?
— Мыши, говоришь?.. Ох, я забыл про мышеловку. Надо посмотреть.
Гвин снова полез наверх. Роджер видел внизу только половину Гвина. Тот стоял совершенно неподвижно.
— Что там? — спросил Роджер. — Попалась какая-нибудь?
— Знаешь, как устроена мышеловка? — услышал он напряженный голос Гвина. — Одна дверца, только вход. Обратного выхода нет. Верно?
— Ну правильно. А в чем дело? Поймал?
— Кажется, это мышь, — медленно произнес Гвин. — Кажется? Старик, ты никогда не видел мышей?
Гвин спустился с лестницы в комнату, в руках у него была мышеловка. Он протянул ее Роджеру. Внутри находились останки какого-то маленького животного.
— По-моему, мышь, — сказал он. — Ты что-нибудь понимаешь? Похоже, ее проглотили, а потом выплюнули. Так поступают совы, если пища им не нравится… Но куда сама сова-то отсюда подевалась?..
7
Они не слышали, как Нэнси поднялась на второй этаж. Она уже стояла в дверях спальни.
— Немало тебе времени понадобилось, чтобы снять размеры с крышки, — сказала она. — Спасибо, все-таки не забыл… Зачем эта мышеловка?
— Уже «низачем», мама, — ответил Гвин. — Я пошел в лавку.
— Мог бы и пораньше! Мне нужна мука для лепешек. И поскорей!
— Дай сегодня мои карманные деньги, мам.
— Думаешь, я их печатаю? Ничего не случится, если подождешь до субботы.
— Но послушай…
— Отправляйся в лавку и не нахальничай.
— Я не нахальничаю.
— А что ты делаешь, по-твоему?
Гвин спустился в кухню. Роджер пошел за ним. Там Гвин открыл посудный шкаф, вынул кошелек матери — тот лежал за банкой с какао.
— Надеюсь, ты не собираешься его стащить? — сказал Роджер.
— Нет.
— Тебе не понадобятся деньги на муку. В магазине припишут к нашему счету.
— Знаю, — сказал Гвин.
— Ты получаешь карманные деньги каждую неделю? — спросил Роджер.
— Да.
— Так часто?
— Разве?
— Нет, в общем, нормально, — сказал Роджер. — А сейчас ты все-таки собираешься стащить у матери?
— Как раз наоборот, — возразил Гвин. — Прибавлю кое-что.
Он открыл кошелек, положил туда останки мыши. Затем защелкнул его и сунул на место в шкаф.
Он шагал так быстро, что Роджер еле нагнал его в конце сада. Гвин был бледен и молчалив.
— Зачем ты так сделал? — спросил Роджер. — У нее будет плохо с сердцем. Она ведь твоя мать как-никак.
— Как-никак да, — сказал Гвин.
— Тебе нужны деньги? Для чего?
— Купить десяток паршивых сигарет. Для нее. Чтоб немного перекипела.
— Правда?
— Десяток вонючих сигарет.
— Слушай, — сказал Роджер. — Если больше ничего, я могу одолжить тебе.
— Нет, спасибо.
— Можешь не отдавать. У меня их много.
— Я не сомневался.
— Что с тобой? — спросил Роджер.
— Ничего.
— Слушай, купи и запиши на наш счет в магазине. Хочешь? Никто ничего не заметит.
— Нет, спасибо.
— Меня тошнит от этого разговора!.. — сказал в сердцах Роджер.
Магазин располагался в полумиле от их дома, в передней комнате жилого здания. Комната была тоже обставлена как для жилья. В ней стоял большой стол черного дуба с вырезанными по дереву фигурками цапель, на столе — пустой помидор из пластика, когда-то в нем держали соус, теперь он использовался как украшение. Банки с вареньем возвышались на буфете среди свадебных фотографий; рядом с дедовскими напольными часами стояли две корзины с мукой и сахаром. Потолок в комнате был такой низкий, что для часов пришлось делать отверстие в полу.
Хозяйка магазина, миссис Ричарде, беседовала по-валлийски с миссис Льюис-Джонс.
— …Я этого ожидала, миссис Льюис-Джонс. Я ожидала этого… Никогда еще не было такой жары, как на нынешней неделе… Черный кабан Гарета Пуфа взбесился и удрал в горы, а Гарет ничего не мог поделать… Мой прадед всегда говорил, что животные чуют первыми.
— Это в самом деле так, — отвечала миссис Льюис-Джонс, — они очень чувствительны. Прямо как дети, когда у тех режутся зубы. Мы просто боимся сейчас подойти к нашему старому быку, и овцы такие беспокойные там, на склоне… Мистеру Льюис-Джон су приходится все время чинить ограду. Особенно возле Вороньего Камня.
— Да, это работенка, — сказала миссис Ричарде. — Не позавидуешь.
— Мне две тонко нарезанных булки, — попросила миссис Льюис-Джонс.
— Хлеба еще нет. Почтальон не привез…
— Неужели мы увидим все это в наше время, миссис Ричарде? Подумать только!
— А что, к этому идет?
— Ну да! Мистер Гув приходил вчера вечером и сказывал. Он ходит по всем фермам… Говорит, она на подходе и что будут совы…
— Бедняжки, — сказала миссис Ричарде и покосилась на Роджера и Гвина.
— Можно нам… — начал Роджер.
— Одну минуту, пожалуйста, — сказала миссис Ричарде. Она отрезала кусок масла от бруска, лежащего на подоконнике. — Их будет опять трое, миссис Льюис-Джонс?
— Да. Там еще девочка. Мистер Гув говорит, она сама делает этих сов.
— Нужно перетерпеть, — сказала миссис Ричарде. — Другого выхода нет, не так ли? Город не настолько уж далеко.
— Правильные слова вы говорите, миссис Ричарде. Мне еще пакет мыльных хлопьев.
— Извините, — сказал Роджер, ни слова не понимавший из их разговора, но видевший, что процесс покупки затягивается, — если вы много покупаете, можно нам чуть-чуть муки. Мы очень торопимся.
— Конечно, — сказала миссис Льюис-Джонс. — Вы тот самый молодой человек из дома на берегу?
— Да, — ответил Роджер.
— Очень приятно. А ты Гвин, сын Нэнси?
— Я Гвин.
— Очень приятно. Мы с твоей мамой познакомились, еще когда были совсем девочками. Хорошо проводите здесь каникулы?
— Да, спасибо, — ответил Роджер.
— Это хорошо, — сказала миссис Льюис-Джонс. — В нашей долине приятно отдыхать. Особенно во время каникул.
— Пожалуйста, шесть фунтов муки для дома, миссис Ричарде, — попросил Гвин.
— Сделаем, мальчик, — миссис Ричарде опустила совок в одну из корзин. — Говорите, она скоро появится, миссис Льюис-Джонс?
— Да, — отвечала та. — Бедняжка…
— Если у них столько времени занимает попросить полфунта прогорклого масла и пакет мыла, — сказал Роджер, когда они с Гвином вышли из магазина, — я рад, что не говорю по-валлийски… Боялся, мы проведем там весь остаток дня.
— Они просто беседовали, — возразил Гвин.
— О чем? Ты хоть понял что-нибудь?
— О погоде, кажется.
— Конечно! Женщины… Слушай. — Роджер остановился. — Я же не видел Элисон, когда мы выскочили из дома! Ты тоже?
— Да.
— Надеюсь, она справилась с этими тарелками и никто ее не засек… Непонятная все-таки штука с мышеловкой! Зачем Эли понадобилось сунуть туда несчастную мышь? Если шутки ради, то не получилось. Уж очень неприятное зрелище!
— Никакой шутки, — сказал Гвин. — И Элисон этого не делала.
— Но кто же, кроме нее?
— Это не она. И мышь была еще теплая.
— Ты смеешься? Хотел бы я увидеть сову, которая может вытащить мышь из мышеловки, сжевать, выплюнуть и сунуть остатки обратно.