Жму руку,
«Три трубы»
Когда я подкатила на «Эм-Джи» к дому Кэти, сестра выскочила мне навстречу, и оставалось предположить, что она сидела и ждала, когда раздастся звук мотора. С нашей последней встречи прошло два года, но Кэти ничуть не изменилась. Она обрадовалась мне и казалась совершенно спокойной. Я вышла из машины, и мы обнялись.
— Прекрасно выглядишь! Дивный загар. Бог мой, да ты больше на гречанку похожа, чем на уроженку Англии!
Я привезла ей оливковое масло, мед и пряности из горной деревушки Критса. Забрав подарки, Кэти проводила меня в дом, и я вынуждена была признать, что впервые за все время приезда в Англию чувствую себя желанным гостем.
Сестра, само собой, приготовила идеальное угощение, идеально сервированное на идеальной кухне. Как ей это удалось? Я отправила ей электронное письмо в половине третьего, она в этот день работала в местном садовом центре, но при этом ухитрилась приготовить марокканский тажин из курицы с нутом, миндалем и кускусом, который подала на стол с охлажденным розовым вином. Это я к тому, что зайди вы ко мне в квартиру в Крауч-Энде, не обнаружили бы там даже половины необходимых ингредиентов. Измельченный тмин? Листья кориандра? Большинство баночек для специй в моем буфете имели вид замасленный и пыльный, потому как никогда не открывались, а чтобы найти в холодильнике овощи — не увядшие, без бочков или не сморщенные, — стоило очень хорошо постараться. Если хотите поужинать со мной, готовьтесь есть разогретую в микроволновке пиццу. Но хотя я и предлагала Кэти пойти в паб или в ресторан в Вудбридже, сестра даже и слышать об этом не желала.
— Нет. В ресторане толком не поговоришь, да и Джек попозже домой вернется и захочет встретиться с тетушкой.
Ее сын Джек, двадцати одного года, учился теперь на первом курсе Бристольского университета. Девятнадцатилетняя Дейзи устроила себе годичные каникулы, помогая беженцам в Северной Франции.
Забавно, насколько близки мы всегда были с сестрой, оставаясь при этом совершенно разными. Это проявилось еще в нашу бытность детьми. Мы росли вместе, в самом обычном доме в Северном Лондоне. Ходили в одну школу. Менялись одеждой и подначивали друг друга насчет бойфрендов. Но если Кэти была совершенно счастлива и мечтала о том дне, когда у нее будет собственный дом и та жизнь, которой желали нам родители, то я частенько сбегала в местную библиотеку и грезила о совершенно иных вещах. Я вливалась в шайку в таверне «Ямайка», грабя потерпевших крушение моряков, неосторожно приблизившихся к берегу. Я влюблялась в Эдварда Рочестера, но в моей версии романа спасала его из огня. Я отправлялась в затерянный город Кор и обретала бессмертие в огненном столбе. Мы были полной противоположностью Сесили и Лизе Трехерн, этим враждующим сестрам, находившимся в буквальном смысле на ножах. У нас с Кэти не было ничего общего, кроме любви и привязанности друг к другу, которые мы пронесли через всю жизнь.
Бывали времена, когда я хотела бы сильнее походить на сестру. Жизнь Кэти являла собой образец уюта и упорядоченности: двое детей, теперь уже взрослых; муж-бухгалтер, трижды в неделю ночующий в Лондоне, но по-прежнему обожающий жену после брака длиной в четверть века; работа с частичной занятостью; круг близких друзей; общественная деятельность… Ну и все такое прочее. Мне Кэти часто представлялась более умной и зрелой версией меня самой.
И тем не менее я бы не смогла жить в таком вот доме. Я бы вообще не купила дом, имеющий название. Для таких, как я, вполне достаточно номера.
«Три трубы» располагались в тихом переулке в виде полумесяца на окраине Вудбриджа. И да, у дома действительно имелись три трубы, хотя они и являлись чисто декоративными, потому как в каминах были установлены светильники с имитацией огня. Глядя на все эти отполированные поверхности, сдвигающиеся стеклянные двери, пушистые ковры и со вкусом подобранные предметы искусства, я понимала, что, живя здесь, чувствовала бы себя запертой в клетку. Но Кэти, похоже, так не считала. Она была матерью, женой, домохозяйкой. Ей нравилось существовать в определенных рамках.
Однако не стану утверждать, что мой собственный, беспорядочный стиль жизни мог послужить для кого-то предметом зависти. Моя ранняя любовь к книгам не привела меня в те места, которые я себе воображала. Она привела меня… к книгам. Я начала с должности младшего редактора в «Харпер-Коллинз», затем стала выпускающим редактором, потом — старшим редактором и, наконец, главой отдела художественной литературы в компании, которая в буквальном смысле слова сгорела ясным пламенем. Издательская индустрия густо населена идеалистами, людьми, бескорыстно любящими свою работу. Вот почему столь многим из нас так плохо платят. Мне посчастливилось приобрести двухкомнатную квартиру в Крауч-Энде еще до того, как цены на недвижимость сошли с ума, однако с ипотекой удалось полностью развязаться только перед самым отъездом на Крит. У меня было много романов с мужчинами, но ни одна связь не была длительной, потому что я сама этого не хотела. Пока не появился Андреас и не изменил все.
Вот такими мы были. Две сестры, глядящие друг на друга через провал, становящийся с годами все шире, разделенные пропастью, но одновременно близкие. Порой мы осуждали друг друга, но, возможно, это лишь помогало нам лучше понять самих себя.
— Думаешь, разумно было позволить втянуть себя в очередное расследование убийства? — спросила Кэти.
— В этот раз я буду более осторожной.
— Надеюсь.
— Да и вообще, мне начинает казаться, что вся эта затея обернется пустой тратой времени.
— Почему? — удивилась она.
— Да потому, что чем больше я задаю вопросов, тем более очевидным становится, что Фрэнка Пэрриса убил именно Штефан Кодреску. Все улики указывают на него, и, судя по всему, кроме Штефана, мотив имелся только у двух человек, причем, откровенно говоря, я даже не вполне понимаю, что это был за мотив.
— А кто эти люди?
— Ну… Семейная пара, живущая в Уэстлтоне, Мартин Уильямс и его жена Джоанна, сестра покойного Фрэнка.
Вид у Кэти стал изумленный.
— Неужели Джоанна и Мартин Уильямс? Ну и ну!
— Ты их знаешь?
— Встречалась однажды. Не могу сказать, что они мне понравились.
Это было необычно. Как правило, Кэти хорошего мнения обо всех вокруг.
— А что именно тебя насторожило? — осведомилась я.
— Да так, ничего определенного. Просто не понимаю я таких людей. — Видя, что мне нужно больше подробностей, сестра неохотно продолжила: — Эта Джоанна — настоящий деспот. За столом она главная, никому и слова не дает вставить. А Мартин — законченный подкаблучник. Жена вертит им как хочет. И ей это, похоже, доставляет удовольствие.
Меня это озадачило.
— Когда ты с ними встречалась? — спросила я.
— Ну… Сто лет назад. Наверное, еще даже до убийства. Они оба присутствовали на каком-то обеде, и я запомнила их только потому, что у меня просто в уме не укладывалось, как двое таких разных людей способны много лет уживаться в браке!
— Значит, говоришь, жена всем заправляет, а муж подкаблучник? Ты уверена?
— Абсолютно.
— Это странно. Я видела их сегодня утром, и мне показалось, что у них в семье все обстоит как раз наоборот. — Не желая особо заморачиваться, я выкинула чету Уильямс из головы. — Да, по всему получается, что убийца Штефан. Я имею в виду… кровь на подушке, кровь в душе, деньги под матрасом. Его даже видели входящим в номер!
— В таком случае что же произошло с Сесили Трехерн?
— Возможно, это просто совпадение. Она могла упасть в реку. Допустим, решила искупаться и утонула. Если верить ее сестре Лизе, брак Сесили был вовсе не таким уж благополучным, как казалось со стороны, и она могла сбежать с другим мужчиной. — Однако, даже произнося эти слова, я понимала, что такое невозможно. Маленькую дочь Сесили никогда бы не бросила.
— Тебе заплатят, если ты не добьешься результата?
Вот об этом я как-то не подумала. Я потянулась за сигаретой.
— Не возражаешь, если я выйду на улицу? Мне нужно покурить.
Кэти поглядела на меня искоса:
— Ты сказала, что подумываешь бросить курение.
— Да, я и впрямь думала на этот счет.
— И что?
— Решила пока не бросать.
Сестра передала мне пепельницу. Знала, что она мне понадобится. Потом Кэти поставила на поднос кофейник, молочник, две чашки и, что необычно для нее, два стакана с виски.
— Выпьешь со мной? — спросила она.
— Только чуть-чуть. Я за рулем.
Мы вышли на улицу и уселись за деревянным столиком рядом с рыбным прудом. Вечер выдался теплый, на небе загорелись половинчатая луна и несколько звезд. Сад, разумеется, выглядел красивым; рассаду Кэти приобретала за полцены у себя на работе. Недавно она купила статуэтку прыгающей лягушки, изо рта у которой лилась вода, и шум этот только подчеркивал глубокую тишину вокруг. И вдруг я заметила, что один куст погиб. Он рос на самом виду, на круглой клумбе посреди лужайки. Определить, как он называется, я не берусь — шарообразный такой и коротко остриженный, — но этот куст был совершенно бурый. По какой-то причине это меня встревожило. По моим представлениям, Кэти должна была избавиться от него в тот самый момент, как только начали опадать листья.
Я зажгла сигарету и стала умиротворенно курить, слушая шум падающей воды.
— Ты вернешься на Крит? — поинтересовалась Кэти.
У нас с сестрой не было друг от друга секретов. За ужином мы поговорили об отеле, о личных проблемах и о моих сомнениях.
— Не знаю, — сказала я. — Не представляю даже, на каком этапе наши отношения с Андреасом. Перед отъездом из Англии он сделал мне предложение.
— Да, ты мне рассказывала. Ты отказала ему.
— Ничего подобного. Я сказала «да». Но потом мы передумали. Решили, что брак нам не подходит. Я заставила его сдать кольцо обратно. В любом случае оно стоило дороже, чем он мог себе позволить, а у нас каждое пенни было на счету. — Я внимательно посмотрела на сестру поверх кончика сигареты. — Иногда мне хочется, чтобы я больше походила на тебя.