находились в добром согласии, за исключением двух вещей. Доктор Коллинз не был человеком особенно религиозным. Он ходил с женой в церковь скорее из уважения к ней, а не по внутреннему убеждению. А еще, к большому ее огорчению, он курил трубку, которой обзавелся, когда ему не исполнилось и двадцати лет. Саманте так и не удалось убедить мужа бросить вредную привычку, но в качестве компромисса Леонард не курил, если в комнате находились дети.
— Но я тетю Джойс уже лет сто не видела, — сказала Саманта. — Мы даже не переписывались друг с другом, если не считать открыток на Рождество и день рождения.
— Но она явно не забывала о племяннице, — заметил Леонард. Он взял было трубку, но подумал немного и положил ее обратно.
— Чудесная была женщина, и мне жаль слышать, что она умерла. — У Саманты было такое вечно серьезное лицо, которое больше подходит для выражения печали, нежели радости. — Я попрошу викария провести заупокойную службу в это воскресенье.
— Уверен, она бы это одобрила.
— Я чувствую себя виноватой. Нужно было стараться поддерживать с ней связь.
Саманта молчала, думая о Джойс Кэмпион, заменившей ей погибших родителей. Именно тетя Джойс в свое время приобщила ее к религии. Брат Элджернон, разумеется, ходить в церковь наотрез отказался. Еще тетя Джойс оплатила обучение на курсах секретарей, где Саманта выучилась стенографировать и печатать на машинке, а позднее, используя свои связи, устроила племянницу в машинописное бюро в «Хорликс», компанию по производству соевого молока в Слау. Воспитанница привыкла считать тетушку убежденной старой девой и была ошарашена, когда Джойс вдруг объявила о помолвке с состоятельным американцем Харланом Гудисом, владельцем рекламного агентства в Нью-Йорке. Произошло это почти в то же самое время, когда Саманта познакомилась с Леонардом и вышла за него замуж. Молодые переехали сначала в дом под Торрингтоном, доставшийся доктору по наследству, а затем в Тоули. Наверное, было вполне объяснимо, что две женщины почти перестали общаться.
— Ее муж умер два года назад, — пояснила Саманта. — Детей у них не было. Насколько мне известно, других родственников тоже.
— Как следует из письма поверенных, все наследство переходит к тебе.
— Ты всерьез думаешь, что там может быть… кругленькая сумма?
— Сложно сказать. Замечу, что Гудис был весьма богат. Видимо, все зависит от того, много ли денег успела потратить его вдова. Ты сама позвонишь юристам или это сделать мне?
— Давай лучше ты, Лен. Я слишком переживаю. — Саманта вот уже раз в двадцатый, не меньше, посмотрела на письмо. Судя по ее взгляду, женщине очень хотелось, чтобы оно вообще никогда не приходило. — Быть может, нам не стоит ожидать слишком многого, — продолжила она. — Здесь ведь про деньги нет ни слова. Тетя могла оставить мне нечто такое, что нам совсем без надобности. Например, несколько картин или старые украшения.
— Пару полотен Пикассо или диадему с бриллиантами.
— Перестань! Вечно ты выдумываешь!
— Если речь не идет о больших деньгах, то зачем адвокатам понадобилось с тобой увидеться?
— Не знаю. Возможно…
Договорить она не успела, потому как открылась дверь и вошел одетый в пижаму мальчик, только что из ванной. То был Марк, их семилетний сынишка.
— Мамочка, ты придешь почитать мне? — спросил он.
Саманта очень устала. Она даже чай детям накрыть не успела, а ведь нужно было еще приготовить ужин. Но Саманта улыбнулась и поднялась.
— Конечно, милый. Мамочка сейчас придет.
Они с сыном только начали читать Клайва Стэйплза Льюиса. Марк любил книги. Не далее как накануне вечером Саманта обнаружила сына в шкафу. Он пытался найти вход в Нарнию. Мальчик выбежал из комнаты, и мать собиралась уже пойти за ним, но тут ей в голову пришла одна мысль.
— В письме не упоминается про Элджернона, — сказала она, повернувшись к мужу.
— Да, я это заметил. — Леонард нахмурился. — Там особо подчеркнуто, что ты — единственная наследница.
— Тетя Джойс пришла в ужас, когда Элджи посадили в тюрьму, — продолжила Саманта. — Помнишь ту историю на Пикадилли?
— Это было еще до нашей с тобой встречи.
— Я тебе о ней рассказывала. — Она стояла в дверях, понимая, что Марк ждет ее наверху. — Тетя всегда говорила, что на Элджи нельзя положиться. Водит знакомство не с теми людьми, и все эти его бизнес-идеи. Думаешь, она вычеркнула его из завещания?
— Очень на это похоже.
— Ладно, я сама могу поделиться с ним. Мне столько не нужно. Если, конечно, там… — Саманта помедлила, словно не желая допускать подобную возможность, — и впрямь много!
— Поживем — увидим. — Доктор понизил голос, как если бы старался, чтобы дети не услышали. — Ты не обидишься, дорогая, если я дам тебе один совет?
— Ты знаешь, что я всегда прислушиваюсь к тебе, Леонард.
Это было правдой. Муж неизменно стоял первым в ряду тех, к кому Саманта обращалась за советами. Пусть даже она и не всегда внимала им.
— Так вот, на твоем месте я не стал бы ничего говорить брату.
— Что? Предлагаешь скрыть новость от Элджи?
— До поры до времени. Я к тому, что ты абсолютно права. Мы еще понятия не имеем, о какой сумме идет речь, и не узнаем, пока не съездим в Лондон и не встретимся там с юристами. Неудобно получится, если мы вдруг поднимем шумиху из-за пустяка.
— Но ты же сам только что утверждал…
— Я все это помню, но послушай-ка… — Леонард с осторожностью выбирал слова. Саманта и Элджернон виделись не так часто, но доктор знал, что брат и сестра близки друг другу. Да и как могло быть иначе после той трагедии во время войны, после гибели их родителей и всего, что обоим пришлось пережить? — Я не уверен, что стоит говорить об этом сейчас, когда Элджернон гостит в нашем доме, но я сильно встревожен.
— Что ты имеешь в виду?
— Не хочу пугать тебя, милая, но в твоем брате есть сторона, о которой мы на деле мало что знаем. Вполне может статься, что он…
— Что?
— Опасен. Ты ведь знаешь, как Элджернон одержим своими планами и грезами. Давай не будем пока посвящать его в курс дела. По крайней мере до тех пор, пока не станет понятно, о какой сумме идет речь.
Леонард улыбнулся и в этот миг показался ей таким же неотразимым, как в день их первой встречи, напомнив Саманте о том, почему она вышла за него.
— Ты заслуживаешь лучшего, — сказал он. — Боюсь, мне было не по силам должным образом заботиться о тебе. Не с моими доходами. Это событие может стать для тебя началом новой жизни.
— Не говори ерунды. Мне не на что жаловаться. Я совершенно счастлива.
— И я тоже. Мне очень сильно повезло с тобой.
Саманта быстрым шагом подошла к столу и чмокнула мужа в щеку. А потом поднялась наверх, чтобы почитать сыну про Нарнию.
Глава 3«Выкуп королевы»
Мелисса собиралась уехать из «Мунфлауэра», как только поговорит с Гарднерами. Но, выйдя из кабинета, увидела за стойкой администратора Нэнси Митчелл, и, естественно, ей пришлось остановиться и поболтать немного. Нэнси работала в отеле с самого открытия. То была добропорядочная, надежная девушка, дочь смотрителя маяка, а Мелисса всегда следовала политике быть с персоналом дружелюбной. Ей было известно, как легко приобрести дурную репутацию, проявляя неприветливость по отношению к подчиненным.
— Как дела, Нэнси? — с улыбкой спросила она.
— Спасибо, мисс Джеймс. Все чудесно.
Но вид девушки явно противоречил ее словам. Нэнси всегда держалась несколько робко, словно боялась обидеть кого-нибудь, но сегодня выглядела совершенно сломленной. Глаза ее были красными то ли от усталости, то ли от слез, длинные белокурые волосы спутались и явно нуждались в расческе. Возможно, причина кроется в неладах с парнем. Вот только есть ли у Нэнси парень? Она недавно перешагнула порог двадцатилетия и не то чтобы была некрасивой, просто черты ее лица — как бы это лучше выразиться? — не вполне сочетались друг с другом. Подобное бывает на портретах, где художник пытается превзойти самого себя. Именно так подумала Мелисса в первый момент, но затем в голове у нее промелькнула другая, более важная мысль: не годится, чтобы гостей отеля встречал на ресепшене заплаканный администратор.
— У тебя все хорошо? — спросила она.
— Да, мисс Джеймс. — Вид у Нэнси стал испуганным.
— Как родители? — Мелисса пыталась держаться ласково, проявляя участие.
— Все здоровы, благодарю вас, мисс Джеймс.
— Рада слышать. — Мелисса огляделась вокруг. Они были одни. — Послушай, Нэнси, если тебя что-то беспокоит, скажи мне. Мне хочется думать, что мы достаточно долго знаем друг друга, чтобы считаться друзьями.
К удивлению хозяйки, девушка посмотрела на нее с выражением, близким к ужасу.
— Нет! — воскликнула она. Потом отчасти взяла себя в руки. — Я это… в смысле, вы очень добры, мисс Джеймс. Но дело такое… У меня просто кое-какие неприятности дома. Папа мучается от боли в колене, когда поднимается и спускается по этим своим лестницам.
Всего минуту назад Нэнси утверждала, что оба ее родителя здоровы. Будучи сама актрисой, Мелисса с ходу распознавала притворство. И по-настоящему рассердилась.
— Имей в виду, что ты представляешь собой лицо «Мунфлауэра», — предупредила она девушку. — Давай говорить начистоту, Нэнси: не дело сидеть здесь с таким видом. Если неважно себя чувствуешь, иди лучше домой.
— Простите, мисс Джеймс. — Нэнси изо всех сил старалась собраться и изобразить улыбку. — Я только отлучусь в дамскую комнату, припудрю носик, и все будет замечательно.
— Ну вот и славно. Держи себя в руках.
Коротко улыбнувшись ей, Мелисса пошла дальше. Кое-что в этом происшествии ее смутило. Реакция на ее замечание, что они друзья. Любой почувствовал бы себя польщенным, но Нэнси это словно бы покоробило. Может, Гарднеры наговорили ей чего-нибудь? Девчонке стало известно о связанных с отелем финансовых затруднениях?
Мелисса решила выбросить Нэнси из головы, но на этом неприятности не закончились. Подходя к машине, она заметила стоявшего рядом мужчину, и, когда поняла, что тот специально ее дожидается, под ложечкой неприятно засосало. Мужчина был низенький и плотный, во влажном от дождя черном костюме. Волосы, те немногие, что еще остались, тоже намокли. Хотя он и был выбрит, на подбородке и на верхней губе виднелись синие тени. Человек этот выглядел совершенно неуместным в курортном городке, как мелкий гангстер, только что вышедший из тюрьмы. Еще до того, как этот субъект произнес хоть слово и обнаружил свой восточноевропейский акцент, было понятно, что он приехал из-за границы.