Затем он отправляется наверх, чтобы надеть жилет и ботинки, и все было бы хорошо, если бы нас не отвлекло появление в окне мисс Митчелл. Я и старший инспектор тут же выбежали из дома. Полисмены также были заняты поисками неизвестного. Эрик Чандлер и его мать находились наверху. Вы одна оставались на первом этаже дома, когда несколько минут спустя вернулся Фрэнсис Пендлтон. Вы действовали спонтанно. Полагаю, вами овладел неуправляемый порыв ярости, желание отомстить. Вы схватили турецкий кинжал, поднялись по лестнице и ударили Пендлтона в грудь.
Мгновение спустя мы со старшим инспектором вошли в парадную дверь. Вы стояли к нам спиной, поэтому мы не могли разглядеть, что вы сильно перепачкались кровью. Вот почему вы обняли Фрэнсиса Пендлтона, когда он повалился, — с целью скрыть, что кровь была на платье еще прежде. Не думаю, что для вас это было убийство, мисс Кейн. По крайней мере, вы воспринимали это как акт возмездия.
Мэделин Кейн не пыталась ничего отрицать. Лицо ее приняло выражение жутковатого безразличия, говорившего о том, что она считает свой поступок правильным. Женщина находилась на грани безумия.
— Я думала, что это муж убил Мелиссу, — только и произнесла она. Потом с укором посмотрела на Крола. — Так вы сказали. Это ваша вина. — Секретарша снова повернулась к Пюнду. — И Пендлтон сознался, я сама это слышала.
— Но зачем было его убивать?! — воскликнул Крол. — Если бы его признали виновным, закон сам покарал бы негодяя.
Аттикус печально покачал головой:
— Здесь снова моя вина. Непосредственно перед отъездом из Лондона я сочинил речь. В ней я высказывал мнение, что смертную казнь в Великобритании следует отменить, и упомянул, что за последние пятьдесят лет почти половина приговоренных к высшей мере была помилована. Мисс Кейн печатала для меня эту речь, и мы ее даже обсуждали.
— Если Фрэнсис Пендлтон убил жену, его следовало повесить. — Мэделин Кейн отказывалась признавать, что совершила ужасную ошибку. Взгляд ее был расфокусирован. На губах играла странная полуулыбка. — Мелисса Джеймс обладала невероятным талантом. Она была одной из величайших актрис современности и олицетворяла собой силу природы. В своем письме я писала правду. Теперь, когда ее нет, свет погас навеки. — Секретарша встала. — Я хочу уйти.
— У меня остался последний вопрос, мисс Кейн, — произнес Аттикус. — Кто был тем человеком, который звонил мне по телефону и изображал Эдгара Шульца?
— Один мой друг, актер. Но он не имеет никакого отношения к этому делу. Я просто сказала ему, что хочу устроить розыгрыш.
— Понятно. Благодарю вас.
Крол подошел к ней:
— Я отвезу вас в полицейский участок, мисс Кейн.
— Очень любезно с вашей стороны, старший инспектор. — Секретарша с мольбой посмотрела на него. — А не могли бы мы напоследок проехать мимо Кларенс-Кип?
— Итак, мистер Пюнд, похоже, нам пора прощаться?
Это происходило вечером того же дня. Старший инспектор Крол и Аттикус Пюнд стояли на железнодорожной платформе в Барнстепле. Все остальные свидетели тоже покинули отель «Мунфлауэр». Элджернона Марша вернули в камеру в полицейском участке в Барнстепле. Там к нему присоединились Ланс и Морин Гарднер, которым тоже предстояло держать ответ. Пюнд с огорчением смотрел, как Эрик Чандлер и его мать уходят порознь, все еще не разговаривая друг с другом. «Неужели Филлис Чандлер и в самом деле питает такое непреодолимое отвращение к поступкам сына? — подумалось ему. — Или, может, женщина начинает понимать, что отчасти и сама виновата в том, каким он стал?»
Хотя бы Нэнси Митчелл уходила в более приподнятом настроении. Когда мисс Кейн увели, она подошла вместе с матерью к Пюнду, и сыщику стало очевидно, что эти две женщины сообща обрели силу, какой у них не было прежде.
— Хочу поблагодарить вас, мистер Пюнд, — сказала девушка. — За то, что вы сделали на мосту.
— Рад, что смог помочь вам, мисс Митчелл. Это было тяжкое испытание для всех нас, но надеюсь, вы скоро оправитесь от случившегося.
— Я позабочусь о ней, — пообещала Бренда Митчелл, беря дочь за руку. — И мы оставим ребенка, если этого хочет Нэнси. Мне все равно, что скажет муж. Я устала терпеть его выходки.
— Желаю вам обеим счастья, — произнес Пюнд, подумав, что из трагических событий в отеле «Мунфлауэр» вышло хоть что-то доброе.
Саймон Кокс возвращался в Лондон. Он предложил подвезти Аттикуса, но сыщик отказался.
— Вы удивительный человек, мистер Пюнд, — заметил бизнесмен. — О вас непременно нужно снять фильм. — Глаза его просияли. — Быть может, обсудим эту тему?
— Думаю, не стоит, мистер Кокс.
Пюнд оглянулся, высматривая Саманту Коллинз, но та уже ушла. Крол заверил сыщика, что сотрудница полиции заглянет в Черч-Лодж и убедится, что с ней и с детьми все в порядке.
Поезд, влекомый стареньким локомотивом LMR-57, подошел к станции, громыхая колесами и выпуская клубы белого пара. Носильщики устремились к открывающимся дверям, откуда начали выходить пассажиры.
— Чем займетесь, когда вернетесь в Лондон? — спросил Крол.
— Первым делом найду себе нового секретаря, — ответил Пюнд. — Похоже, что эта должность теперь вакантна.
— Да. И, откровенно говоря, мне очень жаль, что все так получилось: мисс Кейн казалась очень толковой помощницей… весьма ловкой и деловой особой.
— Все правильно, именно такой она и была. А какие планы у вас, друг мой? Уходите в отставку?
— Да, — отозвался Крол. — И благодаря вам с почестями. Хотя моей заслуги тут нет.
— Напротив, именно благодаря вам эта загадка была разрешена.
Двое мужчин обменялись рукопожатием, а затем, взяв чемодан, Аттикус Пюнд сел в вагон. Двери начали закрываться; несколько секунд спустя машинист дал свисток, и поезд, выдав очередную порцию шипения и скрежета, тронулся с места.
Крол смотрел, как он покидает станцию, и не сошел с места до тех пор, пока состав не исчез вдали, после чего повернулся и зашагал к машине.
СОВЫ охотятся ночью(окончание)
Книга
Странно было столько лет спустя вернуться к роману «Аттикус Пюнд берется за дело». Как правило, я не перечитываю книги, которые редактировала, да и знакомые мне авторы тоже чрезвычайно редко обращаются к ранним своим произведениям. Процесс редактуры, как и процесс написания, очень напряженный и подчас сопровождается такими трудностями, что, вне зависимости от удовлетворения конечным продуктом, я всегда с облегчением расстаюсь с ним.
И что же я почувствовала, когда старший инспектор Крол проводил сыщика обратно в Лондон, а я перевернула последнюю страницу? Пожалуй, разочарование. Я внимательно читала книгу до самого вечера, но, похоже, лишь напрасно потратила время.
На первый взгляд роман «Аттикус Пюнд берется за дело» не имел никакой связи с тем, что случилось в «Бранлоу-Холле» в июне две тысячи восьмого года. В нем не было ни свадьбы, ни остановившегося в отеле владельца рекламного агентства, ни подсобного рабочего румына, ни секса в лесу. Действие происходит в Девоне, а не в Суффолке. Никого не забивают до смерти молотком. По сути говоря, большая часть событий в книге выглядит весьма фантастично: знаменитую актрису душат (дважды!), ключом к разгадке становится «Отелло», чокнутая поклонница шлет письма на сиреневой бумаге, а тетушка умирает, оставив наследство в семьсот тысяч фунтов. Алан явно все это выдумал и не имел нужды ехать в «Бранлоу-Холл» в поисках вдохновения.
И тем не менее, если только я не заблуждалась коренным образом с самого начала, Сесили Трехерн прочла роман и каким-то образом убедилась в невиновности Штефана Кодреску. Она позвонила родителям на юг Франции и сказала: «Разгадка была там, прямо у меня перед глазами». Вот ее слова, если верить отцу. Я только что снова прочитала книгу от корки до корки. Я полагала, что тщательно изучила все факты, связанные с убийством, которое произошло в реальности. Однако, увы, понятия не имела, что именно заметила Сесили.
Как ни странно, я получила удовольствие от книги, хотя с самого начала знала развязку. Несмотря на то, что Алан Конвей питал отвращение к детективам, включая и собственные произведения, он определенно был мастером своего дела. Алан никогда не обманывал ожидания читателей, желающих получить занимательную историю про убийство и достойную разгадку. Думаю, это было одной из составляющих его успеха.
А вот общаться с самим автором было, прямо скажем, делом малоприятным. Мне пришлось потратить много часов, работая над деталями, например обсасывая те самые десять моментов времени, с целью убедиться, что они действительно стыкуются друг с другом и вся картина имеет смысл. Большая часть моей редакторской работы велась через Интернет, потому как мы с Аланом находились не в лучших отношениях, но однажды нам довелось посидеть в моем лондонском кабинете. И сейчас, перечитывая книгу в саду отеля «Бранлоу-Холл», я вспоминала о спорах, которые мы вели тем долгим осенним днем. Ну почему Конвей держался так неприязненно? Одно дело, когда писатель защищает свой труд. Но он переходил на крик и тыкал пальцем, заставляя меня почувствовать, что я нагло вторгаюсь на запретную территорию его воображения, а вовсе не пытаюсь помочь продать его проклятый детектив.
К примеру, я бы предпочла открыть роман появлением Аттикуса Пюнда. В конце концов, это его история, и я задавалась вопросом, станут ли читатели добрых четыре главы дожидаться встречи с главным героем. Не вдохновляла меня и глава под названием «Бриллиант „Людендорф“»: по сути, она представляла собой отдельную историю внутри главного расследования и никак не соотносилась с событиями в Тоули-на-Уотере. Я предлагала опустить ее, но Алан и слушать не желал. Возможно, я просто трепала ему нервы, так как мы оба знали, что при объеме в семьдесят две тысячи слов книга получается слишком короткой. Это не такой уж страшный грех: у Агаты Кристи были романы и покороче. «Щелкни пальцем только раз» и «Смерть на Ниле» (общепризнанный шедевр) тянули всего на шестьдесят с лишним тысяч слов каждый. Да, с изъятием истории про похищение бриллианта роман съеживался почти до размеров повести, что могло повредить его продажам. Но главная причина заключалась в том, что Алан не был готов проделать необходимую работу по увеличению объема других глав, вот мне и пришлось смириться с тем, что есть. Сама глава, кстати, была довольно интересной. Идея разодрать обои в спальне Мелиссы Джеймс принадлежала мне: так можно было хоть как-то оправдать присутствие в романе истории о похищенном бриллианте.