Ядром партии стало меньшинство участников земского съезда, проходившего в Москве в ноябре 1905 года, которые отказались подписать его общеполитическую резолюцию. 9 ноября 1905 года в газете «Слово» был опубликован первый вариант программы партии. 8–12 февраля 1906 года в Москве состоялся первый съезд «Союза 17 октября». К осени 1906 года в состав «Союза 17 октября» вошли Торгово-промышленная партия, Партия правового порядка, «Конституционно-монархический правовой союз», Партия Манифеста 17 октября в Иваново-Вознесенске, партия «За царя и порядок» в Калуге и др. «Союз 17 октября» задумывался как объединение всех центристских сил. Вливавшиеся в его состав объединения не распускались, а продолжали свое существование уже в рамках «Союза 17 октября». Членство в «Союзе 17 октября» не накладывало никаких особых обязательств, в том числе и по уплате партийных взносов. В 1906 году у партии было 260 местных отделений, общая численность членов достигала 75–77 тысяч человек. Особым влиянием октябристы пользовались в земских губерниях. Социальной основой партии являлись представители крупного землевладения и предпринимательских кругов. Значительную роль в столицах играли немецкие группы «Союза 17 октября». В 1906–1907 годах среди членов партии было 53,22% потомственных дворян, 21,99% купцов и потомственных почетных граждан. По роду занятий в рядах октябристов числилось 48,96% чиновников, более 31% представителей предпринимательских кругов. Уже после июля 1906 года организационная структура партии начала распадаться: около четверти местных отделений «Союза 17 октября» прекратили свое существование, заметно сократилась численность объединения. В «Союзе 17 октября» параллельно существовали два ЦК – московский и петербургский. В их состав вошли А. И. Гучков, Н. И. Гучков, П. А. Гейден, В. И. Герье, П. Л. Корф, М. В. Красовский, Ю. Н. Милютин, В. М. Петрово-Соловово, М. А. Стахович, Н. А. Хомяков, Д. Н. Шипов и др. На II съезде партии в мае 1907 года было принято решение о создании единого ЦК с местопребыванием в Москве. В 1906 году у партии имелось 50 печатных органов. Издавались газеты на русском, немецком, латышских языках, в том числе «Голос Москвы», «Известия Московского клуба Союза 17 октября» и т. д.
Избирательный закон от 11 декабря 1905 года не позволил партии добиться ощутимого успеха на выборах в Государственную Думу 1‐го и 2‐го созывов. В ходе избирательной кампании в Первую Думу октябристы выступали в союзе с Партией правового порядка, Прогрессивно-экономической партией, «Всероссийским союзом торговли и промышленности». Союз 17 октября занимал строго центристскую позицию. Как заявлял М. А. Стахович на первом учредительном съезде партии,
«Союз 17 октября» открыто и резко отграничил себя с обоих флангов. Мы одинаково не сочувствуем и революции, и реакции: нам одинаково кажутся незаконными, как насильственные революционные действия, так и ломка со стороны правительства основных начал Манифеста 17 октября.
В итоге октябристам удалось провести 16 депутатов (в том числе П. А. Гейдена, М. А. Стаховича и др.), которые оказались на крайне правом фланге народного представительства. В связи с неудачной избирательной кампанией уже в июне 1906 года в «Союзе 17 октября» обсуждался вопрос о реорганизации партии и создании нового объединения на базе формировавшейся Партии мирного обновления. Политический курс правительства П. А. Столыпина «Союз…» в целом поддержал. Его лидеры в большинстве своем вполне сочувственно отнеслись и к учреждению военно-полевых судов 19 августа 1906 года, что привело к выходу из партии лидеров мирнообновленцев – П. А. Гейдена, М. А. Стаховича, Д. Н. Шипова. Во Второй Думе фракцию октябристов составляли 28 депутатов (к концу сессии – 35), которые блокировались с Группой правых и умеренных. Неготовность думского большинства к диалогу с правительством вынуждала «Союза 17 октября» требовать роспуска законодательного собрания.
Избирательный закон от 3 июня 1907 года позволил октябристам заметно увеличить свое представительство в Думе до 154 депутатов. «Союз 17 октября» занял ведущее место в Таврическом дворце, имея возможность заключать соглашения как с правыми, так и с кадетами, что зачастую предрешало результат голосования. Период наибольшего влияния октябристов на политическую жизнь страны совпал с разрушением организационной структуры «Союза 17 октября». К 1909 году осталось около 90 местных организаций, причем некоторые из них фактически уже не функционировали. Это вынуждало октябристов сконцентрироваться на думской деятельности. Однако дезинтеграционные тенденции имели место и в самой фракции.
Накануне начала работы Третьей Думы октябристы собрались на совещание. Решался вопрос о программе работы фракции. И тут же возникло разногласие. Многие депутаты были категорически против документов, хотя бы в чем-то ограничивающих свободу действий. В итоге предложенная программа была принята только к сведению. Детально ее даже не обсуждали.
Благоприятное впечатление на октябристов произвели правые. Их представлял П. Н. Крупенский, который пришел на собрание фракции «Союза 17 октября». Он заявил о готовности его товарищей к сотрудничеству в деле реформ на основании Манифеста 17 октября. Его речь была встречена восторженными аплодисментами. В значительной мере это объяснялось удивлением. Октябристы сомневались в конституционных увлечениях своих правых коллег. Правые же приглашали октябристов в свой клуб на Моховой улице, рассчитывали согласовывать с ними свои решения. Среди членов «Союза 17 октября» единодушия на сей счет не было. Левое крыло категорически возражало. Другие настаивали на том, что проигнорировать это предложение было бы бестактным. Левых октябристов поддержал А. И. Гучков. В итоге его точка зрения возобладала: к правым не ходить, кандидатуру председателя Думы с ними не согласовывать.
Это неприятно удивило правых депутатов. Некоторые из них присутствовали на октябристском собрании и не могли не высказать своего возмущения. Слово взял П. В. Синадино:
Я чувствую себя здесь очень неудобно, и мне следовало бы покинуть эту залу. А. И. Гучков и М. Я. Капустин кратко, но внушительно и реально выказали какое-то пренебрежение к нам… Я не могу понять цели октябристов. Они намечают Хомякова, мы – Бобринского, но наш кандидат снимает свою кандидатуру в пользу вашего, и мы соглашаемся голосовать за него, а нам взамен этой уступки высказывают недоверие и оскорбление. Ведь это повлечет к вражде, к озлоблению, к расколу…
Задаваясь этим вопросом, Синадино упускал из виду политические эмоции, охватившие многих октябристов. Они ситуативно были ближе к правым, разделяли их страх перед революцией, для них был немыслим альянс с леворадикальными силами. Более того, многие октябристы мало чем отличались от правых. Однако это не относилось к лидерам «Союза 17 октября». Они как раз с правомонархистами себя не отождествляли. Ситуация была парадоксальная. Левые октябристы росли из того же корня, что и многие кадеты, но разделяли постулаты, зачастую близкие их противникам. Будучи органически связанными с конституционными демократами, они тяготились альянсом с правыми и втайне рассчитывали на союз с кадетами. Их позиция сказалась во время обсуждения состава будущего президиума Третьей Думы. В качестве товарища председателя Думы они предпочитали видеть кадета В. А. Маклакова или мирнообновленца Н. Н. Львова.
Тогда же, 20 октября 1907 года, состоялось заседание фракции октябристов и правых. Они чувствовали себя хозяевами положения, а значит – могли решать, кому быть председателем в Таврическом дворце. Совещавшиеся уговаривали Н. А. Хомякова баллотироваться на этот пост. Хомяков долго отнекивался.
Но, господа… заставляете меня перепрыгнуть через сожженную канаву, а я чувствую, что это для меня невозможно, что я этого не сумею сделать и при неловком прыжке могу сломать ногу.
Избрание именно Хомякова было очень важно, потому что Гучкова в должности председателя нельзя было и помыслить. Лидер партии всегда очень важен для фракции. Хомякова упрашивали. Выступали М. В. Родзянко и Н. Н. Опочинин. Они вспоминали многие собрания, где председательствовал Хомяков. Он всегда это делал умело, умно и тактично.
Вы не имеете права отказываться, потому что Ваш отказ может повлечь за собой выбор или левого, или правого, что одинаково вредно отразится на работе Думы. Вы обязаны согласиться – это Ваш нравственный и гражданский долг. Другого кандидата у нас нет, и Вы, конечно, не захотите быть виновником такой неудачи в работе и Третьей Думы…
Фракция, да и вся Дума, нуждалась в модераторе, способном уравновесить крайности, непропорционально разросшиеся «крылья». Такой зазор между правыми и левыми объясняется просто: союз складывался не вокруг идеологии.
Как уже отмечалось выше, октябристы – не консерваторы и не либералы (хотя, конечно, и таких среди них было немало), а в первую очередь земцы. Октябристы гордились своим «земским происхождением». Они полагали его лучшим свидетельством делового настроя и профессионализма депутатов.
Враги Третьей Думы усердно повторяли: «Это не законодательное, а просто большое земское собрание», – отмечал депутат от «Союза 17 октября» Е. П. Ковалевский. – В этом много правды, но я не вижу, чем такая правда может быть оскорбительна. Если Государственная Дума является вместе с тем «земской» Думой, то это лишь естественное развитие от частного к общему, переход от местного хозяйства к государственному. Расширение масштаба несравненно легче и удобнее, чем сопоставлять план совсем без масштаба или применительно к чужой у нас не употребимой мерке.
Впрочем, у земства была неоднозначная репутация в стране, даже среди самих земцев. Далеко не всегда они присутствовали на земских собраниях, далеко не всегда справлялись с поставленными задачами, демонстрировали эффективность и профессионализм. 13 июня 1908 года один из лидеров октябристов, сам земец Н. В. Савич не без оснований утверждал: «Дума превратилась в земское собрание; пар