В итоге представители различных партий предпочитали относить себя к беспартийным. Причем это касалось и правых, и левых, которые обычно агитировали в свою пользу так: «Надо выбирать не по партиям, а просто честных, хороших местных людей».
Фактическое крушение «Союза 17 октября» открывало перспективы для перегруппировки всех политических сил страны. В декабре 1913 года А. В. Бобрищев-Пушкин писал А. И. Гучкову о необходимости создания новой партии, в которую могли войти, помимо левых октябристов, прогрессисты и правые кадеты (например, В. А. Маклаков). Это было тем более необходимо, что невооруженным взглядом было заметно постепенное исчезновение октябристской партии как таковой. 15 марта 1914 года один из руководителей московской организации «Союза 17 октября» К. Э. Линдеман констатировал, что местные комитеты октябристов по разным причинам игнорировали циркуляры партийного руководства. На 250 разосланных циркуляров пришли 25 ответов, причем два отдела партии отвечали, что они уже не существуют. Даже в Москве на общее собрание замоскворецкого отдела октябристов вместо 150 приглашенных явились шестеро, в мещанском отделе – вместо 75 человек только трое, в пречистенском – вместо 40 лишь двое.
ВЫБОРЫ
Октябристы не чурались рутины, были готовы к повседневной работе. Это являлось основополагающей характеристикой той части цензовой общественности, которая получила свою долю «управленческого пирога». Сила и слабость октябристов заключались в том, что они не были одиноки. За ними стояли корпоративные, имущественные интересы, от которых они не собирались, да и не могли отказаться. У них был политический вес в родных губерниях. Разумеется, их всячески поддерживали органы местного самоуправления. Это был немалый ресурс, но одновременно – и обязательства, которые ложились на «Союз 17 октября» тяжелым бременем. «Партию интересов» отличала идеологическая рыхлость и излишняя пластичность и вместе с тем готовность к «торговле».
Как писал земский деятель и член фракции октябристов Н. А. Мельников,
сила земщины была в традициях, в привычном служении родной земле, в ощущении ее близости, ее дыхания, в понимании ее пути и нужд, которое вытекало из накопленного жизненного опыта ряда поколений, а не кабинетного разбора чужих образцов.
Их опасно было игнорировать. Это была аристократия, гвардия, земство, в конце концов определенные слои российского чиновничества, которые взяли «свой приз» в годину Первой революции.
Как уже отмечалось выше, региональные комитеты партии заметно отличались друг от друга, что сказывалось на их избирательной стратегии. Кто-то был правее Центрального комитета «Союза 17 октября», кто-то левее. Кто-то больше напоминал черносотенцев, а кто-то – кадетов. В ряде случаев октябристам сложно было нащупать границу, отделявшую их от правых. 9 марта 1906 года состоялось предвыборное заседание харьковского отделения «Союза 17 октября». К этому моменту харьковские октябристы столкнулись с серьезной проблемой. Они пытались составить блок с Торгово-промышленной партией. В этом был залог их успешной борьбы с «Русским собранием» справа и кадетами слева. Было образовано соединенное бюро партии, которое формировало списки выборщиков. В итоге выяснилось, что из 40 кандидатов в выборщики 14 представляли «Русское собрание». Октябристам пришлось отказаться от этого альянса, который обещал многое.
В Херсоне «Союз 17 октября» образовался из Партии правового порядка. В сущности, речь идет о том, что политическая организация просто сменила свое название. В значительной мере ее составляли земцы и государственные служащие. В Москве на выборах в Первую Думу правые и октябристы шли одним блоком. В Риге октябристы блокировались вокруг журнала «Рижский вестник». Это было весьма консервативное издание, близкое по направлению к «Русскому вестнику». Периодический орган боролся за «истинно русские начала», за особое представительстве в Думе от русского населения Риги. При этом сторонникам «Рижского вестника» удалось договориться с немецкой знатью, которая примкнула к октябристам. Как будто бы противоестественный альянс был вполне объясним с учетом реалий Риги того времени. Октябристский блок противостоял кадетскому, который объединял различные национальные группы. Остзейские бароны и русские славянофилы объединились в борьбе с латышскими, еврейскими, польскими, литовскими, эстонскими избирателями.
Впрочем, могли быть и обратные ситуации. Так, например, случилось в Казанской губернии. Партии приходилось считаться с фактом наличия многочисленного мусульманского населения. Трудно было игнорировать его интересы. Октябристы акцентировали внимание своих потенциальных избирателей на необходимости веротерпимости, а также равноправия различных национальных групп.
Партии, которые можно отнести к либеральным, в разных губерниях вели себя по-разному. Так, в Орловской губернии мирнообновленцы предпочитали блокироваться с октябристами. И те и другие рассчитывали на взаимодействие с правыми. В Туле же мирнообновленцы ориентировались на союз с кадетами. Собственно, это и были кадеты, но «стеснявшиеся» своих политических симпатий. В Костромской губернии октябристы переходили в мирнообновленцы и наоборот. В сущности, речь шла об одной политической силе.
Конечно, каждая избирательная кампания имела свои особенности. Баллотируясь в Четвертую Думу, октябристы оказались в крайне неблагоприятных обстоятельствах. Правительство «ставило им палки в колеса», рассчитывая минимизировать число октябристов в Думе. Слишком трудным партнером они оказались. Еще в начале лета 1912 года самарский губернский предводитель дворянства А. Н. Наумов советовал И. С. Клюжеву задуматься о преображении «Союза…»:
Как бы это нам сделать так, чтобы уничтожить совсем название «октябристы» и дать нашей партии какое-либо другое имя, поверьте, это было бы лучше и полезнее для дела.
Практически в любой губернии октябристы балансировали на грани, которая отделяла победу от поражения. У них нигде не было стабильного большинства. Однако они могли рассчитывать на благоприятную для себя комбинацию голосов, которая в каждом конкретном случае определялась частными обстоятельствами. Накануне выборов в Четвертую Думу А. И. Звегинцев так обрисовал ситуацию в родной для себя Воронежской губернии:
Кадетов у нас мало, а октябристов еще меньше. А все остальные настолько крайне левого направления, что мы с Шингаревым кажемся им Пуришкевичами и они нас едва ли будут выбирать.
Каждый кандидат должен был готовить свою избирательную кампанию, не слишком рассчитывая на партию. Один из наиболее известных депутатов Третьей Думы М. Д. Челышев тщательно готовился к своему переизбранию. Он добился расположения М. О. Меньшикова, влиятельнейшего публициста из «Нового времени», который посвятил Челышеву два фельетона, сугубо панегирического характера. Этого было мало. И в «Русском слове» И. Д. Сытина также отметили Челышева:
Эпическая личность М. Д. Челышева не избежала общей части героев в скептическом Петербурге. Подернута для петербуржца дымкой иронии могучая фигура волжского богатыря, сражающего со «злом мира». Ядовитую усмешку вызвала бы на лице петербуржца колоритная картина выезда Челышева по улицам Самары: тройка кольцом вьющихся «зверей, а не лошадей», малый на запятках… в армяке и павлинье перо у кучера. Зевс-громовержец с екатерининских олеографий, а не современный городской голова и депутат парламента! Но для Самары он понятен. Он не смешон. Самара его родила и без него обойтись не может.
Журналист подчеркивал, что городская избирательная кампания 1909 года прошла под лозунгом «партии Челышева»: «Долой воров!»
Случай Челышева весьма показателен. В каждой губернии был свой расклад, в который трудно вмешаться со стороны. Он определялся не партийными симпатиями, а наличием центров силы, которые отнюдь не обязательно должны были быть связаны с политическими объединениями. Такая ситуация была и в Самарской губернии, от которой баллотировался Челышев. Он пользовался большим влиянием среди местных октябристов. Они даже говорили о существовании особой партии «челышевцев». Те боролись со всеми конкурентами, в том числе и с теми октябристами, которые не входили в их круг. В итоге полотно политических симпатий самарского избирателя становилось еще более пестрым. В губернии появилась еще одна партия «реальной законодательной работы», целью которой была совместная работа «рука об руку» с правительством. В сущности, это были те же националисты, однако даже более правые, чем в Думе. Конечно, свою игру вели кадеты и прогрессисты. Положение осложнялось еще и тем, что выборы в Четвертую Думу проходили при полном равнодушии избирателей. Их надо было упрашивать участвовать в голосовании.
Первый акт драмы прошел с явным преимуществом Челышева. На октябристском собрании ему никто не смог организовать сопротивления. Согласно корреспонденту газеты «Волжское слово» (это был кадетский орган), «характерные все здесь лица. Сияют лысины потомственных почетных жрецов Меркурия… Подрядчики, их десятники и подручные, сравнительно крупные самарские бакалейщики и мануфактурщики со своими мелкими и крупными приказчиками. Два-три учителя, до выборов считавшихся прогрессистами… Какие-то отставные чиновники-старички… Два редактора обещавших свою поддержку октябристам, гг. Постников и Богушевский…» Эти двое были подвергнуты обструкции. Им не давали говорить. Присутствующая чинная публика начинала буквально реветь, когда господа издатели пытались хоть что-то сказать. Действие с неизбежностью рождает противодействие. Челышев был беспощаден к конкурентам, а те отвечали ему взаимностью. Октябристы, не пользовавшиеся его доверием, объединились. Это были всего 18 человек, но довольно влиятельных в губернии: в том числе уже упомянутые издатели популярных в Самаре газет («Голос Самары», «Наблюдатель»).