Фракции теперь пришлось определяться уже с кандидатом на пост председателя Думы. Большинство высказывались в пользу М. М. Алексеенко. Однако тот вновь категорически отказался. С неизбежностью возникла кандидатура М. В. Родзянко, вызывавшая серьезные возражения у многих членов «Союза 17 октября». Когда депутаты в итоге проголосовали за него, А. И. Гучков, сидевший рядом с И. С. Клюжевым, заметил последнему: «Ну теперь Дума себя похоронила». А буквально на следующий день после избрания Родзянко левые октябристы начали активно обсуждать возможность выхода из фракции и образования собственной партии.
26 марта 1911 года М. В. Родзянко встретил И. С. Клюжева в коридорах Таврического дворца. Он спросил: «Вы из каких – из протестантов или из наших?» – «Из протестантов», – ответил Клюжев. «Ну полноте, бросьте все это и помогите уладить положение. Никак не следует допускать деление партии в такое время. Ведь это лучший козырь в руках наших политических противников». В тот же день, вечером, собралось частное совещание, на котором присутствовали А. И. Гучков, И. В. Годнев, И. С. Клюжев, П. В. Каменский, В. К. Анреп, Г. Г. Лерхе, Н. Н. Опочинин, Ю. Н. Глебов, А. А. Потоцкий и другие – всего 19 человек. Первым выступал Опочинин, который заявил о необходимости создания новой фракции – свободных октябристов. Жесткую позицию занимал Анреп. Он сообщил присутствовавшим, что если найдет хотя бы 10 октябристов, настроенных приблизительно так же, как он, то немедленно выйдет из фракции:
Я уже изверился в Бюро и не надеюсь на то, чтобы оно пошло по определенной дороге. Нельзя верить тем людям, которые меняют свое решение менее чем через 24 часа, как это было при выборе кандидата на пост председателя Думы. Сначала постановили 11 голосами против 1‐го не выбирать никакого кандидата из своей среды, а потом порешили этот же вопрос 6 против 6-ти – то, что нужно выбрать октябриста.
Анреп упрекнул и Гучкова, который в момент выбора председателя не занял определенную позицию, фактически уклонился от принятия решения. Гучков возмутился: «Разве Вы не знаете, что я все время был против Родзянко, о чем говорил лично ему и всем членам фракции».
Фракционная бесформенность раздражала октябристов.
Пора нам уже перестать хромать на обе ноги… Нужно точно определить, во что мы веруем. Если мы конституционалисты, то должны стоять твердо под знаменем своего «Союза 17 октября», а если кто-либо из нас отступает от его принципов, то он должен выйти совсем из нашей фракции, – убеждал товарищей по партии Н. А. Хомяков 25 апреля 1911 года.
Фракция оказалась полностью дезорганизованной: не было лидера, способного руководить ее работой. Когда 10 мая 1911 года обсуждался вопрос о введении земства в Астраханской губернии, октябристы не знали, как голосовать: за предложение МВД отложить рассмотрение проекта или же за немедленное его обсуждение. Ю. Н. Глебов подошел к М. М. Алексеенко за советом, однако последний сделал вид, что не услышал вопроса. Минуту спустя с аналогичной просьбой обратился к Алексеенко и П. В. Каменский. «Я не знаю, – сердито и отрывисто ответил ему Михаил Мартынович [Алексеенко]. – Поступайте, как хотите». В итоге было принято решение голосовать каждому депутату в соответствии с его собственными убеждениями, что многих ставило в затруднительное положение, а именно тех, кто не был в курсе дела.
Осенью 1911 года единой фракции фактически уже не существовало. 8 ноября один из лидеров правых Г. Г. Замысловский с удовлетворением отмечал, что «октябри правеют». Однако это касалось далеко не всех членов «Союза 17 октября». Левых октябристов правое большинство сторонилось и не приглашало на многие фракционные собрания. Все это рождало пессимистические настроения. «Несмотря на хорошие слова, доверия у многих к премьеру нет. Хотелось бы, чтобы они ошиблись. И лично у меня нет ни веры, ни охоты работать», – писал А. И. Гучков брату 9 ноября 1911 года.
Накануне окончания работы Третьей Думы фракция октябристов оказалась в сложном положении. С одной стороны, она оставалась предельно разнородной. Внутри «Союза 17 октября» согласия не было, после политического кризиса марта 1911 года его стало и того меньше. С другой – вопреки всему выше сказанному, во фракции очень многое значила фигура лидера – А. И. Гучкова. Он, чувствуя, что утрачивает почву под ногами, суетился и совершал ошибки. Гучков был скорее связан с левым крылом партии. Это в полной мере сказалось весной 1911 года, когда он занял весьма радикальную позицию, чем смутил многих октябристов. В январе–феврале 1912 года Гучков сместился резко вправо. Пытался договориться с националистами, теперь удивляя «прогрессивную» часть «Союза…»
Ориентация на союз с националистами – популярная идея в октябристской среде. Ее отстаивал и М. В. Родзянко осенью 1911 года. Новый председатель Думы вызывал симпатии среди думских правых. В ресторане «Кюба» состоялся ужин с участием думских лидеров, в том числе представителей президиума. В. М. Пуришкевич, «правее которого – только стена», поднял свой бокал за М. В. Родзянко
как представителя старинного прежнего дворянства. Когда я вижу его сановную походку на свою высокую кафедру, то невольно вспоминаю древнюю Московскую Русь, когда жило дворянство и около него народ. Когда я вижу идущего князя [В. М.] Волконского, я вижу в нем старого славного кавалериста, готового сложить свою голову за Царя и Родину. Когда я вижу сидящего по левую сторону М. В. Родзянко М. Я. Капустина, я вижу в нем прежнего старого профессора, профессора-идеалиста времен [Т. Н.] Грановского. Вот почему я так часто не соглашаюсь со взглядами Михаила Яковлевича. Он смотрит на современную молодежь глазами профессора-идеалиста, а современная молодежь далека от идеальной. Поднимаю бокал за славную Древнюю Русь и всех троих нашего президиума.
К середине мая 1912 года Думу захлестнула новая волна кризиса. Как раз в то самое время И. С. Клюжев рассчитывал провести финансирование церковных школ через бюджетную комиссию. В сложившихся обстоятельствах это было не так просто. Клюжев отправился на заседание комиссии. По пути встретился депутат Г. И. Свенцицкий. «Что вы там забыли?» – многозначительно спросил тот у Клюжева, который даже не стал отвечать. Вошел в комнату. Председательствовал Н. Т. Иванов, а не Алексеенко, который сидел в сторонке. Вокруг стола – одни правые. Клюжев подсел с краю. Взял повестку. Вдруг к нему подошел депутат Н. С. Розанов, наклонился к уху и прошептал: «Вы заинтересованы нынешним заседанием?» – «Ничуть», – ответил Клюжев. Он даже не знал, чему оно посвящено. «Ну так уходите. Видите, здесь одни правые. Они уговорились, чтобы провести все те кредиты Военного министерства, против которых восставал Гучков. Наши все ушли, но как вы уйдете, я заявлю, что нет кворума и сорву их партию». Клюжев не стал возражать. Поднялся. Еще раз взглянул на собрание. Его поразило, что докладчик И. И. Дмитрюков был пьян и с большим трудом произносил слова.
В Четвертой Думе октябристы фактически остались без лидера: А. И. Гучков не прошел в Думу, М. В. Родзянко предпочел остаться ее председателем, а популярный во фракции М. М. Алексеенко не отличался крепким здоровьем, да и не хотел отвлекаться от работы в бюджетной комиссии. Противоречия во фракции проявились в первые дни работы Четвертой Думы. Октябристы оказались на распутье: одни настаивали на необходимости блокироваться с кадетами, другие – с националистами. Достигнутый компромисс с националистами вызвал резкое неприятие у многих членов «Союза 17 октября» (например, И. В. Годнева, И. С. Клюжева, Н. Н. Опочинина, Н. А. Хомякова), которые отказались баллотироваться вместе с фракцией за кандидатов вроде бы формировавшегося правоцентристского большинства. Этими разногласиями пытались воспользоваться прогрессисты, старавшиеся «переманить» к себе левых октябристов.
По словам октябриста Г. В. Скоропадского, во фракции началась «страшная грызня». С ноября 1912 года Н. А. Хомяков проводил совещания, на которые приглашались левые октябристы и прогрессисты. Там обсуждалась возможность формирования левоцентристского большинства. В декабре 1912 года Хомяков объяснял журналистам:
Уже три года, как я твердил одно – надо уходить. Разве могут сговориться люди с различной психологией, с различными взглядами на вещи. Во фракции создалось положение, что там занимались не политикой, а взаимонадувательством. Правые стремились проводить свою линию в отсутствие левых. Вместо того, чтобы заниматься примирением непримиримого, гораздо лучше работать.
19 февраля 1913 года октябрист князь С. С. Волконский писал сыну, что от фракции хотят отколоться 20-25 представителей ее левого крыла. «Но по значению это все генералы партии, а солдаты останутся с правыми октябристами».
В преддверии предстоявшей в ноябре 1913 года партийной конференции о расколе говорили все чаще. Еще в сентябре 1913 года И. С. Клюжев заявлял прессе, что «в высшей степени желательно очистить фракцию. Пусть фракция будет меньше, но единодушнее». 16 октября 1913 года правый октябрист Н. П. Шубинский заявлял, что он вовсе и не считает себя октябристом, так как лишь примыкает к «Союзу 17 октября», сохраняя за собой полную свободу голосования. Во фракции настроения постепенно радикализировались. 17 октября состоялось конспиративное собрание депутатов-октябристов, где присутствовавшие отказывались слушать представителей правого крыла партии. Несколько дней спустя правые октябристы провели консультации с Партией центра, в ходе которых они пришли к мнению о необходимости вернуться к тактике «бережения Думы» от радикализма А. И. Гучкова и его сторонников. 24 октября Н. И. Антонов, окончательно утратив всякую возможность контролировать ситуацию, сложил с себя обязанности председателя фракции.
Резолюции ноябрьской конференции партии должны были обозначить крутой поворот фракции влево. Однако для большинства депутатов-октябристов это было неприемлемо. Они категорически отказались подчиняться решению партийных структур. Конфликт между партийными лидерами и большинством фракции принял открытую форму. В декабре 1913 года Н. П. Шубинский писал, что понимал «роль депутата как выразителя собственных мыслей, взглядов и убеждений, а вовсе не как проводника чужой воли, чужих желаний и директив».