— А что тогда причём? Я вообще не понимаю. Если приказ не нарушен, о чём ты переживаешь?
— Правда? Всё с тобой понятно. Конечно! А может, ты думал, что я с тобой переспала тоже по приказу?
Что?!! У меня аж в голове загудело.
— Думал, что я такая вот блядь в погонах, да? Давалка на зарплате, да? Мне приказали переспать, и я перед тобой ноги вот эти раздвинула? Так, да? Какой же ты всё-таки…
Она вдруг прижала обе руки к лицу и заплакала. Тихо, беззвучно, но плечи её задёргались.
— Зоя… — как можно более мягко сказал я и попробовал приобнять, но она отскочила от меня, как от огня.
— Как у тебя всё просто, да? Захотел, залез девушке под юбку, раз-два и готово, а завтра к другой, а послезавтра к третьей. Я ведь так и знала, так и знала, что у тебя вообще ничего доброго в сердце нет!
Тон её с обвинительного сбился на жалкий девчачий и она просто причитала.
— Зой, ну погоди… Ну, не плачь. У меня никогда таких гадких мыслей о тебе не было. Я к тебе очень хорошо…
— А у тебя вообще мыслей обо мне нет. Подумаешь, дура какая-то не спит всю ночь, прислушивается, не пришёл ли Гриша. А может, его мусора опять схватили или застрелил кто, или зарезал? Нет, тебе же пофигу. Всё пофигу и все пофигу. Залез на бабу, подрыгался, спустил и всё. День прожит не зря, так да? Как животное какое-то! Даже звери и те… вон львы, например…
Я стоял и просто хлопал глазами, как дурак.
— Зой, ты что влюбилась? — изумлённо спросил я.
— Дошло! — сердито воскликнула она. — Нет, что ты, я же по всей общаге хожу и даю всем подряд с утра до вечера. Просто так, от нечего делать! Ещё и по приказу.
— Ты когда успела-то? — покачал я головой. — Иди сюда.
— И не подумаю! — с совершенно детской обидой и отчаянием бросила она.
Я сам подошёл и притянул к себе. Она завозилась, пытаясь вырваться, как дикий дворовый котёнок. Но с котёнком-то я справлюсь.
— Ну… всё-всё, не плачь, не расстраивайся, не надо. Я здоров, ничего не случилось. Попал на тусовку киношную, вот и пробалдел всю ночь. Ну, всё, Зой, не плачь, пожалуйста. Ты очень хорошая, нежная, красивая…
Она начала успокаиваться, но ещё пыхтела, уткнувшись мне в плечо.
— Ты добрая, ласковая, самбо опять же знаешь…
— Дурак… — тюкнула она меня кулачком и всхлипнула.
— Ну всё, давай мириться. Где там твой мизинчик? Мирись-мирись и больше не дерись.
— Я тебе что, вообще не нравлюсь? — прошептала она.
Ну эпическая сила! Ну ёлки-палки!
— Ты что такое говоришь! — покачал я головой. — Как ты кому-то можешь не нравиться? Ты… ты… ты такая прекрасная, что…
Я не договорил. В этот миг дверь резко распахнулась, и на пороге появилась… Эля. Твою мать! Да вы что, сговорились все? Тоже влюбилась? Глаза у неё были по полтиннику, волосы растрёпаны, в руках она сжимала сумочку.
— Григорий! — полным трагизма голосом произнесла она. — Случилось что-то ужасное!
— Что такое, Элеонора?
— Не замечая Зою и того факта, что я, как бы был немного занят, она вбежала в комнату и низким, немного хриплым голосом заявила:
— Нам надо срочно поговорить! Немедленно!
8. Скажи еще спасибо, что живой
Выглядела Эля будто в неё молния шарахнула, а если это помножить на восточно-медовую внешность Шамаханской царицы, впечатление она производила «конец всему».
— Зоя, — твёрдо произнёс я, отстраняя влюблённую надсмотрщицу, — выйди, пожалуйста, в коридор. Мне нужно поговорить с Элеонорой…
У Зои от такой бесцеремонности и совершенной наглости дар речи пропал, и я, воспользовавшись этим, взял её под руку и вывел за дверь. Закрыл и повернул ключ, торчавший в замке.
— Что случилось, Эля? — спросил я.
— Меня, — с ужасом начала она, но резко замолчала, покрутила головой, подошла ко мне вплотную и прошептала на ухо. — Меня завербовали…
Я отстранился и внимательно посмотрел на неё. Она была в ужасе.
— У них… — громким шёпотом продолжила она, — у них есть мои фотографии… И твои… Наши…
— Покажи.
— Они мне их не отдали…
— Жалко, неплохая память была бы. Не паникуй, Эля, всё будет нормально, поняла?
— Они сказали, что передадут эти снимки в… КГБ…
Интересно-интересно…
— А о другом твоём месте работы они не знают? — удивлённо поднял я брови.
— Они упоминали только КГБ, — помотала она головой, и я заметил, как её глаза стали влажными.
Выглядела она натурально, и я очень надеялся, что это с её стороны не игра. Потому что если она сейчас не врала, то мозаика складывалась, и с неё, с Эли, снимались подозрения, о которых я докладывал начальству.
— Послушай, ну и что? — пожал я плечами. — Подумаешь, интимные снимки. Что в этом такого? Каждый имеет право на частную жизнь. Это даёт повод всего лишь обвинить тебя в аморальном поведении и то ещё постараться надо. Ну и плевать. Кто это увидит кроме комитета? Коллеги по работе?
— Меня же сразу уволят, — сокрушённо покачала она головой. — И ещё под суд отдадут.
— Какой суд, я уже совершеннолетний, — усмехнулся я. — Не переживай.
— За измену Родине… — всхлипнула она.
Просто вечер слёз.
— Ты со мной точно не Родине изменяла. В общем так… Слушай внимательно. Никакой паники. Ничего не случилось, поняла? Мы люди взрослые, что хотим, то и делаем, так? Поэтому никто твои фоточки никуда не пошлёт. Это было бы просто нелепо, поскольку не принесло бы никаких результатов. Это первое. А вот теперь, второе. Что они от тебя хотели? И кто такие эти «они»?
— Так там не только с тобой фотокарточки…
Она зажмурилась и прикусила губу.
— Вот это поворот… А с кем ещё?
— С иностранцем!
Эля театрально схватилась руками за голову.
— Меня теперь точно посадят!
— А ты знала, что он иностранец?
— Да какая разница!!! Мне конец!
— Погоди, возьми себя в руки. Чего они хотели?
— Не сказали ещё… Сотрудничать…
— Ну, судя по тому, что ты сейчас здесь, и делишься своей бедой со мной, сотрудничать с врагами ты не планируешь, так?
— Я не знаю! Я не знаю, Гриша, что мне делать!
Она опустилась на стул и уранила голову на руки.
— Иди ко Львову, — предложил я. — И всё расскажи. Он сажать тебя не станет. Наоборот, поможет выпутаться без потерь.
— Да с чего ты взял? — вскинула она голову.
— Кажется, — пожал я плечами. — Кто с тобой говорил?
— Мордатый такой, рыжий. Глаза наглые. Не смотри, говорит, не загипнотизируешь.
— Иностранец? — на всякий случай спросил я.
— Наш, рязанская морда.
— Зуб золотой есть? — спросил я и вспомнил, что фикса была у Васи только в первый день нашего знакомства. Видать для образа её сделал…
— Нет.
— А зовут как?
— Олег, что ли… Я даже забыла, как он назвался.
Что там за Олег неизвестно, но это вполне мог быть и Васёк.
— Послушай, Эля. Если пойдёшь в КГБ, там тебя, скорее всего сломают. А если ко Львову — помогут.
Она задумалась. В дверь настойчиво постучали.
— Другого варианта нет и не предвидится, — кивнул я и подошёл к двери.
За ней стояла злая Зоя.
— От печали до гнева один шаг, — покачал я головой и пропустил её внутрь. — Заходи.
— Что с ней? — кивнула Зоя на раздавленную обстоятельствами Элю. — Беременна?
Элеонора вздохнула и поднялась со стула.
— Видимо, — кивнула она, — ничего другого не остаётся. Сделаю, как ты сказал… Извините за беспокойство.
Это она добавила для Зои.
— Никакого беспокойства, — ответил я. — Ты правильно сделала, что пришла. Так что не прекращай правильные дела и поступи так, как я посоветовал. Он тебе точно подскажет. И… знаешь что? Поезжай к нему прямо сейчас, он ещё стопроцентно на работе. Поезжай и всё расскажи. Только без ложной скромности и жеманства. Лучше прямо, как есть.
Элеонора кивнула и вышла.
— Скажи, ты это нарочно делаешь? — гневно спросила меня Зоя.
— Нет, — ответил я, глянув на часы.
— А мне кажется, нарочно! Кто это такая? Только не вздумай пудрить мне мозги!
— Старая знакомая, — пожал я плечами.
— То, что старая, видно невооружённым глазом. У тебя с ней роман?
— Повесть, почему сразу роман? — усмехнулся я.
— А вот я отражу её в отчёте, и что ты скажешь Сёмушкину? Чего она от тебя хотела, я тебя спрашиваю!
— Зоя, она хотела совета в трудной жизненной ситуации, но ни к тебе, ни к Сёмушкину это отношения не имеет. Что касается отчётов, можешь отражать в них всё, что заблагорассудится.
— А для тебя, значит, вообще разницы нет, что я, что Сёмушкин, да? Всё одно и то же? Спасибо за такое отношение.
— Зой, ты чего психуешь-то?
Она досадливо топнула ногой и отвернулась.
— Ты вообще меня не понимаешь, — сердито бросила она. — Вот ни капельки!
В дверь снова постучали.
— Ещё какая-нибудь старуха с жизненной ситуацией?
— Стрелец! — раздалось из-за двери. — Я не понял, ты здесь?
На этот раз голос был мужским. Зоя открыла с ледяным лицом и пропустила в комнату Юрку и Славку.
— Что за делегация? — нахмурилась она.
— Понятно всё с тобой, — насмешливо воскликнул Юрка. — Обещал зайти через час, из постели, можно сказать, вытащил, я бегал звонил, договаривался, а ты уже всё позабыл. Ветреник. Нет, оно, конечно, понятно, от такой красоты не то что память, зрение можно потерять, но мне знать надо, у нас мероприятие в силе или?..
— Всё в силе, конечно, — удивился я. — С чего бы нам менять план?
— Так Славик говорит, ты вроде сейчас в МГУ должен ехать.
— Я договорился с профессором, — вступил Славка, — что он на тебя посмотрит. — Сам ведь просил. А теперь в кусты что ли?
— Так, парни, стоп, — чуть поднял я руку. — Никаких кустов, никаких «передумал». Я готов, рубашку только по-быстрому переодену и всё. Едем в МГУ, а всё остальное позже вечером.
— Куда ты опять вечером намылился? — прищурилась Зоя.
— О, тут пахнет ежовыми рукавицами, — засмеялся Юрка. — Ничего не поделать, за прикосновения к женской красоте приходится платить высокую цену. В андеграунд, детка. Мы уходим в тайный мир искренних чувств, творческой свободы и голых культурных эманаций. Голых, в смысле лишённых шелухи официальной пропаганды. Ты что, хочешь с нами? Учти, это опасное предприятие.