— Юрий будет нашим сегодняшним проводником в мир неявных московских развлечений, скрытых от газетных репортёров, от глаз властей и, более того, большей части населения.
— Как интересно, — закивал Хакан. — Я думал, мы получим сегодня что-то из области массовой культуры, а кажется, речь идёт о чем-то элитарном.
— Скорее, встретимся мы с проявлением действительно массовой культуры, — с улыбкой разъянил Юрка. — Но эта встреча будет уникальной. И сама её форма может быть названа элитарной. Так что, вам предстоит что-то интересное. А вы, значит, из Турции?
— Да, я турок, но наполовину я русский, поэтому умею говорить. С детства два языка. Мама со мной говорила по-русски.
— Вы турецкий коммунист? — спросила Зоя.
— Нет, — засмеялся он. — Беспартийный. Но я не капиталист, а наёмный работник. Я историк.
— Понятно…
— Ну что же, тогда… поехали?
— Как вы думаете, — обратился к нам Хакан, — что, если мы сейчас заедем куда-то на дружеский ужин? Я вас приглашаю. Это хорошая идея?
— Э-э-э-э, — замялся Юрик. — Пока мы будем ужинать в каком-нибудь доме литератора или ещё где-нибудь, куда, вообще-то хрен попадёшь, прОйдёт много времени, и мы пропустим самое интересное. Поэтому я знаю отличную блинную. Ты ел блины, Хакан?
— Ну, да, когда-то пробовал…
— Значит сейчас закрепим впечатления.
Такси удалось поймать довольно быстро. На переднее сиденье посадили Юрку. А мы, забрались на задний диван. Посередине посадили Зою, за Юриком уселся я, а за водителем — Хакан.
На Зое было эффектное бордовое платье, чуть ниже колен, с плиссированной юбкой и широким отложным воротником. Трикотажное, отлично облегающее фигуру и подчёркивающее её стройность и красоту. Плащ был расстегнут, платье задралось, и она сидела между нами, выставив по девичьи острые, но очень красивые коленки.
Взгляд Хакана, когда он переводил его от одного окна к другому, цеплялся за них и на какое-то время задерживался. Любопытно, иностранец, которого упомянула Элеонора — это Хакан или кто-то другой? Нимфоманка, блин.
Приехав на Таганку, мы вышли в Воронцовском переулке у жёлтого одноэтажного флигеля с вывеской «Блины». Надо же… Я здесь бывал и в наше время, то есть в будущем. Лет десять назад с парнями заходили, когда встречались с однокурсниками. И Юрка, кстати, тоже был. На сердце стало тепло.
— Юр, — кивнул я, — молодец, что сюда привёл.
— Ну, мы ребята небогатые, по ресторанам не ходим, — усмехнулся он.
Внутри стояли высокие столики. Народу было мало, пахло блинами.
— Закрываемся! — крикнула из-за прилавка тётка в белом чепце и переднике.
— Мы быстро, Марин, — кивнул Юрок. — Давайте, ребят, кому что говорите.
— Какая тебе Марина! — огрызнулась буфетчица, но заказ приняла.
Мы взяли сероватые тарелки с блинчиками со сметаной. Все взяли одинаково. В гранёных стаканах темнел густой, настоявшийся к вечеру компот.
— Быстрее съедаем, — заявила Марина, и мы со смехом напали на нехитрую еду.
— Вкусно, — кивал Хакан, орудуя алюминиевой вилкой с гнутыми зубьями и пытаясь выглядеть воодушевлённым
Вероятно, ему это место показалось странным. Тёмные стены, стилизованные под облицовку камнем, грубая посуда, грубая сотрудница, маленький выбор еды… Я усмехнулся и подмигнул, мол, это тебе не кебаб в лаваш закатывать.
— По легенде сюда Высоцкий заходит, — проговорил я, жуя блины. — Тут театр рядом.
— Сегодня не придёт, — засмеялся Юрик. — Уже закрываются.
Быстро расправившись с блинами, мы вышли на улицу. Я внимательно осмотрелся. Молодчика из метро нигде не было. Я, конечно, не был спецом по наружке, но ничего подозрительного действительно не было.
— Погнали, — кивнул Юрка, и показал на переулок. — Тут рядом, пять минут ходу.
Было уже темно, и осенняя туманная прохлада опустилась на город, делая звуки чуть более протяжными, следы автомобильных фонарей — чуть более длинными и размытыми, а настроение — чуть более бесшабашным. Мы прошли в арку, шурша опавшей листвой по дорожке в небольшом дворике и подошли к нужному подъезду.
Юрка толкнул дверь и прошёл вперёд. В подъезде было холодно и сыро, пахло плесенью. Мы поднялись на третий этаж, и Юрка нажал кнопку звонка на широкой, обитой дерматином двери. Тут же выглянул крепкий парень и внимательно посмотрел на нас.
— Вы к кому? — хмуро и неприветливо спросил он.
— К Анкудинову.
— Нет таких, — бросил парень и начал закрывать дверь.
Но Юрка успел схватиться за ручку и потянуть на себя.
— Мы от Аркаши Гуревича, — сообщил он, — договаривались на четверых человек.
Стражник кивнул и открыл дверь. Мы зашли в большую прихожую с высоким потолком. Здесь на вешалке висела гора одежды. Сняли куртки и пристроили их на комоде. Из комнаты из-за закрытой двери доносились звуки гитары и хриплый голос.
— Серьёзно, Юрик⁈ — ошарашенно спросил я и кивнул в сторону комнаты.
— Ага, — довольно усмехнулся он. — Фирма веников не вяжет.
— … друг оставь покурить, а в ответ тишина. Он вчера не вернулся из боя…
— Высоцкий! — прошептала Зоя и сжала мою руку. — Сам⁈
— Хакан, ты знаешь, кто это? — спросил у турка Юрик и положил руку ему на плечо.
— Конечно, — ответил тот. — Я слышал его песни. Много хороших песен. Он артист…
— Ну, пойдёмте, — нетерпеливо кивнул Юрок, и мы зашли в комнату.
Народу было много, под высоким потолком светила хрустальная люстра, посреди комнаты стоял большой стол с угощениями, салатами, бутербродами, бутылками и бокалами.
Вокруг него сидели люди, но ещё больше людей сидело на диванах и креслах, кто-то стоял рядом со столом, кто-то — вдоль стеночек, и все взгляды были обращены на человека с гитарой, сидевшего во главе стола.
Та-да-да, звякнули струны, и песня закончилась. Народ с жаром стал аплодировать.
— О, студент пришёл, — кивнул в нашу сторону Владимир Семёнович и подмигнул Юрке. —следующую песню я покажу вам по секрету. Я буду впервые исполнять её завтра. У Любимова завтра юбилей, шестьдесят лет. Вот… Написал я стихи специально для него, так что вы первые люди, кто услышит.
Он отпил из стакана минералку и тронул струны. У меня мурашки пробежали по коже когда, услышал такой знакомый и такой узнаваемый звук.
Ах как тебе родиться пофартило
Почти одновременно со страной
Ты прожил с нею всё, что с нею было
Скажи ещё спасибо, что живой
В шестнадцать лет читал ты речь Олеши
Ты в двадать встретил год тридцать седьмой
Теперь иных уж нет, а те далече
Скажи ещё спасибо, что живой
Казалось, что не исполнялась песня, а совершался акт неизвестного волшебства. Сколько раз за свою жизнь я слышал этот голос, слышал эту гитару на катушках, кассетах, пластинках и на видео в ютубчике, но сейчас это было впервые вот так, когда я видел его прямо перед собой. И это было настоящее чудо. Каждый звук его голоса проникал глубоко и попадал в самое сердце.
Пей, атаман, здоровье позволяет
Пей, куренной, когда-то кошевой
Таганское казачество желает
Добра тебе, спасибо, что живой…
Закончив песню, Высоцкий начал новую. Почти все их я знал наизусть, а сегодня слушал как в первый раз. От его голоса даже волоски на руках становились дыбом.
Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее…
Он был в настроении, шутил, рассказывал случаи, произошедшие на театральных гастролях, съёмках фильмов, рассказывал про Париж, про Шемякина, про Алёшу Дмитриевича. Время пролетело со скоростью звука. Отыграв, Высоцкий со своими ближайшими друзьями ушёл часа через два, а мы какое-то время ещё оставались там, выпивали, смеялись и танцевали под Аббу.
Зоя, вне всякого сомнения, пользовалась успехом. Она уже давно перестала дуться, хорошенько бахнула винишка и уже откровенно наслаждалась своим успехом. Ее приглашали какие-то ботаники, интеллектуалы и спортивного вида мачо. Два раза с ней станцевал Хакан, один — Юрик, и один разик потанцевать с ней пришлось мне.
Всё время я посматривал по сторонам, ожидая, что вот-вот появится тот чувак из метро. Но всё было чисто. Разум бастовал и отказывался верить в случайность, но никакого подтверждения слежки не находил.
— Григорий, — подошёл ко мне Хакан. — Большое спасибо. Я очень благодарен, за этот замечательный вечер, за впечатления, за знакомство с этим свободолюбивым человеком. Меня такие люди всегда восхищали.
— Творческие? — уточнил я.
— Те, кто бросает вызов системе.
— А он разве бросает? — поднял я брови.
— Безусловно. Мне кажется, Высоцкий хочет, чтобы Россия стала свободной и открытой. Разве его песни не об этом?
Серьёзно? Вот так пытаться развести меня на мякине? Наверное, я не смог скрыть удивления, потому что дальше он эту тему качать не стал.
Когда мы вышли на улицу, над городом царила ночь, тихая, по-советски невинная и целомудренная.
— И как мы поедем? — нетрезво спросил Юрик. — Метро закрыто, в такси не содют…
— Надо ловить попутку, — твёрдо заявила Зоя, хотя она тоже покачивалась от выпитого.
Она подошла к краю тротуара и подняла руку перед светлыми жигулями. И машина сразу остановилась. За рулём сидел пожилой дедок и не походил ни на кагэбэшника, ни на цээрушника.
— Ого! — воскликнул Юрка и захлопал в ладоши. — Ну все, Хакан, давай. Понравилось тебе? Ожила русская половина твоей души?
— Несомненно, — разулыбался тот. — Это было прекрасно. Давайте договоримся, когда мы снова с вами встретимся. Вы все очень хорошие ребята. Мне уже скоро уезжать, поэтому завтра я приглашаю вас на ужин. Вернее, уже сегодня.
— Приглашаешь на ужин?
— Да, скажите куда.
— Говорят, в Праге, хорошо.
— Ну что же, значит, пойдём на ужин в Прагу, — развёл руками Хакан и полез обниматься. — Большое спасибо, друзья. Юра, я тебе очень благодарен. И тебе, Григорий, я безгранично благодарен за то, что позволил присоединиться к вам сегодня и… И тебе, Зоя, большое спасибо. За то что ты такая красивая.